Внутривечно

Скользить по шее...
Шелк и длань... Сагиб.
Вплетая губы внутривено и подкожно,
И у запястий разливаться дрожью,
И плавить нот возвышенных изгиб.
Когда и ты, и я нашли предел
На царство вечное отпущенных к рассветам,
Когда моря твои идут вновь на меня,
Повсюду оставляя волн приметы.
Так чем ещё мы можем оглушить,
С листа читая реквием заката,
Где у подножья южного креста
Нам выстучали в венах пульсом даты.
Потом...
Нас замарает жизнь в черновики...
Пересолив, пересластив, домыслив чтиво,
Но всем по вере отпускает Бог чернила,
И нам не снился южный крест,
Жизнь им жива.
Где снова распечатывать тебя
К губам стекая ласкою построчной…
Да, это ты меня хранила в многоточьях,
Когда я в небеса ронял стихи.
Когда я азбуку читал, и каждый слог немел
Неясным шрифтом в осень... Первозванно
Краснели листья...
Ни один не был исправлен...
Один - не воин, двое – войско, говорят.
И что мне до других, что ищут слово "боль"?!
Конец зимы и на исходе омовенье...
И этот бренный, брошенный в игру,
Насквозь... и в кровь, где длится говоренье.
Запавший в слово "навсегда",
Люблю тебя так долго, что в ответе
Мы оба за последнее "прости",
За вбитый в клавиши акафист междометий.
За пазухою тела слов тетрадь,
(Наверно в клеточку, я на полях пишу в ней...)
Всё то, что предстоит нам тут понять,
По капельке, по вере, по столетьям...
Неважно - звук один, и он - Любовь!
Дрожать... на Небе Музыкой зовут вот этот трепет,
Тут, допустимой простоты зов откровенья,
И чаша голубая, как моленье,
Где в чаше роза не открывшая шипов.
И ветер занавесом, тенью наготы...
Его природе выписан характер...
И правда бабочек, неосторожностью прекрасной
Летящих на изгибы красоты.
Они звенят пыльцой...
Кто их просил?
Кто их простил,
Благословил,
Кто их послушал?
Вот так и мы разнашиваем душу,
Для тех, кто нами искренне любим.
Нам строчит время травяной наряд,
Где с лобным местом разговаривает ладан...
Где только...... ничего не говорят
Неуловимым золотом напрасно...
Где музыки последнее лицо,
Плетёт семантику для воскрешения сирени...
Где губы, руки, шелк наших забвений
Нас внутривечно вшепчут в близнецов.