Альма Белл пишет коронеру

Как меня зовут, или где я живу, или если  я та Альма Белл, чье имя обсуждается   с Эленор Мюррей, кто из этого узнает?
  Свой почерк я прячу в типе,   это письмо отправляю через друга, который не скажет.
  Но во-первых, поскольку у меня ещё не было шанса   высказать своё сердце, поскольку, если бы я пытался
  Эти пятнадцать лет назад сказать свое сердце,  я, должно быть, потерпел неудачу из-за недостатка слов и разума,   я говорю всем сердцем сейчас.
Я знал душу   Эленор Мюррей, знал это в то время,   Подтвердил свои знания за эти годы,   Кто не потерял ее, поддерживал с ней связь
  В письмах узнай, какую прекрасную жертву   Она принесла на войне. Она была человеческой душой, которой  Земля не часто одаривает.

                Сначала я говорю,   что знал ее, когда она впервые пришла в мой класс.
  Тогда ей исполнилось семнадцать - такие голубые глаза,   и такая катаракта темно-каштановых волос,   и такие брови, и сладкие губы, и такой способ   разговаривать с хитрый вздох, словно   отдышаться от слов.
И такое чувство   фитнеса, красоты, изысканности.
Но больше   Такой жизненной силы, которая потрясла ее серебряные нервы,   И сделала ее тусклой для других; но для меня   Она была всем душевным здоровьем, ее телом,
  Орудиями жизни, овладевшими   этим ее великим пламенем. И если ее музыка   иногда   приходила в раздор, в чем я сомневаюсь, Это были ее сердечные струны, которые не могли вибрировать
  Для человеческой слабости, что душа ее   Ударила для ответа; и когда струны так провалились,   Она была опечалена больше, чем я или кто-либо другой,   Кто слушал и ожидал большего.

                Ну, тогда   какой была моя любовь? Я не прочь рассказать.   Я не мог прикоснуться к ее руке без трепета,   И поцеловать ее губы, но я чувствовал себя очищенным,
  В некотором роде Возвышенным. И если усталость,   Безнадежные ежедневные невзгоды преподавания приводили   Мой дух в беду, и если я шёл,   Как часто делал, чтобы призвать её
  После школьных часов, когда я услышал ее шаги,   Отвечая на мой стук, моё сердце поднялось.
  Её лицо обрамлено открытой дверью - Какой мир   был мне видеть это, мир невыразимый   И покой был моим, чтобы сидеть с ней и слышать
  Тот ее голос, в котором дыхание было перехвачено для слов,   Этот хитрый вздох и пауза!

   Я любил ее тогда,   Любил всегда, люблю не меньше сейчас.   Я каким-то образом чувствую ее дух, могу достать   Её письма, сфотографировать и найти радость,
  Что такая душа жила, была на самом деле моей душой,   Должна всегда быть моей душой.

     Что это была за любовь?   Почему только это, стыдите природу, если хотите:   Но поскольку тело мужчины не только мужское,   Ни тело женщины полностью женское,
  Биологическая правда, души нашего тела   Ни мужские, ни женские,   Но части и части; Отсюда наши души играют   Часть мужского, часть женского - эта женщина
  Сначала имела тело тела, которое создавало ее душу,   Или заставляло ее душу играть на своем пути, а у меня   было тело, которое сделало душу из меня
  Играть своим путем. Наша музыка встретилась, вот и все,   И гармонировала. Объяснение плоти   Не важно, ни сказать, откуда приходит   Любовь в сердце - это наконец
  любовь : Любовь, которая объединяет и утешает, прославляет,   Увеличивает дух, добивается щедрой жизни,   Приглашает к жертвам, служению, одежде
  Эта бедная тусклая земля со славой делает рассвет   Часом высокой решимости, ночь надеждой
  Для рассвета для более полной жизни, день временем
  Для тренировки души в терминах любви.
  Это была моя любовь к Эленор Мюррей - это
  Ее любовь ко мне, я думаю. Ее жертва
  На войне я проследил за нашей любовью - все хорошее, что
  Ее жизнь возникла, пришла в движение,
  В ней есть что-то от нашей любви.
  Как хорош Бог, дающий нам любовь, линза,
  через которую мы видим красоту, скрытую от глаз, у
  которых нет любви, нет линзы.

         Тогда что такое духи?  Effluvia материала наших тел?
  Или дух - это все - тело - ничто,
  Поскольку каждый атом, частица материи
  Со своими пустотами души разделяется,
  Пока нет материи, только душа?
  Но что такое любовь, как не души - какая плоть
  знает любовь, как не через душу? Пусть не будет.
  Как душа познает любовь через плоть, она может, наконец, С
  помощью плоти отбросить плоть: -
  Как исцеленные люди оставляют свои костыли - и продолжают
  любить духами. Ибо мне кажется, что
  я должен найти Эленор Мюррей как дух,
  Себя духом, любить ее, как я любил ее
  Эти годы на земле, но с более ясным огнем,
  Пламя, которое отделено от топлива, сжигающее
  Вечное через себя.

      И вот слово: моей любви к Эленор Мюррей никогда не было.
  Другое выражение, кроме взгляда глаз,
  Духовный трепет от слушания ее голоса,
  Сжатие рук, поцелуй в губы в лучшем случае,
  Лучше найти ее душу, как говорит Платон.

  Слишком верно, что я оставил Лероя в облаке,
  Из-за любви к Эленор Мюррей - но
  не беззаконной любви, я пишу сейчас, чтобы прояснить,
  Какая любовь была моей - и вы должны понять.
  Но позвольте мне рассказать, как жизнь поступила со мной,
  Затем судите о моей цели, мечте, качествах.
  Судья Эленор Мюррей, который каким-то образом,
  Каким- то образом, Каким- то образом, как- то влекло меня вперед,
  я надеюсь, тоже вверх , поскольку я стремился.

   Я действительно боялся безопасности и её будущего, действительно упрекал
  Её поведение, её внешний вид, скорее.
  В страхе перед сплетнями, в страхе перед тем, как последовать За
  такими свободными путями, начатыми в семнадцать лет,
  В невинности, из живого сердца.
  Но когда распускается бутон, какие бродячие пчелы
  Приходят, затащить пыльцу по ней и довести
  Жизнь до конца в плоде жизни!
  О, моим желанием было оставить ее ради любви,
  Чтобы созреть в богатой зрелости.
  Моя забота оказалась бесполезной - или мне так сказать?
  Или кто-нибудь так сказал? поскольку ни один разум не знает,
  какая неудача здесь может где-то оказаться выгодой.

  Был тот мужчина, который вошел в ее жизнь
  с неудовлетворенным сердцем, привязанный к женщине, которую
  Он рано женился. Любовь Эленор Мюррей
  Уничтожила этого человека по человеческим меркам.
  И он ее уничтожил, как говорят. Но все же
  Она излила на него свою любовь, зажгла свою душу
  более ярким пламенем любви к нему. Наконец
  Она не знала ничего, кроме любви и жертвы.
  В последний раз она писала мне, что ее жизнь была всего лишь одной болью, Так
  было всегда с самого начала, а теперь
  Она хотела бросить свой дух на войне,
  Отдать, служить, не подсчитывать цену, победить смерть и Бога на
  службе на войне. -О, милая душа,
  я молю и молюсь о встрече с тобой еще раз!
  Так была ли ее жизнь разорена, была ли она напрасной?
  Она была блудным цветком, который никогда не закрывает
  Своих лепестков, даже в темноте, позволяя своей душе
  сбежать, когда и где она могла.

        Но про себя:  я притащил себя в Англию от Лероя
  И погрузился в жизнь, философию жизни,
  Спинозу и все остальное, читал стихи,
  Слушал музыку тоже, Чайковского, Вагнера, все,
  Кто пытался сделать звук, рассказывают секреты,
  которые сводили меня с ума в поисках любви. И любовники у
  меня были один за другим, павшие
  К этой вере, путь лежит через тело.
  Но меня обманули, и я медленно рос.
  А потом в моей жизни появился дикий человек,
  Бродяга, сумасшедший, гений - ну,
  Мы оба сошли с ума, и я все разбил,
  И убежал, бросил за него весь мир,
  Только чтобы оказаться измученным, полуживой
  Наконец-то как бы из бреда.
  И четыре года сидел у моря или
  ездил в Париж, где встретил человека,
  за которого вышла замуж. Тогда как странно! Я
  полностью отдалась рождению детей, просто чтобы найти
  какое-то объяснение для себя, какую-то работу,
  полностью увлекательную, жизни, чтобы забрать мою любовь.
  И здесь я получил указание, нашел ступеньку
  для моих бедных ног. Хотя я погружен в воду,
  Слишком одинок, мой муж не тот друг, о котором
  я мечтала, слыша эхо в моих снах
  о Лондоне и Париже, иногда голоса
  потерянных и исчезнувших любовников; Тем не менее, я
  иногда находил покой, пребывание в невинности
  и беспомощности детей.

    Но вы видите,  несмотря на все, что мы делаем, как бы высоко
  и неистово росло желание, жизнь навязывает
  подавление, жертву, отречение.
  И наши бедные души падают мутными в канаву,
  Или возьмите дисциплину и живите жизнью.
  Так Эленор Мюррей жила и не прогадала.
  Итак, знание ее жизни
  Удерживало меня, несмотря на неудачи в задаче
  Держаться за себя.

    По прошествии этих двух месяцев  я обнаружил, что не убил желание - нашел
  среди группы возможность попробовать еще раз
  Ради счастья, но знал, что его там нет.
  Затем я вернулся к своим детям и сказал:
  «Снова свободен через страдания». Так что я молился:
  «Приди ко мне пламя духа, огня поклонения,
  Яркий огонь песни, если бы я , но быть самим собой,
  работа в моей судьбе, ты будешь моим наконец.» ...
  Тогда это было , что я слышал от Эленор Мюррей ...
  Такие письма, такие излияния самой себя!
  Бедная женщина оставляет любовь, которой не может быть
  Больше, чем было; как мудро она была летать,
  И использовать эту любовь для служения, как она это делала;
  Извлеките его чистейшую сущность для войны,
  И облегчите им смерть, объединив любовь и смерть в
  этот мистический союз, наконец увиденный
  Эленор Мюррей.

     Когда я услышал, что она пришла, Вся сломленная с войны, и умерла как-то
  Там, у реки, тогда она показалась мне
  Более близкой - я, казалось, почувствовал ее; маленькие зефиры, Дующие
  вокруг моего лица, когда я сидел и смотрел
  На море в моей розовой беседке, Казалось,
  Выдох её души, которая   затаила дыхание для слов. Я вижу ее во сне ...
  О, моя чистая душа, чем ты был для меня,
  Кем ты должен быть в будущем!

         Но мой друг,  я должен называть тебя другом, чья жизненная сила
  заставляет тебя искать экономию духа,
  И, спасая трату духа, ты должен найти
  Все, что было растратой Эленор Мюррей
  Любви или веры, или времени, или силы , большая выгода
  Несмотря на ранние шансы, отец, мать,
  Слишком нелюбимые, небрежные или невежественные;
  Ее материнский инстинкт никогда не благословлял детей.
  Иногда мне кажется, что жизнь не бывает бесполезной -
  Ибо даже сорняки, которые сеют сами, пожинают мороз
  И спутываются на земле, обогащают почву
  или кормят жизнь. Наши глаза должны увидеть конец
  того, для чего нужны эти наросты, прежде чем мы скажем,
  где отходы и где выгода.

     * * * * *

  Коронер Меривал проснулся, чтобы просмотреть "Times",   И прочитать историю о самоубийстве   Грегори Веннера, круг достаточно большой
  От смерти Эленор Мюррей, но незамеченный    Меривал, пока он не услышал намёк   Доктора Трейса, который сделал вскрытие,   Что Грегори Веннер мог стать причиной смерти
  Элеоноры Мюррей, или, по крайней мере, был рядом,   когда умерла Эленор Мюррей. Вот история,   разработанная Меривалом, когда он рассказывал о   секретах, кое-где спрашивая,
  Кем был Грегори Веннер для Эленор Мюррей.   У коронера был друг, друживший с   миссис Веннер. Действуя по намеку   доктора Трейса, он нашел этого друга и узнал,
  что следует здесь за Грегори Веннером, а затем то,   что миссис Веннер узнала, вернувшись домой,   чтобы похоронить Грегори Веннера. Что он узнал   Коронер сообщил присяжным. Вот   сначала жизнь Грегори Веннера:

*7 глава книги Страшного суда
*

  What my name is, or where I live, or if
  I am that Alma Bell whose name is broached
  With Elenor Murray's who shall know from this?
  My hand-writing I hide in type, I send
  This letter through a friend who will not tell.
  But first, since no chance ever yet was mine
  To speak my heart out, since if I had tried
  These fifteen years ago to tell my heart,
  I must have failed for lack of words and mind,
  I speak my heart out now. I knew the soul
  Of Elenor Murray, knew it at the time,
  Have verified my knowledge in these years,
  Who have not lost her, have kept touch with her
  In letters, know the splendid sacrifice
  She made in the war. She was a human soul
  Earth is not blest with often.

                First I say
  I knew her when she first came to my class
  Turned seventeen just then--such blue-bell eyes,
  And such a cataract of dark brown hair,
  And such a brow, sweet lips, and such a way
  Of talking with a cunning gasp, as if
  To catch breath for the words. And such a sense
  Of fitness, beauty, delicacy. But more
  Such vital power that shook her silver nerves,
  And made her dim to others; but to me
  She was all sanity of soul, her body,
  The instruments of life, were overborne
  By that great flame of hers. And if her music
  Fell sometimes into discord, which I doubt,
  It was her heart-strings which could not vibrate
  For human weakness, what the soul of her
  Struck for response; and when the strings so failed
  She was more grieved than I, or anyone,
  Who listened and expected more.

                Well, then
  What was my love? I am not loath to tell.
  I could not touch her hand without a thrill,
  Nor kiss her lips but I felt purified,
  Exalted in some way. And if fatigue,
  The hopeless, daily ills of teaching brought
  My spirit to distress, and if I went,
  As oftentimes I did, to call upon her
  After the school hours, as I heard her step
  Responding to my knock, my heart went up,
  Her face framed by the opened door--what peace
  Was mine to see it, peace ineffable
  And rest were mine to sit with her and hear
  That voice of hers where breath was caught for words,
  That cunning gasp and pause!

                I loved her then,
  Have loved her always, love her now no less.
  I feel her spirit somehow, can take out
  Her letters, photograph, and find a joy
  That such a soul lived, was in truth my soul,
  Must always be my soul.

                What was this love?
  Why only this, shame nature if you will:
  But since man's body is not man's alone,
  Nor woman's body wholly feminine,
  A biologic truth, our body's souls
  Are neither masculine nor feminine,
  But part and part; from whence our souls play forth
  Part masculine, part feminine--this woman
  Had that of body first which made her soul,
  Or made her soul play in its way, and I
  Had that of body which made soul of me
  Play in its way. Our music met, that's all,
  And harmonized. The flesh's explanation
  Is not important, nor to tell whence comes
  A love in the heart--the thing is love at last:
  Love which unites and comforts, glorifies,
  Enlarges spirit, woos to generous life,
  Invites to sacrifice, to service, clothes
  This poor dull earth with glory, makes the dawn
  An hour of high resolve, the night a hope
  For dawn for fuller life, the day a time
  For working out the soul in terms of love.
  This was my love for Elenor Murray--this
  Her love for me, I think. Her sacrifice
  In the war I traced to our love--all the good
  Her life set into being, into motion
  Has in it something of this love of ours.
  How good is God who gives us love, the lens
  Through which we see the beauty, hid from eyes
  That have no love, no lens.

                Then what are spirits?
  Effluvia material of our bodies?
  Or is the spirit all--the body nothing,
  Since every atom, particle of matter
  With its interstices of soul, divides
  Until there is no matter, only soul?
  But what is love but of the soul--what flesh
  Knows love but through the soul? May it not be
  As soul learns love through flesh, it may at last,
  Helped on its way by flesh, discard the flesh:--
  As cured men leave their crutches--and go on
  Loving with spirits. For it seems to me
  I must find Elenor Murray as a spirit,
  Myself a spirit, love her as I loved her
  These years on earth, but with a clearer fire,
  Flame that is separate from fuel, burning
  Eternal through itself.

                And here a word:
  My love for Elenor Murray never had
  Other expression than the look of eyes,
  The spiritual thrill of listening to her voice,
  A hand clasp, kiss upon the lips at best,
  Better to find her soul, as Plato says.

  Too true I left LeRoy under a cloud,
  Because of love for Elenor Murray--yet
  Not lawless love, I write now to make clear
  What love was mine--and you must understand.
  But let me tell how life has dealt with me,
  Then judge my purpose, dream, the quality
  Of Elenor Murray judge, who in some way,
  Somehow has drawn me onward, upward too,
  I hope, as I have striven.

                I did fear
  Her safety, and her future, did reprove
  Her conduct, its appearance, rather more
  In dread of gossip, dread of ways to follow
  From such free ways begun at seventeen,
  In innocence, out of a vital heart.
  But when a bud is opening what stray bees
  Come to drag pollen over it, and set
  Life going to the end in the fruit of life!
  O, my wish was to keep her for some love
  To ripen in a rich maturity.
  My care proved useless--or shall I say so?
  Or anyone say so? since no mind knows
  What failure here may somewhere prove a gain.

  There was that man who came into her life
  With heart unsatisfied, bound to a woman
  He wedded early. Elenor Murray's love
  Destroyed this man by human measurements.
  And he destroyed her, so they say. But yet
  She poured her love upon him, lit her soul
  With brighter flames for love of him. At last
  She knew no thing but love and sacrifice.
  She wrote me last her life was just one pain,
  Had always been so from the first, and now
  She wished to fling her spirit in the war,
  Give, serve, nor count the cost, win death and God
  In service in the war--O, loveliest soul
  I pray and pray to meet you once again!
  So was her life a ruin, was it waste?
  She was a prodigal flower that never shut
  Its petals, even in darkness, let her soul
  Escape when, where it would.

                But to myself:
  I dragged myself to England from LeRoy
  And plunged in life, philosophies of life,
  Spinoza and what not, read poetry,
  Heard music too, Tschaikowsky, Wagner, all
  Who tried to make sound tell the secret thing
  That drove me wild in searching love. And lovers
  I had one after the other, having fallen
  To that belief the way is by the body.
  But I was fooled and grew by slow degrees.
  And then there came a wild man in my life,
  A vagabond, a madman, genius--well,
  We both went mad, and I smashed everything,
  And ran away, threw all the world for him,
  Only to find myself worn out, half dead
  At last, as it were out of delirium.
  And for four years sat by the sea, or made
  Visits to Paris, where I met the man
  I married. Then how strange! I gave myself
  Wholly to bearing children, just to find
  Some explanation of myself, some work
  Wholly absorbing, lives to take my love.
  And here I was instructed, found a step
  For my poor feet to mount by. Though submerged,
  Alone too much, my husband not the mate
  I dreamed of, hearing echoes in my dreams
  Of London and of Paris, sometimes voices
  Of lovers lost and vanished; still I've found
  A peace sometimes, a stay, too, in the innocence
  And helplessness of children.

                But you see,
  In spite of all we do, however high
  And fiercely mounts desire, life imposes
  Repression, sacrifice, renunciation.
  And our poor souls fall muddied in the ditch,
  Or take the discipline and live life out.
  So Elenor Murray lived and did not fail.
  And so it was the knowledge of her life
  Kept me in spite of failures at the task
  Of holding to my self.

                These two months passed
  I found I had not killed desire--found
  Among a group a chance to try again
  For happiness, but knew it was not there.
  Then to my children I came back and said:
  "Free once again through suffering." So I prayed:
  "Come to me flame of spirit, fire of worship,
  Bright fire of song; if I but be myself,
  Work through my fate, you shall be mine at last."...
  Then was it that I heard from Elenor Murray--
  Such letters, such outpourings of herself!
  Poor woman leaving love that could not be
  More than it was; how wise she was to fly,
  And use that love for service, as she did;
  Extract its purest essence for the war,
  And ease death with it, merging love and death
  Into that mystic union, seen at last
  By Elenor Murray.

                When I heard she came
  All broken from the war, and died somehow
  There by the river, then she seemed to me
  More near--I seemed to feel her; little zephyrs
  Blowing about my face, when I sat looking
  Over the sea in my rose bower, seemed
  The exhalation of her soul that caught
  Its breath for words. I see her in my dreams--
  O, my pure soul, what have you been to me,
  What must you be hereafter!

                But my friend,
  And I must call you friend, whose strength in life
  Drives you to find economies of spirit,
  And save the waste of spirit, you must find
  Whatever waste there was of Elenor Murray
  Of love or faith, or time, or strength, great gain
  In spite of early chances, father, mother,
  Too loveless, negligent, or ignorant;
  Her mother instinct never blessed with children.
  I sometimes think no life is without use--
  For even weeds that sow themselves, frost reaped
  And matted on the ground, enrich the soil,
  Or feed some life. Our eyes must see the end
  Of what these growths are for, before we say
  Where waste is and where gain.

     *       *       *       *       *

  Coroner Merival woke to scan the _Times_,
  And read the story of the suicide
  Of Gregory Wenner, circle big enough
  From Elenor Murray's death, but unobserved
  Of Merival, until he heard the hint
  Of Dr. Trace, who made the autopsy,
  That Gregory Wenner might have caused the death
  Of Eleanor Murray, or at least was near
  When Elenor Murray died. Here is the story
  Worked out by Merival as he went about
  Unearthing secrets, asking here and there
  What Gregory Wenner was to Elenor Murray.
  The coroner had a friend who was the friend
  Of Mrs. Wenner. Acting on the hint
  Of Dr. Trace he found this friend and learned
  What follows here of Gregory Wenner, then
  What Mrs. Wenner learned in coming home
  To bury Gregory Wenner. What he learned
  The coroner told the jury. Here's the life
  Of Gregory Wenner first: