В отставке

Полковнику никто не пишет...
Читать - читают, но молчат.
Пускай духовная, но - пища!
Так почему же не урчат?
Полковник думает уныло:
пересолил? переперчил? -
и, вроде, постно корчить рыло
нет у Читателя причин.
Как не кусай, губой ни чмокай -
не позовут, не крикнут: «Шеф!»
Как всякий мастер - малость чокнут,
и с виду - вечно подшофе.

Полковнику никто не пишет...
Вздыхает Муза за спиной:
Какой пассаж! С таким умищем -
маршировать среди Спиноз.
Святая в заднице заноза,
он не витийствует – свербит,
и деловит, как жук навозный,
кряхтит, вставая на дыбы,
но шар говна толкает, катит,
пока вы морщите носы...
Он подпирает мир, как катет.
Его нельзя до дыр сносить -
две планки орденов на китель,
два галуна «тяжёлых» пуль...
Но кто напишет, кто окликнет?
Как колченогий венский стул
из приснопамятной эпохи
он дразнит скрипом тишину...
Писать стихи - смешная похоть,
и кутать память под шинель
уже полковнику постыло...
Зачем он выжил? - пить и петь?
Какой с него работник тыла?
Перешибает обух плеть...
;
Полковнику никто не пишет...
А он стихами топит печь,
когда остынет пепелище, -
шинельку Музе скинет с плеч.