Светлые и темные стихии слова Эссе

СЕРГЕЙ    НОСОВ

                СВЕТЛЫЕ  И  ТЕМНЫЕ   СТИХИИ  СЛОВА
   
           Мы  живем  в  мире,  насыщенном   всевозможными  энергиями  и  излучениями   буквально  «до  краев»  и,   в  сущности,  из  этих  энергий,  полей, излучений  в  конечном  счете  и   состоящем.  Это уже давно  стало  ясно.  Причем,  ясно  не  без  подсказки  науки. 
           Наивным  теперь   выглядит   классический  вопрос  из  числа  азов  марксизма-ленинизма:  что   первично,  а  что  вторично  -  материя  или  сознание?  Сознание  -  просто  одна  из  малоизученных  форм  существования  все  той  же  материи,  только  и  всего.
            Наша  мысль  -  материальна.  Это  однозначно  доказано  хотя  бы  реальностью  телепатии,  уже  достаточно  изученной современной    наукой.
            Если  не   сами  словесные  сообщения  как  таковые,   то формируемые  мыслью   и  чувствами   (часто  и  при  посредстве   слов)   образы  можно    при  определенных условиях  с  легкостью    телепатически  передавать,   как   доказали многочисленные  научные  опыты ,  на  тысячи  километров.  И  это   наглядно  показывает  -   такие  образы  или  «мыслеформы»    есть   тонко  материальные  структуры,  есть  то  ли   некие  излучения,  то  ли    загадочные  для  нас  (пока  загадочные)   энергетические   сущности,  которые  способны   с  фантастической  скоростью  двигаться  в  пространстве  и,  видимо,   способные   до  определенной  степени  влиять  на  это   пространство    сугубо   физического  существования   (в  формах  плотной,  зримой  материи),   в  котором  человек  «прописан»  как  биологическое  существо  и  которое  нередко  кажется  человеку  единственно  реальным  миром.
              Из   того,  что  воздух  невидим  для  нас   отнюдь  не  вытекает,  что  его  нет  и  мы  им  вовсе  и  не  дышим. Точно  также  из  того,  что  мысль  невидима   отнюдь  не  вытекает,  что  она  не   «выливается»  в  пространство  как  определенная,  неосязаемая    нами  до  поры  до  времени   форма  энергии  и  не   может  какое-то  время   существовать в  пространстве   как  тонкоматериальное  образование,  способное    влиять   на   очень  многое  в окружающем  мире  и  в  том  числе,  естественно,   на  нас  самих. 
              Наоборот,  неизмеримо  ближе  к  истине  как  раз  обратное:  формируемая  в  человеческом  мозге  «мыслеформа»,  рождаемая   соединением  и   слиянием  воедино  мысли   и  чувства,  есть      одна  из  неисчислимых  форм     материи  как  и  все,  существующее  во  Вселенной.
           И  тут  мы  подходим  к  тому,  что   нас   более  всего   волнует:     подобной  «мыслеформой»,  магнетически  действующей  на     человека  и  являющей  собой   причудливый  и  неповторимый  сплав  мысли  и  чувства,    становится  любой  удавшийся   и  потому  способный  очаровывать,  наделенный   эстетической  притягательностью,  если  угодно,   эстетической  магией,     эстетической силой  и   властью   художественный   образ.
         Художественный   образ  и  покоряет,  и   призван  покорять   -  в  этом  его  эстетическое  и  -  шире  -   его  духовное   предназначение.  Не  оставляя   человека  равнодушным,   художественный  образ  и  очаровывает,  и  зачаровывает,  и  на  какое-то  время  гипнотизирует  человека   и    при  этом  способен  надолго  «отпечатываться»  в   человеческом   сознании  и подсознании,  формируя  и  направляя определенным  образом  и  мысль,  и  чувства,  и   даже  действия  человека.   В  этом,  несомненно,  состоит  реальная   магия  любого   подлинно  художественного  образа,  в  этом  его  несомненная   сила,  но  в  этом   же  -  и  его  опасность,  его потенциальная угроза  «здоровью  жизни»,     ее  вольному   и  естественному  течению.
         В  сущности,  художественный  образ  -  это своего  рода  заклинание,  заклинание   «силой  красоты».   И   отдавать себе  в  этом  отчет    в нашу  эпоху    необходимо.
          Так,     уже   с     1930-ых   годов   ХХ  века  принято  было   восторженно    писать  об  огромном  провиденциальном  смысле   многих пророческих  художественных  антиутопий  -    мол,  духовно  зоркие    писатели  давно   предвидели,  давно  предупреждали..,  и,  вот,  вы   видите,  что   вокруг теперь   творится  или  совсем  недавно  творилось…   Как  они,  эти  писатели-прозорливцы  были  правы  и  как  мы  им  за  эту   их  чудесную  прозорливость   благодарны!
         Теперь  же    на  фоне  того,  что  былой  вымысел  (в  том  числе  и  художественный)   все  активнее  вторгается  в  живую  жизнь,  все  агрессивнее  навязывает  ей   свои   «правила  игры»,  стали  поневоле  замечать  и  другое, по  сути противоречащее  тому,  что   утверждалось  ранее.   Например:  «Путь  Замятина,  Оруэлла  и  Хаксли  ведет  прямиком  в  тоталитаризм,  ибо  материализовавшиеся  антиутопии  начинают  наперебой  присваивать  догадки  этих  писателей…  Жанр  антиутопии  -  плоский,  вульгарный  реализм  ХХ  века.  Методическое  пособие  для  созревающего  диктатора.»  (Алексей  Пурин.  Листья,  цвет  и  ветка.  СПб.  2010).
                Подразумевается    в   данном  случае  фактически  следующее:   любое   детальное, избыточно  правдивое   и   живописное   изображение     чудовищного  зла  есть   скрытая     работа  «на  мельницу»   этого   зла,  поскольку    живописное   художественное  изображение    зла  и  растления  завлекает,  очаровывает,  гипнотизирует  и   как  бы   «заражает»  своим    содержанием  реальную  жизнь,  превращаясь по  сути дела в  некую  неосмысленно  насланную    на  живую   жизнь  «порчу». 
       И  в  таком  убеждении  нет  ничего  особенно  странного,   поскольку  художественное  слово  всегда и   изначально   не  только несет  в  себе  мощный  энергетический  заряд,   но  и  подпитывается   определенными  энергиями  окружающего  мира  -  светлыми  и  темными,  созидательным  и  разрушительными,  бесовскими  и   ангельскими.
        Тут  мы  невольно  подходим  к  тому,  чтобы   вспомнить  роман    Достоевского  «Бесы».  А  был  ли  этот  знаменитый  роман   в  действительности  только   лишь   предупреждением?   Или,  может  быть,  в  нем  самом   отразились   так  или  иначе  (как в  кривом  зеркале,  например)  темные   «бесовские  энергии»,  которыми  уже   тогда  была  скрыто  пропитана  русская  жизнь?  Реально  отразились,  запечатлелись,  обрели  зримые   формы  и  поэтому  стали   особенно властны,  получив  в  итоге  такого  художественного  воплощения  новую   силу   и   новый  замечательный  шанс    «вылиться» в  физически  существующую  реальную   жизнь,  воплотиться  в  ней?!   Ведь,  есть   же  мудрое  житейское   и  не  только  житейское,  но  и  философское   правило  -   об   откровенной   мерзости  лучше  не  говорить  и   даже  не  думать  вовсе    и  ее  ни  в  коем  случае  не  следует      живописать,  детально  изображать   во  всех   «смачных»  подробностях,  а  тем  самым   невольно  лелеять,  наделяя  ее        дополнительной  энергетикой,  дополнительным   зарядом  магнетизма.    Об  этом  есть  смысл,  по  крайней  мере,  задуматься.
        Однако,  на  критику  «Бесов»  Достоевского  с   таких  позиций   никто    пока  не  решается.
         В  то  же  время  запросто   решаются  на  суровую  критику  современного  искусства  и  творчества,  руководствуясь   теми  представлениями   о  «современной  бесовщине»,   которые,  якобы,  выразил  в  «Бесах»   Достоевский.
         Таким  пасофом  осуждения  очень  и  очень  многого  в   современном  свободном  искусстве    как       богоборческого  демонизма    и даже   откровенной  «бесовщины»
пронизана, в  частности,   работа  Владислава  Бачинина « «Бесы»  -  2014.  Теология   катастроф.»  («Нева».  2014.  №  11).
           Разъясняя в  связи  с  новой   экранизацией    «Бесов»  сущность  феномена  «инфернального  человека»,  автор  этой  работы    пишет:  «Эти  господа  демонстрируют  обостренное  внимание  к  демонизму  во  всех    его  видах,  в  том  числе  к литературным,  живописным,  музыкальным,  театральным,  кинематографическим и  прочим  вариациям  на  эту  тему…   Между  тем  обо  всех  этих  пристрастиях  можно  сказать  только одно:  именно  так  действуют  трасцедентные  духи  зла.  Через  обольстителей-провокаторов  (философов,  писателей,  поэтов, художников,  композиторов,  театральных  режиссеров,  кинематографистов,  актеров)  они  зазывают  «малых  сих»  только  для  того,  чтобы  подвергнуть  их  умы,  души,  сердца  духовному   насилию и  в  конце концов  опустошить,  растлить,  изничтожить»…
           До  воинствующего  нового    Средневековья   от   подобных   утверждений  и  мнений   -   рукой  подать  и  веет  от    них не  только   средневековым  христианским  аскетизмом,  но  каким-то  воинствующим  духовным   скопчеством,  едва  ли  для    искусства   и  культуры в  целом  сколько-нибудь   плодотворным.   
       Действительно,  если   согласоваться  с  подобной  точкой  зрения  всерьез,   давайте  свободное   искусство  поставим под   строгий   надзор  Церкви,  а  еще  лучше   -  под  полный   благодетельный   контроль      Государства.   Тем   более,  что  подобное  уже  у  нас    было,  причем,  по  историческим  меркам   совсем  недавно   -  при   блаженной  памяти  советской  власти.  Вот,  тогда-то  жизнеутверждающего,  светлого,  идеального,      всего   «радостно  пляшущего  и   мило   порхающего»  в состоянии  блаженной     коммунистической  эйфории    было  в  нашем   искусстве  -      более  чем вдоволь,    настолько  в  избытке,  что   как  говорится,    «за  глаза  и  за  уши»  хватало…
              Тем  не  менее,   вполне  очевидно  в  наше   время,  что  художественное  слово  -   это  некое  энергетически заряженное  духовное  образование  и  одновременно  некая  тонкоматериальная  структура   и   сущность,   способная активно   воздействовать  на  окружающий  мир,  проникать   в  его    реалии и  растворяться в  них,  меняя  -  порой   и  трагически  -    в  облик     окружающей  материальной  действительности.   
             Прекрасно,  конечно,    если  писатель,  если    художник-философ  действительно  видит   неизъяснимый  Свет     как  видел  его  Вл.  Соловьев,  поклоняясь  прекрасному  лику  Вечной  Женственности.   Этим  духовным  Светом  буквально    живут  и  дышат       труды  Вл.  Соловьева   -  как  бы   «до   слов»,  «после  слов»   и   «сквозь  слова».  И  потому  творчество  Вл.  Соловьева  магнетически  и  мистически  притягательно  до  сих  пор   вне  зависимости  от  своего  чисто  философского  содержания. 
                Но  Вл.  Соловьев    один  у  нас   такой…  По  заказу   неизъяснимый  духовный  Свет  не  увидишь,  откуда  бы  заказ это  ни  исходил   -  от высокого  Начальства,  от почитаемой   Церкви  или от  собственного  возгордившегося    творческого   «Я»…
         Советовать  же и,  тем  более,  предписывать «увидеть    ангелов»,  «увидеть  Бога»  и   затем  художественно  описать    увиденное  -  бессмысленно.  И  так  же  бессмысленно  запрещать  «видеть  бесов»  или  наказывать  за   предполагаемое  духовное  «общение  с бесами».    Так  мы  и  Святую  Инквизицию  вернем…
         Однако,  писатель,  художник  слова  не  должен  прикидываться  «святой  невинностью»,  но  должен  хотя бы    подсознательно  отдавать   себе  отчет  в  том,    что  он  в  своем  творчестве  так  или  иначе  контактирует   с  определенными  духовными  или  тонко-материальными  сущностями,  подпитывается  их  немалой  и  вполне  реально  действующей  в  мире   энергией,    а    вовсе    не  только  лишь   верно   служит  причудливым  капризам   и  «буйным  полетам» своих  личных   фантазий. 
            Это  неизбежно,  если   мир  насквозь  пропитан  всевозможными,  имеющими    определенную  степень   влияния  на  все  сущее,  излучениями  и  энергиями,     последнее    же   -  просто  очевидно  в  свете   современных    знаний  о  Вселенной.
          Потому  вопрос  о   свободе  творчества   (и  в  искусстве,  и  вообще  в  человеческой  жизни)   крайне  неоднозначен,  сложен  и не  имеет  простых  решений.   Хотя  такие  решения   с  апломбом   предлагаются  и до  сих пор.
       Например,  Михаил  Эпштейн  в  эффектной,  красиво  написанной  статье  под  заглавием  «Совместимы  ли  гений  и  добродетель?»    («Знамя». 2015.   №  6)  всемерно  обосновывает  тезис,  что  человек  создан  прежде  всего  по  образу  и  подобию  Божию  и  поэтому  был  призван  в  первую  очередь   творить,   сотворчествуя  Создателю,  а  уже  потом  сам  приобщился  к  различению добра  и  зла.
        В  связи   с  таким  тезисом   заметим:  человек  уже  до  «сотвор -чествовался   Создателю»    до  изобретения  газовых  камер,  атомной  бомбы,   водородной  бомбы,  нейтронной  бомбы..,  хотя,  впрочем,  и  некоторые   его  былые  с  виду  простенькие  изобретения  -   виселица,  дыба,  гильотина  -     тоже  были  по  своему  примечательны. 
        Что  же  до  различения   добра  и  зла,  то  с  этим  у  человека  и  до  сих  пор  туман  в  голове   -   до  сих благополучно  сосуществуют,  например,   самые   разные  мнения  о  том  уместно  ли  «во   имя  славы  Всевышнего»   взорвать    какой-нибудь     богомерзкий  («неверными»   эксплуатируемый)  аэропорт  или  хотя  бы  самолет  со  всеми    его   пассажирами  или  все  таки   неуместно…
          Пусть  свобода  творчества  нужна  человеку  как  воздух  и  пусть  дар  творчества  и  жажда  творчества  укоренены  в  человеке   глубже  всех  других  даров,   тем  не  менее,    если   говорить,  в  частности,  о  литературе  и  искусстве,  то     в  этом    случае     творец,  «творящий  субъект»  должен  отдавать  себе  отчет  в  том,  что  он  созидает  не  просто  некий  чудесный,  эстетически  прекрасный     вымысел,  создает   не   просто   предназначенные   просвещать,   развлекать и  утешать  «веселые  картинки»,  но   -  потенциально  -  создает   новую,  невиданную     реальность,  способную  раньше  или  позже       нежданно   обрести  самые  натуральные   материальные  формы  и  стать  самой  настоящей  физической  реальностью,   от  которой  ему  самому,  может  быть,  тогда  не  поздоровится. 
           Усматривая  уже  в  Ветхом  Завете   заманчивый  для  любого  своевольного    романтика  тезис   о  том,  что  «Поэзия  выше  нравственности»,  Михаил  Эпштейн ,  на  наш  взгляд,    выдает  желаемое  (для   вольного
художника-творца)  за  действительное.  Поэзия   и  не  выше,  и  не  ниже   нравственности,  а    живет  и  развивается, деградирует  и  вырождается      на  как  бы   параллельно  нравственности,  иногда  с  нравственностью  при  этом  (согласно  законам  неэвклидовой   геометрии)  сходясь,  а  иногда  -   расходясь,  разлетаясь  в  разные  стороны,  в  буквальном  смысле      в  «миры  иные»,  где  все   поэтическое   начинает  казаться  «бесовским»,  а  все  высоконравственное    видится    «ангельским»    или  же    наоборот…
           Причем,  сосуществуют  поэзия  и  нравственность,  в  сущности,   не  как  две  параллельные  прямые,  а  как две  «параллельные  кривые»,  описывающие  в  своем   бытии и  метаморфозах  на  нашей  грешной  земле   такие   зигзаги,  что    не  позавидуешь  тому,  кто  захотел  бы,  например,   проехаться  «верхом»  (или    на  салазках)  на  исторической  кривой  поэзии    и    точно  так  же    на  исторической  кривой   нравственности,    летая  в обоих  случаях   в    страшные  пропасти  и  поднимаясь   тут  же   на  дикие   кручи    на  протяжении    многих   и   многих    и  долгих,   и      скучных    при  этом  веков   истории…             
         Так  кто  же   такой   писатель?   Шарлатан  или  демиург, проповедник  добра  или   богомерзкий  дух   растления,  а,   может  быть,    просто     отживший  свое  и  потому      лишний  «винтик»  в   обществе   торжествующего  «свободного  рынка»?
                Этот  вопрос  волнует  нынче  многих.
                И    достаточно  забавно,  например,  что  именно  этим  животрепещущим   вопросом  «Кто  такой  писатель?»  задалась  в  одноименной  статье    в  своем  блоке   некий     журналист  Галина  Черевык,  отвечающая  на  сей  вопрос  с  замечательной   непосредственностью:  «Писатель   -    это  тот,  у  кого  весьма  регулярно  так  и  чешутся  руки  что-то  написать.»     С  этим  наблюдением    не  поспоришь!
            И  присоединяясь  к   данному   справедливому  «как  ясный  полдень»   мнению  от  всей  души,  заметим,  обращаясь уже  к  самим писателям:  господа  писатели,  если  у  вас   опять      непреодолимо  «зачешутся  руки»  что  бы  то  ни  было    написать,  подумайте,  прежде  всего,   о  том,  что   вы выпустите  в  мир  не  просто «пену    слов»,  а  некий  сгусток     запечатленной  в  слове  даже  помимо  вашей  воли  энергии  и  этим   невольно   «отворите  дверь»   в  жизнь  тому  еще  неведомому  «нечто»,  которое  способно    своевольно  и  властно,  хотя во  многом    и   потаенно,   мистически     влиять  на  все   окружающее,    обладает  несомненным  чарующим  магнетизмом   и    «гипнотически»  действует на   свободное   течение  окружающей  вас,    простой  и  светлой    в    своих      истоках,     земной   жизни.      





СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ:
Носов  Сергей Николаевич.  Родился в Ленинграде ( Санкт-Петербурге)  в 1960-м году. Историк, филолог,  литературный  критик, эссеист  и поэт.  Доктор  филологических наук и кандидат исторических  наук.  С 1982 по 2013 годы являлся ведущим сотрудником   Пушкинского Дома (Института Русской Литературы) Российской Академии  Наук. Автор большого числа работ по истории  русской литературы и мысли и в том числе нескольких   известных книг  о русских выдающихся  писателях и мыслителях, оставивших свой заметный след в истории  русской культуры: Аполлон Григорьев. Судьба и творчество. М. «Советский писатель». 1990;  В. В. Розанов Эстетика свободы. СПб. «Логос» 1993; Лики творчестве Вл. Соловьева СПб.  Издательство «Дм.  Буланин» 2008;  Антирационализм в художественно-философском творчестве  основателя русского славянофильства И.В. Киреевского. СПб. 2009. 
    Публиковал произведения разных жанров  во  многих ведущих российских литературных журналах  -  «Звезда», «Новый мир», «Нева», «Север», «Новый журнал», в парижской  русскоязычной газете  «Русская мысль» и др.  Стихи впервые опубликованы были в русском самиздате  - в ленинградском самиздатском журнале «Часы»   1980-е годы. В годы горбачевской «Перестройки»  был допущен и в официальную советскую печать.  Входил как поэт  в «АНТОЛОГИЮ РУССКОГО ВЕРЛИБРА», «АНТОЛОГИЮ РУССКОГО ЛИРИЗМА», печатал  стихи в «ДНЕ ПОЭЗИИ РОССИИ»  и «ДДНЕ ПОЭЗИИ ЛЕНИНГРАДА», в журналах «Семь искусств» (Ганновер), в  петербургском  «НОВОМ ЖУРНАЛЕ», альманахах «Истоки», «Петрополь»  и многих др. изданиях, в петербургских и эмигрантских газетах. 
После долгого перерыва  вернулся в поэзию в 2015 году. И вновь начал активно печататься как поэт и в России и  во многих изданиях за рубежом от  Финляндии  и Германии,    Польши и Чехии  до Канады и Австралии  - в журналах «НЕВА», «Семь  искусств», «Российский Колокол» , «ПЕРИСКОП», «ЗИНЗИВЕР», «ПАРУС», «АРТ», «ЧАЙКА» (США)«АРГАМАК»,  «КУБАНЬ».  «НОВЫЙ СВЕТ» (КАНАДА), « ДЕТИ РА», «МЕТАМОРФОЗЫ» , «СОВРЕМЕННАЯ ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРА» (ПАРИЖ),   «МУЗА», «ИЗЯЩНАЯ СЛОВЕСНОСТЬ», «НЕВЕЧЕРНИЙ СВЕТ,  «РОДНАЯ КУБАНЬ», «НИЖНИЙ НОВГОРОД» . «ДЕНЬ ЛИТЕРАТУРЫ» и др.,   в  изданиях  «Антология Евразии», «АНТОЛОГИЯ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ХХ1 ВЕКА», «ДЕНЬ ЛИТЕРАТУРЫ», «ПОЭТОГРАД»,  «ДРУГИЕ», «КАМЕРТОН»,   «АРТБУХТА», «ЛИТЕРАТУРНЫЙ СВЕТ», «ДЕНЬ ПОЭЗИИ» ,  «Форма слова»  и «Антология литературы ХХ1 века», в альманахах « НОВЫЙ ЕНИСЕЙСКИЙ ЛИТЕРАТОР», «45-Я  ПАРАЛЛЕЛЬ»,  «ПОРТ-ФОЛИО»Й (КАНАДА),  «ПОД ЧАСАМИ», «МЕНЕСТРЕЛЬ», «ИСТОКИ», «ЧЕРНЫЕ ДЫРЫ БУКВ», « АРИНА НН» , «ЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАДВОРКИ» (ГЕРМАНИЯ), «СИБИРСКИЙ ПАРНАС», «ЗЕМЛЯКИ» (НИЖНИЙ НОВГОРОД) ,  «КОВЧЕГ»,   «ЛИКБЕЗ» (ЛИТЕРАТУРНЫЙ АЛЬМАНАХ), в сборнике посвященном 150-летию со дня рождения К. Бальмонта, сборнике «СЕРЕБРЯНЫЕ  ГОЛУБИ(К 125-летию  М.И. Цветаевой), В сборнике «МОТОРЫ» ( к 125-летию со дня рождения Владимира Маяковского( и   в целом ряде  других   литературных  изданий. В 2016 году стал финалистом ряда поэтических премий – премии  «Поэт года», «Наследие»   и др.   Является автором более 11-ти тысяч поэтических произведений. Принимает самое активное участие в сетевой поэзии. Стихи переводились на несколько европейских языков.  Живет в Санкт-Петербурге.