Касьянов день или день рождения мамы

Сергей Левашов, импозантный мужчина сорока с небольшим лет, сидел за рулём своего внедорожника, уверенно преодолевающего километр за километром, и размышлял о жизни… Дорога к дому всегда короче мысли… вот и сейчас, казалось бы он здесь, а на самом деле уже давным-давно там, возле своей матушки, которая родила его в сорок один год, после троих девок, как говорят о дочерях по деревням, и всю бытность его  рядом с нею звала поскрёбышем, что ему ужасно не нравилось тогда, поскольку и на деревне все стали  так звать, навсегда прилепив прозвище. Спроси у кого про Сергея Левашова, не вдруг и сообразят о ком речь, а скажи Серёга-поскрёбыш и любой укажет их дом на пригорочке совсем неподалёку от говорливой речушки Варварки, которую за непредсказуемый норов чаще всего обзывали Варнавкой. А и было за что – никогда не понять, как она себя повести могла, особенно в период таяния снегов по весне, вот в такое, к примеру, время, как теперь - конец февраля в их местности частенько отмечался именно так… И вот тогда – не пройти не проехать, как говорится… Раньше-то, когда колхоз был на плаву, и дорога в их Синельниково ремонтировалась, да и трактор был на подхвате – если что, в беде не бросят… А вот теперь надеяться можно было только на мощь лошадиных сил внедорожника, ну и на милость небес – может, не так уж там всё и безнадёжно…

После смерти отца мать осталась в их ещё крепком пятистенке совсем одна, не поддаваясь ни на какие уговоры о переезде. Ладно, не хочет ехать к девкам – зятья не подарки, но к нему-то, холостяку, проживающему в трёхкомнатной квартире, почему? А потому… В своём-то углу и мыши уважают, а в чужом и мёд горчит…

- В каком чужом? – кричал он чуть ли не с обидой.

- А проживи с моё, и поймёшь…

 Ну, хотя до её восьмидесяти четырёх ему ещё оставалось столько же, но он уже и сейчас  начинал понимать, что она имеет в виду, а потому старался вырываться как мог чаще, чтобы помочь в сезонных работах, да и вообще побыть с нею рядом, вполне отдавая себе отчёт, что всё может резко, но  предсказуемо оборваться, как произошло с отцом…

- Чудно… - вдруг засмеялся он - У меня за жизнь было уже сорок три дня рождения, а у матери всего двадцать один! Получается, что моей ненаглядной Софье Кондратьевне завтра исполнится двадцать один годочек, если считать годы жизни по этим памятным датам! Молодка!

А на дворе уже в полную силу властвовала весна: лес, зимою безжизненно серый и сумрачный, заметно почернел оттаявшими на припёках стволами, вдоль дороги, по обочинам обозначились первые проталинки, открывшие взглядам прошлогоднюю рыжину травы. Да и в воздухе чувствовалось что-то такое, к чему сколь ни подбирай эпитетов, а всё одно выйдет: Весна! Прилетевшие грачи начали деловито ремонтировать порушенные метелями да ветрами гнёзда, о чём-то шумно трещали между собой сороки, и пронзительно звонко свистели синицы…

- Небось уже и подснежники цветут! – продолжал размышлять Сергей – С этой проклятой работой про всё на свете забыл… Уже и не помню, когда просто так бродил по лесу в своё удовольствие, а не по приглашениям на какие-то корпоративы… Эх, бросить бы всё к чёртовой матери, да и остаться совсем в Синельниково! Продать бизнес, квартиру, дачу… Ох, сколько же барахла-то у меня  собралось… А мама новой зорьке рада и для неё нет ничего лучше, чем тот мир, в котором прожила  свой век, где любила, растила нас, всю жизнь проработав на полях родного колхоза, считая самой главной ценностью вообще  – добрые отношения между людьми… Странно… Странно, почему же мы-то побежали по жизни совершенно не в ту сторону? Рванули за блеском и мишурой, словно оторвавшись от корней, превратившись в перекати-поле? Разве нам не говорили, не учили, не объясняли, что такое хорошо и что такое плохо? И говорили, и объясняли, однако и увы…

Дорога на Синельниково на первый взгляд тревоги не вызывала – чуть размокшая грунтовка не предвещала сложностей преодоления. Варнавка смирно находилась пока ещё в своих берегах, но лёд уже начал вскрываться, не предвещая ничего хорошего для безмятежных автолюбителей…

- Да, хотелось на недельку задержаться, но, видно, на этот раз не судьба… -  вслух произнёс Сергей – Через пару деньков возвращение в город может оказаться проблемой… а потому, как не жаль, а лишь одну ноченьку да завтрашний денёк до сумерек… Но ладно, вот пойду в отпуск и уж тогда…

Мать, словно её кто предупредил, встречала у калитки:

- Э, поскрёбыш! Зачем ехал-то в такую непогодь? Застрять тут хочешь, да?

- А ты, что, будешь против? – усмехнулся сын, целуя её в морщинистую щёку – А, может быть, я решил тут навсегда остаться?

- Ишь чего удумал? Только этого мне не хватало! Беспокойся об тебе… - ворчала она, не отпуская его руку - Ты лучше мне вот что скажи: ты почему не женишься-то?

- Ой, мать, ну что я тебе плохого сделал? Из девок-то приехал кто, ай нет?

- Тута, кобылы… Дрыхнут, не добудишься воды из колодезя достать…

- Одни, или с мужьями?

- Одни, слава Богу! Праздник какой-то завтра намерились устраивать… Сергунь, а какой праздник-то? Чему радоваться-то? Что стала навроде яблока печёного, да? Живу и живу… А вы… Вам, что, только повод нужен чтобы мать-то проведать, да? А так просто не судьба приехать, да? Совсем позабыли старуху-то…

- Ну, тоже мне сказала – старуху… Я вот ехал к тебе и рассуждал…

- Ай, есть чем? – лукаво взглянув, подпустила она «шпильку».

- Представь себе! – усмехнулся сын, выгружая многочисленные пакеты с продуктами из багажника – И вот я подсчитал, что тебе завтра исполнится всего двадцать один год!

- Чего? – аж привстала та с лавочки, на которую перед этим присела – Сколько? Рехнулся ты, что ли?

- А вот и нет! У нас как годы-то подсчитывают? По дням рождения, так же? А у тебя оно случается раз в четыре года, а потому посчитай сама, который раз будешь завтра принимать поздравление? И за что тебя этот самый Касьян так любил, что решил продлить молодость, исключив из жизни старость?

- Балабол… - быстро смахнула та слезу – Чё только в твою бестолковую голову не лезет… Видать, все мозги умные девкам достались, а тебе одна только  бестолочь…  - и махнув на него рукой, заторопилась уйти в дом…

- Мам! – окликнул он её на пороге – Я люблю тебя!

Замерев на месте, пожилая женщина резко выпрямила спину, и не обернувшись, вошла в сени…