Бабушка

Время в морщинках спеклось.  Не исчисляется светом перегоревших лампочек:
Тлеет пробелами звёзд в пропасти чёрного неба — стынущих углей за ночь в ней.

Своры холодных ветров с привязи спущены смертью шарить вокруг без устали,
В окна стучаться домов веток сговорчивой твердью, вслушиваясь: “Не впустят ли?”

Рыскают снова, примяв ворс на коврах из осоки, синью размытых к вечеру.
В стёклах оконных оправ день догорал красным оком и в трельяже отсвечивал.

В сад пробралась темнота, приволочив на смотрины тихое одиночество.
В щели забравшись, ветра ласково треплют седины, шепчут свои пророчества.

Скоро гулять им в избе (но не стонать половицам), ставнями заколоченной,
Вольно слоняться везде, пылью крошить на божницу , в стены лупить пощёчины,

Прятаться в тюль паутин, связанных, кстати, не ею из золотого шёлка, и
Вниз с обветшалых гардин падать в сервант звонкой трелью — дрожью стекла по полкам. «Дзинь!», —

Треснет, как вскрикнет, бокал, рюмки нечаянно взвизгнут, вспомнив тепло рук бабушки.
Выльется жизнь из зеркал: ту же заброшенность выгнут, ветхость ее обрамивши.

Заполонит пустота, выстелет диким бурьяном склоны кургана завтра тут.
Завтра... Ужо... А пока ночь полиняла туманом — будут лепешки к завтраку.

02/2019