Божий одуванчик

          Быль

Февральские дороги - тьфу для танков,
Рискующим машинам - снежный плен...
Развёртываю память-самобранку
В печном душеспасительном тепле.

В печурке кот посапывает тихо,
Освоил рукотворный тёмный грот.
Припомнилась (случайно ль?) Калачиха,
Дуняшкой называл её народ.

Она в деревне многим помогала -
Умела унимать руками боль,
На хвори, угрожавшие оскалом,
Бросала взгляд небесно-голубой,

Шептала что-то вроде заклинаний,
Вворачивая крепкое словцо,
Болящий верил - бабка не обманет,
Светлея и душою, и лицом.

Изба её с единственным окошком
И доброй русской печью в пол-избы,
Лужок за редким тыном не окошен,
В сенях торчащий гвоздик не забит.

Стонала мать - дитя искало выход,
А рядом пункта фельдшерского нет.
Обязана по гроб я Калачихе
Счастливым появлением на свет.

В косыночке застиранной линялой,
Отмеривая ботиками грязь,
Во встречных поговорками стреляла,
Отборно, по-мужицки, матерясь,

Сюжеты заворачивая лихо,
И рифму соблюдая, и размер.
Старушку-крохотульку Калачиху
Никто отредактировать не смел.