Старый солдат

Из реплик полусмытых или фраз

ты вырастаешь в памяти - живое.

- Вся жизнь – борьба, -  учили с детства нас. -

Оно всегда с тобою - поле боя.

Терпение  - и  вера, и сестра.

Шальная пуля тело подкосила.

Держись, солдат, твоя Сапун-гора

и не такое в жизни выносила.

Из памяти не вырвешь и куска.

Отметины, что ввек не зарастают,

то будто  тают - лёд и облака,

то набегут встревоженною стаей.

Всё голоса вокруг, всё голоса…

Смешные, детские, и боль сочится снова.

Они - роса, из прошлого слеза, -

привычно всё, и нет пути иного.

Их столько выплакано, тех поспешных слёз,

так прикипела горькая водица,

что отшатнёшься поначалу в  дрожь,

когда через тебя идут все эти лица.

Такая выросла на памяти мозоль,

что задевает давние картины…

Да, он прошёл с Кавказа до Берлина

и уцелел, забытый, но живой.

А здесь упёрся в родственную глину.

В её крутой, безжалостный замес,

что всех живых не кутает в простынки.

Предвосхищая новый Гудермес,

"своим" - "чужим" назначит поединки.

Здесь рабская и прочая недоля-

пучина, батрачина да сума.

Здесь и моё картофельное поле -

Аустерлиц и горе от ума.

 

- Не горбись, дочка! - пьяно он кричал.-

Всю пенсию отдам - ступай в науку!

Богат, как Маркс, - трёх дочерей сбодал…

(Не размышляя долго, - мыкать муку.)

Весь шар земной крутился, как волчок,

в его мозгах (всемирные проблемы!),

когда  он, подхватив свой бардачок,

и немоты, и боли рушил стены.

С транзистором в саду своём - король,

с есенинской любовью - повитухой

черёмухой беременную боль

он  утишал и зрением, и слухом.

Эфира хриплого и шумы, и щелчки

не умаляли мыслей вдохновенья.

Его осанна камня и доски

нуждалась и в подпитке, и в забвенье.

Бежал навстречу с криком: "Посмотри!"

Тащил, как жук, бесчувственную ногу,

но слёзы рвались, пело из груди:

- Скворцы приехали! Вот только что с дороги.

А вечером заката трогал гладь,

свои с крыльца обласкивая дали…

- Ты нА  зиму мне валенки не ладь…

И так обыденно слова его звучали.