Освенцим

         ОСВЕНЦИМ

Освенцим знаю я не понаслышке.
Я там была. Всего однажды. Летом.
И рассказала всё своей малышке,
Не упустив малейшего при этом…


«Нас привезли в Освенцим в жаркий полдень,
Морально подготовив к страшной встрече.
(Что отбывалось здесь в войну, мы помним).
Торжественные не звучали речи.

Из Керчи группу встретил гид любезно.
Повёл нас в местный кинозал сначала,
Где было всё, как в морге — не помпезно,
Набатом диктора слова звучали.

И от увиденного сердце билось
Всё чаще, чаще, и больней, чем прежде.
С экрана эхом горе прокатилось,
Где люди вереницей шли, в надежде

На чудо, на спасенье, в смерть не веря.
Частички киноленты люди сохранили,
Как доказательство смертей евреев,
Где лагеря телами завалили.

Мы с ужасом кино теней смотрели.
И под рубашкой поднимался волос!
А на кострах тела живых горели.
И нам хотелось крикнуть во весь голос:

«Остановитесь, люди! Смерть и муки
Вас ожидают в лагерных бараках.»
Для всех здесь грозно издавала звуки
Эсесовская форма на солдатах.

В молчании уйдя из кинозала,
Отправились осматривать бараки,
Где нас ужаснее картина ожидала:
Здесь люди жили, в газовой атаке.

Мы даже не могли себе представить,
Чудовищность какая здесь вершилась.
И только Гитлер мог своих заставить
Себе подобных убивать. Сложилось

Такое впечатленье, что здесь пеклом
Сам Сатана руководил. Безгрешных
Сжигали, покрывая землю пеплом.
Творили беззаконие поспешно,

Не думая о том, что ждёт потомков.
Мы смерти комбинат увидели воочию.
И тонны тут волос, вещей котомки,
Где приведенья всюду бродят ночью.

Освенцим облетают даже птицы,
Обходят стороной зверьё и твари.
Увиденный здесь ужас, долго снится
И на даёт покоя, сердце травит.

Здесь — кладбище в четыре миллиона.
Пожар войны людской потушен кровью.
Их не спасли — ни Яхве, ни Мадонна.
И стонут души мёртвых жуткой болью.