2016
Так
нависает над человеком
его страна:
прибывающие птицы
вытесняют небо
и кружат, свиваясь
в гомонящий птицеворот,
и воронка утягивает
в весну. Этот город погибнет,
и купола его распустятся бутонами,
а пока шелестит
книга с отпечатком копыта
и раскачиваются в колоколах
била кистеней.
***
Зима медлит уйти,
и в ее оловянном храме
звонят в оловянные колокольцы,
и нечестивец бежит из-под сводов
в отреченные места, где его разорвут тенгу ~
в безбожных лесах,
заходящим мартовским солнцем омытых,
так страшно кричат первые птицы.
VODKA ET LE DIABLE
В одной из дореволюционных книг о холодном оружии описан
как теоретическое допущение поединок межу конным жандармом Карла VII
и истуканом с острова Пасхи. Можно предположить, на столь неожиданную мысль
автора скучных пассажей о кузнечном деле и каталогизатора оружейных клейм
вдохновила форма сосудов, что так похожи на бурханы степняков, –
сосудов, из которых, сплющив лицо стеклом,
глядит дьявол и к которым, смеясь, прикладываются секунданты,
когда шпага одного из дуэлянтов уже уснула в ножнах,
а в сугробе еще гранатово бьется сердце другого и черная речка
рассекает пепельные гризайли зимы.
***
Старик тянет невод из-за края мира,
а в его дому никто не слышит,
как смерть кричит со стропил странным голосом;
все чудесное и все, что дОлжно помнить,
вечно ускользает из рук, как синий клубок,
а вокруг холодящие звезды,
август раздувает на яблонях угли божеств.
***
рыба борется с рыбой:
очертания смутны и вздыбившиеся волны
оставят подтеки ила на стволах прибрежных деревьев;
а ниже по течению, в красные полосы на воде
старики опускают иконы и машут им в след красными шапками
и говорят:
горящему кораблю
огненная пристань
***
Вчера подорожал хлеб, а сегодня с вороньим пером на шапке в город въезжает пан голод,
и натурщик с черепом осла в руках – волоски золотятся на солнце –
возглавляет процессию идущих из города в лес, где качаются колокола грибов,
в озерах томно полощутся сети, изрезанные листьями кувшинок
и кроны деревьев ворошат ветвистыми рогами боги, –
чтобы уснуть и увидеть во сне,
как город превращается в поле пшеницы,
и сиреневая любовь дозревает
в краденых колосках.
СПОРЫНЬЯ
– Не сжимай веки, – шепчут
огненные духи на ухо унизительному солдату,
пока тот еще стоит посреди хлебного поля
и мнет в руках папаху, – иначе
потрескаются агаты, вложенные в глазницы,
не увидев, как тает дым над ветвистыми городами,
пригибается лес и вдоль горизонта
святой Антоний несет синее знамя.
***
По шатким мосткам через лето, кустистое, лиственное
как стихотворение, написанное компьютерной программой,
идет тишина в синем кафтане, а у нас на кухне
ортодоксально андеграундные пельмешки
и варит щи матушка-крапива; у крыши нашего дома
16 скатов, как граней у стакана, над ней
синее-синее
солнце июньской ночи.
***
Надвинув шапки на глаза, весенние ездоки облаков
выжимают бороды на город; по улицам люди
носят столбы, на столбах – провода,
в проводах говорит
неожиданно сильным голосом прошлое-
камешек
потерялся в латунной трубе.
***
Наточенной струной
комариной ночью
выходил перламутровый пес голоса
на край хлещущего леса,
наточенной струной
я колола на лбу свастику
в надежде когда-нибудь
стать женой плохого поэта;
дабы и шести
крыл не хватило
чтобы спрятать глаза
***
Ночь, когда преступник слушает причитания родни своих жертв,
и утро, когда раскаяние затянет петлю на его шее в близлежащей роще,
равно блестят, как шлемы, пробитые арбалетными выстрелами,
на жердях посреди сгоревшей деревни –
или капли росы, корпускулы снега,
солнце, потрескивающее над лугом,
сны в манере Каспара Давида Фридриха,
что снятся после определенных событий.
***
горы и облака
растут из одного корня
скрипя сапогами
охотник идет по следу эха
его глаза закрыты
весь свет и все небо
уместились в просветах
между широкими полосами
пыльцы на воде после бури
Свидетельство о публикации №119022408682