Публикация в журнале зарубежные задворки za-za

Вот моя публикация за 2014 год в журнале ЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАДВОРКИ (ZA*ZA)  (Германия)
https://za-za.net/wp-content/uploads/2017/06/za-za-8.pdf

"Изумительный глаз, верное сердце, повергающее в восторженную немоту пристальное внимание, выражаемое через точнейшее слово, ко всяким-разным милым, чУдным и чуднЫм мелочам.
Из этих мелочей слагается такое Целое, что впору говорить о Вселенной, изображаемой цельным и настоящим художником.
Да ведь Вселенная и художник — не только синонимы, но и священник и исповедник; и неизвестно, кто кому исповедуется, и непонятно, кто ближе к извечному сакралу жизни-смерти. Через такие стихи воскресают; такими стихами благословляют. На такие стихи любуются, как на букет сухих пряных бессмертников лютой зимой. "
Елена Крюкова

МАРТ

Я читаю по следам
Марта ветреную сагу, -
не вощёную бумагу, -
по обугленным снегам
я вкушаю песню-влагу
...иль слагаю по слогам?
Здесь дышал и целовал
лапки елей в ноготочки.
Солнца глянцевый овал
здесь он трафил многоточьем.
Здесь он замер. Ловит слух
всхлипы, шорохи и скрипы.
Здесь зажёгся и потух,
выстлал насты-манускрипты.
Письма инков, опыт ваш -
узелки, клубки, заделы -
перевёл игриво, смело
между делом, — баш на баш,
камышом на карандаш.
Лёг на кочки и ...шабаш!

НЕ БУДЕМ ДУМАТЬ О ПЛОХОМ

Пока река не подо льдом,
и осень праздничная длится,
к воде тихонько подойдём...
Глянь, на топляк присела птица!
Мы здесь дожили до седин,
а как нам быть? Что дальше делать?
...Давай на камне посидим, —
ты на большом, а я на белом.
Смотри, туманный берег тот
стал ярче, ближе и доступней.
Да, время... жизнь своё берёт, —
сегодня гладит, завтра стукнет.
Не будем думать о плохом,
и говорить о нём не будем.
Сидим на валунах верхом,
а осень в речке воду студит.

ЗЫБКОЕ

куда ни ткнусь ни лодки ни весла
одно крыло от велика «Десна»
да дом забитый с мёртвым коромыслом
колодец с колесом... Сансары? нет... не зна...
и нету смысла
взгляд отводить с обугленной стены
на пыльный самовар без крана но с трубою
когда и кем из-за какой вины...
и было ли
с тобою?
две мухи звонко просятся на свет
в слепом оконце завиток от хмеля
разрухи сон... на печке ты Емеля
но щуки под рукой в помине нет
и ты шагаешь по хребту забора
поваленного ветром и дождём
сквозь зверобой аж до грибного дора
тут скот пасли осинник увлажнён
отсюда прелый дух и тропка в гору
скорбя ведут на пятницкий погост
где ель застыла вместо колокольни
где от могил заметны только колья
да в человечий окаянный рост
трава такая что в своих объятьях
готова удержать и уронить
но нить от солнца золотая нить
на чистом платье

ЖАСМИН

Полюбила б я тихий жасмин,
Плач колодца под песню калитки,
Чай с лимоном, уютный камин
В украшенье ракушки-улитки.
Полюбила б я кроткий жасмин,
И ночник, и мерцанье лампадки,
И в подвале брожение вин,
Ореол абажурный, и грядки.
Полюбила б я нежный жасмин,
Целовала бы цвет недотроги.
Ворковала бы, тешилась с ним,
...Да репейник стоит у дороги...
 
ПРИПОМНИЛАСЬ ЗИМА 2006 ГОДА

О чём ты думаешь с утра,
готовый к осени кромешной?
О том ли как декабрь промешкал
с зимой, что нынче не шустра?
Земная, тоже не безгрешна
и тоже хнычет от утрат...
А помнишь первый снег слетел,
как сала шмат на сковородку?!
Да, мало... и, скорей, на откуп,
чем в завершенье бренных дел.
И было влажно подбородку,
и было всё, как ты хотел...
Нашлась газета под селёдку,
тост величавый, словно снег.
Дышалось спиртом, — пили водку
до дна, и чтобы без помех
успех явился к нам простецкий
с деньгами и с грядущим днём.
Смеялся в телике Жванецкий.
Мы хлопотали над огнём.
Печь с дымом долго разгоралась,
(примета верная — к гостям)
я неумело матюгалась.
Дрова (судили по гвоздям)
от сруба старого не грели, —
зато горели, так горели!
Ладонь болела от ножа.
Щепать лучину не спеша
меня учила в детстве мама.
Тогда — наивна и упряма,
теперь — прилежна и мудра, —
я всё же отворила раму,
и снег к нам падал до утра...

ПРОДАМ РОДИТЕЛЬСКИЙ ОЧАГ

Продам родительский очаг,
нехитрый скарб раздам по вещи.
Лекарство выпив натощак,
сорвусь туда, где море плещет.
Там в ноябре под двадцать пять,
там люди в ярком кормят чаек.
Там страсть не держат на цепях
и виноградным привечают.
А здесь печурка внедогляд,
роняя головню на щепки,
нет-нет да треснет, коль палят
одну берёзу в холод крепкий.
И ты сидишь себе, следишь, —
сомлев лицом, — за огоньками,
колени обхватив руками...
...И никуда не убежишь, —
не пустит под порогом камень.
Его мой дед ещё, кажись...
...Какая ни на есть, а жизнь, —
...дарованная стариками...

РАСПОСЛЕДНИЙ РАЙ

а я люблю тебя как прежде так и знай
жду не дождусь когда ты станешь старым
беззубо шамкать под бессонный лай
седой собаки жмущейся к гитаре
шести семи не помню сколько струн
коклюшный воздух в форточку сочится
а про любовь он врун конечно врун
послушай прозу голая ключица
гуляет тюль меж белых хризантем
бел абажур на кухне света мало
ты говоришь что не было
затем
меня в твоей судьбе совсем не стало
я на пятнадцать лет короче и сейчас
о как же я подвержена простуде
прочь одеяло жаркое с плеча
зачем пишу
чтоб знал ты неподсуден
ведь я возьму тебя к себе ты так и знай
когда под полосатым серым пледом
в качалке-кресле (распоследний рай)
ты ни одной не станешь стерве предан


СЫНУ

Другой... но тем же псом-поводырём
Снег вышел к нам из божьего закута.
Такой хороший (!) — хочешь заберём(?)
его на двор, весна придёт покуда....
Сведём знакомство со снеговиком, —
пускай по-свойски с непоседой-сойкой
следит за нами с высоты веков
чудак бокастый весело и стойко.
А если кто холодный и чужой
придёт нарушить верную обитель, —
он вьюгою отвадит, как вожжой,
а нас ничуть при этом не обидит.
Он будет вольно жить, — без поводка,
и без ошейника гулять в округе...
Он чутким нюхом будет знать — когда
мы ошибёмся как-нибудь друг в друге...

НОЧНЫЕ КОНИ

Каурый ждёт.
Седлает ночь коня гнедого.
Темна одеждой, но не вдова
наездница и кнут не жжёт.
Коня любимца бережёт —
коня любимца вороного.
Седлает ночь коня гнедого, —
его черёд.
Тверда рукой, — подпруги, удила, —
знакома амазонке крепь седла.
Легка рукой, — от гривы до копыт
она коня водицею кропит.
Спадает вниз росою та водица.
Им промедленье не годится.
И конь храпит.
Копыто рвёт пространств тугой покров, —
ревниво рвёт без дерзкого урона.
Оно не знает от подковы звона, —
железной тяжести подков!
Им нет оков!
Удел их — быть бессонными и зреть,
как отрок глобус, Бог землёю вертит.
Удел их — всюду быть и даже средь
живых и мёртвых, средь небес и тверди.
И нет им смерти...
...а каурый ждёт...

ДЕТСКОЕ ФРАГМЕНТАРНОЕ

Под железякою у печки писк и грохот,
Мурёнке боязно одной идти на крыс.
На стенке радио — воспетая эпоха —
(привычно с ним, ни хорошо ни плохо),
пугаюсь только слова «спиногрыз».
Мне года два, от силы три, поскольку
без помощи на лавку не взберусь.
Двоюродный брательник умный Колька
(сопля под носом да сползает гольфа)
всё знает про страну с названьем «Русь.»
А за окошком с пыльной эстакады
полуторки, гружёные мукой,
до тьмы гудят от гордого надсада, —
хлебозаводу — план... А мне бы надо
всё перетрогать там своей рукой.
Наш дед Зосима с лысиной обширной
махорку курит, — едко тянет в паз.
В дому тепла и летним днём не жирно,
клопов надавлено на стенке, что картина.
Представить трудно: дедко — ловелас..
А вот, поди ж ты, — трижды был женатым,
да старше каждой был на дваааадцаааать лет!
Три раза... и одних Лидиек сватал.
«Ходок и в Африке... Он белым-то солдатом
ко красным... «- Цыц (!)— останешься целей.
... Щипцы для сахара, да василёк на кружке.
Блестит клеймо «Белянчиковъ и Ко»,
от самовара дым трубой во вьюшку.
Мао Дзе-дун расхвален под ватрушку
и верится — жить будем широко.

***
Место выбрали там, где на донник пахучий,
на репейник и дёрн лист слетает крапчатый,
посидеть, полежать средь неясных созвучий
на земле, словно жизнь — только край непочатый.
Словно только вздохнул этот воздух тягучий
возле тёплой стерни после ржи невысокой,
чтоб из сердца, щемящего радостью жгучей,
снова чувства большим восходили потоком.
Скосят клевер-траву, — вместо скошенной тут же
отрастает нежнейшего цвета отава.
Луг в исподнем душист, словно плат, отутюжен,
и мы рады ступить на его переправу.

ПОКРОВ

Тревожно я гляжу за окна, —
жду жертвенно-погожих дней.
Заря, похоже, всё жадней
мне дышит в чуть живые стёкла.
Но вот залечен снегом ров,
и непривычно день подсвечен.
Октябрь-законник строг и вечен:
четырнадцатый день — «Покров».
Мой цельсий поубавил росту,
с акаций лист летит в прицел
на цоколь белый. Иней цел.
Ещё терпенья бы морозцу!
Чеканит звонко конский цок,
а эхо катится в висок
и впору показаться солнцу!

ГРОМ

Вот и выдан скользкой кровле —
отшлифованной зеркально —
плод Аида, коль промолвлен
после вспышки моментальной
тайный код громкоголосый!
Грозный выдох Первозданья, —
он летел горой Колосса
с дозой пыток в нервы, в зданья!
А свалился голым, босым... —
всем былинкам в осязанье.
Он карал! — гонец Зевеса,
а упал, себя не помня, —
так дрова в конец навеса
рассыпают звуков комья.
Он рождён не за щекой ли,
что сдержать не в силах губы?
Он дождём не защекочет
первоцвет мелиссы в клумбе?
Он гадал ли над горохом
говорящею десницей?
— Он катал с Ильёй Пророком
воз горящий в колеснице!
...Откатал и удалился...

ПРОДОЛЖАЙ, ПРОШУ

— Завари-ка мне чаю чёрного,
да отрежь-ка мне хлеба белого.
До зари камней с краю чёртова
без тележки в дом...— требу сделала?
Пред божницею ночи маешься, —
аль добра вовек ты не видела?!
Будто сноп, с утра в ноги валишься.
Рада вымыть их, — воду выпила б.
Не во гневе ли, не во ярости —
ослеплённая маетой пустой —
ты безделицу клянчишь к старости, —
сытый стол да кров на постой?
... мне ль пытать тебя, мне ли спрашивать...
Продолжай, прошу, голь прилежная, —
лепечи мне сказ-сказку страшную, —
ври под песнь свою больно нежную...

***
Сама с собою неустанно
она болтает днём и ночью.
То просит ТАМ за маму Анну,
то над собакою бормочет.
То ей приспичит заругаться
на грязный двор и бездорожье,
на то, что милых восемнадцать
ей возвернуть никто не сможет.
То вдруг безбожно затоскует
об огороде плодородном.
И Бога поминая всуе,
вздохнёт голодно...
Копеек тупо не хватает
на хлеб со склянкой марганцовки.
Зато на мех из горностаев
поганцу Вовке!...
... для огородного ведь дела
ей тех кристаллов, ох, как надо!
На подоконниках - глядела -
у всех давно цветёт рассада.
... Её общение с собою
напоминает шорох рощи, -
там ветви рвутся в голубое,
но, не взлетая, ропщут, ропщут...

ОТВЕДИ МЕНЯ, УЛИЦА

Отведи меня, улица, на заглохший пустырь.
Там на травы невхожие, как стена в монастырь, —
жёлто-жухлые, вялые,
под снега обречённые —
упаду я, усталая,
октябрём удручённая.
Волновалась вопросами под цветущими вишнями:
прихожанка? послушница? непутёвая? лишняя?
Не готова я к постригу,
только воля замучила.
За собою все мостики
посжигала заученно.
А назад-то как хочется!.. Да, боюсь, не назад...
И во снах всё бормочется про невиданный сад.
Льют там травы нетленные ту же самую песнь?..
Мой пустырь, друг смиренный мой, может,
сад этот есть?

В ПОСЛЕДНИХ ЧИСЛАХ ДЕКАБРЯ

Пора сорвать тоски репей, — лесок утюжить лыжами;
оторопев во сто тетерь, сомлеть у елей с фижмами.
Пора конькам на лёд теперь... Осечка! — тема русская, —
вороньей стаей оттепель, как семечками лузгает.
Но голенастой быть уже, — снега грядут под нордами.
Короста наста, выдюжи зимы походку твёрдую!
В погоне бурной улица, — копейки с иномарками.
Пургой не в пору ль пудриться? Зовут наряды маркие!
Тропарь с пристрастьем выучен. Казна деньками щёлкает.
Словарь истратим рыночный — За ёлками! За ёлками!
Сродни весёлым дележам покупки елей бойкие!
Огни, в тесёмках дилижанс, хлопушки, хмель и ойканье!
Ошкурен сочный мандарин на снега свежем кружеве.
До дури алчный взгляд витрин, — им всё б зевак выуживать!
— Пожива нынче не дурна! — ворона ближним каркает.
Зенит зимы. Звенит струна страстями жизни жаркими!