Нательный сорвавши крест
тропой Течных Сук – на запад,
суров, как скала, ни души окрест,
он шёл, помня только запах.
Давно не знал ни имя её,
ни веру, ни рост, ни голос,
вот только в душе – вороньё,
и был без неё словно голый.
Оставив и дом, и кузню, и меч,
старого верного рыжего пса,
он шёл в местах, где речь
давно уже смолкла, роса
мочила холщовой рубахи подол,
ластясь и сверкая звёздами,
оставив край лёгких гондол,
минуя безжалостный суходол,
он шёл, веря: не поздно ещё.
В глубоких коротких стремительных снах
она, его жизнь и больше, чем мать,
ему латала прорехи рубах,
ставила хлеб и верно ждать
не уставала. Он шёл и шёл,
тропой Вечных Мук, на север,
стал к поясу ближе длинный подол -
он шёл. Потому что верил.
Он шёл, потому что не мог не идти,
сменив второй посох на третий,
свято зная: в конце пути
она его ждёт, и, встретив,
пот обтирая с лица
широким своим рукавом,
скажет просто: устал?...,
всегда нелегко начинать с конца,
зато мы теперь вдвоём;
тебя заждался наш сад и дом,
а печь от горна ещё горяча,
и старый пёс ещё жив и рад... –
возьми уже меч, рубани с плеча.
Ты снова вспомнишь имя моё,
мой голос, смех и кто ты такой,
и отпусти, наконец, вороньё,
им тоже /давно/ пора на покой.
ЛА
10 марта 2019 г.
Свидетельство о публикации №119031010310