Ах, это я!

Память уже не стучится, из сил всех своих и моих всё чудит-барахлит-барабанит.
Кто ж ей позволил? Слабинку-возможность такую, ну, кто её дал?
И кто здесь такой? У кого сердце бывшее в ранах, смеётся и злится, и ранит?
Ах, это я! Сам себя в зеркалах не смотрел, не успел, не хранил, не узнал.
Зноен и ноет мороз. И, волшебник, жарою в прохладу людей-нелюдей, гад, заманит.
Кто дал "добро"? Прощены и смешки, и невинные, вроде бы, как бы грехи?
И между дел, что-то-яркое-пёстрое-бывшее-сникшее встрянет.
Ах, это я! Сам себя в отраженьях и бликах зеркал и чудес схоронил.
Денно и нощно. По наречиям встреченных чувства плодятся пошире.
Тьму запирают в желании рваться в невидимо-видимо-искренний свет.
Слёзы похожи. За мир на войне. За войну в невоюющем мире.
Ах, это я! Сам себе в зеркалах и придуманных мыслях и снах шлю привет.
Слов не хватает на бравур, на чищенный холст и на грязные краски.
Звуком отчаянья полнится тьма и покой, и мой снящийся трезвому пьянице мир.
И свято место наполнят любовь, и жара, и любимое мною ненастье.
Да! Это я! И подлец, и простак, и учён-недоучка-волшебник-придурок-сатир.
Память устала просить-даровать разрешенье на робкую, но всё же милость.
Кто ж ей позволит? Возможность-надежду - да в мятую-липкую грязь?
В строй ряд-слова. По привычке, сложилось, стерпелось, сломалось, слюбилось.
Ах, это я! Тот, кому эта жизнь не далась, не далась, не далась...