Падение гроссмейстера

Даша Дрндич (1946-2018) Падение гроссмейстера
(из ее последней законченной книги EEG)

...
Играть в шахматы опасно. Шахматисты молчат и рассчитывают, они планируют уничтожение, атаки и защиты на своих полях, видимые и невидимые, а иногда происходят страшные истории, ужасные убийства и подлые предательства. Избыток шахматизма сводит людей с ума. "Так и должно быть," - говорит Набоков, - "нормально, что шахматисты ненормальные."

...
Были годы, когда шахматисты-самоубийцы постоянно выбрасывались из окон. Несколько удивляет такой недостаток стиля и воображения в больших международных мастерах, которых мы видим как воинов-комбинаторов. В наши дни шахматисты, которым, скорее всего, понравится идея выброситься из окна, они все из России или Балтийских государств, возможно, под влиянием набоковского романа о Лужине, потому что в этом романе гроссмейстер Лужин, помешанный на скрипках, литаврах и барабанах всю свою жизнь, вышел из этой жизни, не в силах выдержать охоты за ним объектов и явлений, спрятавшихся в черно-белых полях, на которых фигуры танцуют, атакуя, в постоянном перемещнии - и он выбросил себя из жизни, гротескным движением протискивая свое вялое, нездоровое, толстое тело через маленькое окошко, расположенное высоко в стене ослепительно белой ванной комнаты в Берлине.

Возможно, русские и балтийские шахматисты переживают Набокова (и шахматы) глубже и ярче, нежели американцы и все остальные, вот почему они более склонны прыгать навстречу своей смерти. Несомненно, Набоков может быть убедителен, и он был хорошим шахматистом. Однако Набоков собирал бабочек, тела которых потом размещал на стенах в математически организованном порядке, словно они были куклы вуду, и возможно, что он выжил благодаря присутствию призраков этих убитых им бабочек. Хэмфри Богарт не коллекционировал бабочек, однако играл в шахматы исключительно хорошо - можно сказать, маниакально. Преследуемый агрессивной стратегией молчаливых оппонентов, он двигал шахматные фигуры все время, когда у него были перерывы в работе, в парках, в кафе, но также и по переписке, так что в 1943 году ФБР запретило это тихое развлечение, полагая, что он посылал кодированные сообщения "кому-то там". Богарт играл в шахматы на смертном одре, задыхаясь от рака горла.

Ладно, американской шахматист Генри Пилсбери, сошедший с ума от сифилиса, попытался прыгнуть с четвертого этажа госпиталя в Филадельфии, но умер только через год, и он определенно не читал Набокова. Не читал его и немецкий гроссмейстер Курт фон Барделебен, который выбросился из окна в 1924 году, по-видимому из-за позорной нищеты; он не мог прочесть Набокова, поскольку последний опубликовал свою историю про Лужина только в 1930 году, на русском языке.

С другой стороны, Георгий Иливитский, определенно, прочел Набокова, поскольку в 1989 году он успешно выбросился из окна. Сильный игрок с еще более сильным чувством собственного достоинства. "Они меня забыли," - сказал Иливитский, - "вот я и покончу с собой так, как это сделал Лужин." Подобно ненастоящему, придуманному Лужину, Иливитский жил в гибридном  мире: настоящее стало для него воображаемым, а воображаемое реальным. Так что это случилось с Иливитским, как случалось с многими шахматистами до и после него: когда воображаемое, казавшееся ему реальным, ворвалось в то, что было для него ненадежной, ускользающей реальностью, все полетело к чертям - весь бесконтрольный беспорядок его жизни, и мир раскололся, и в глубине разлома полыхало пламя ада. Ничего оособенного, обычный кошмар шахматиста.

Шахматисты или прыгают навстречу своей смерти, или соскальзывают в безумие, превращаясь в своих коней, ладьи,  в своих королей и слонов, в свои немощные пешки и быстрых ферзей, бросаясь, очертя голову, со своего правильно размеченного поля битвы - в пропасть, и утопая в небытии.