Сколько раз представляю...

Может, это оно и есть.
Это слово, и это небо,
Что просило-просило хлеба
И слагало такую месть.

День разобран уже с утра
На шинели и на винтовки.
Может, это потом - Каховки
Неизвестная медсестра?

Кто-то смотрит в меня тайком
Разрывая бинты на ране.
И не знает, что я в нирване
И не думаю ни о чём.

Колосятся во мне поля
Переливчато-золотые.
Мы такие порой литые,
А потом уж из киселя.

Тают сумерки за окном.
Год шестнадцатый и  двадцатый...
Кто любил их, ведь тот, ребята,
Невзначай им шептал, тайком.

На огне выкипает сон.
Выкипает и гной на ране.
Кто любил, тот всегда в нирване -
Веселел и яснел лицом,
И шептал: какова она
Золотая моя свобода...

Тают сумерки светом мёда.
И надежда на жизнь сильна.

Человечески смертный день.
Мы застряли на перегоне.
Мы и сами сродни погоне.
Просто поезду было лень!

Здесь минуточку отдохнуть-
Лишь забиться в лицо подушки,
Вспоминая тепло, игрушки -
И продолжить свой быстрый путь.