Мужик и весна. восьмого числа

По дороге деревенской, в тонкой корке, ледяной.
Светлым днём, восьмого Марта, шёл мужик к себе домой.
В грязной, стеганой фуфайке, на опущенных плечах.
В старой, кроличьей ушанке, с беломориной в зубах.

День был солнечный, звенящий, ручейками в колеях.
Снег месил, мужик несчастный, в неказистых сапогах.
А весна, вовсю резвилась, в плюс ушла, без ветерка.
Наш крестьянин, поскользнулся и упал в навоз, плашмя.

Во дворе, корова Зорька, запросилась на луга.
Но хозяйка, крепким словом, в хлев рыжуху загнала.
Муж паршивец, где то бродит, третий час уже пошёл.
Он за солью собирался, в ларь стеклянный, за углом.

Вдруг услышала она, как чуть дрогнула стена.
Буд-то что-то уронили, возле дальнего окна.
Неужели муж, зараза, спьяну грохнулся в кювет.
Посмотрела баба, с грустью, на Медведева портрет.

В подтвержденье, этой мысли, что метнулась в голове.
За окном, мужик в навозе, спел Рассея, из Любе.
Тут картина, стала маслом, натурально смертный бой.
Баба, мужа, хвать в охапку и в предбанник, швырьк рукой.

А на улице, весна, женским праздником красна.
Разливается любовью, наполняя всем сердца.
Вот поэтому, наверно, в жаркой бане, лёгкий дух.
Да же если, муж скотина, напивается до двух.
               
                -девятое- Марта.
Новый день, весенний яркий, разморозил гололёд.
И лучом, сквозь занавески, гладил кожу бритых щёк.
По избе, прогретой солнцем, плыл табачный аромат.
На кровати, плыл в нирвану, разомлевший в ноль Кондрат.

После бани, чистый, свежий, как огурчик молодой.
Он лежал, в постели мятой, весь уставший, чуть живой.
Отпахал, за все залёты, в полной мере, искупил.
Ласков был, безмерно счастлив и поэтому, любим.

Рядом, в белом, королева, красота ни дать-ни взять.
Что язык, отсохнуть может, ежель бабою назвать.
Так бывает, но не часто, в жизни резкий поворот.
Был ты грубым и несносным а потом, наоборот…