2012

       * * *

в оседлые руины шмеля
претворяется
топография трех небес
трех земель и трех вод –

пока держится в раме
до хрипоты истончившийся год
весне не глотать своего
пестрого молока



       * * *

проснувшись
под угловатой рябиной
мы не смыли с себя ее тень –
значит шерсть покраснеет к зиме

до поры незаметны
лежали в траве
и слушали шепот царящий
в куколке махаона



       * * *

волновые отметины леса и поля
сны зверя обжитые звуком падения
параллельных листьев – с ветвей
перекушенных друг другом –

возведенных в родство с облетающими
медленными радугами ~

все больнее звенит в проводах
двуполый шрифт мира



       * * *

под лисьими звездами гнезда
разоренные нами –
макая перья в раздавленные яйца
мы писали вечнообратные письма

когда невпитанный землей остаток лета
прозревает и краснеет урожаем ~

так зреет на ветке черешни
мышиное сердце



        Gr;newaldlied

камень / яма / цветок
ржаные дни леса:

держа за руку не-
андертальское облако
Матиас ждет

когда заново обрастет
хребтом дуба игла
желудиного падения



       * * *

осадок
звериных наречий
за дугами легких –

веснушки кленовых семян
в синих токах руки
наст и кандальное дерево –

исчисляется песнь и след в след
свершается храм всех заснеженных



       * * *

                оммаж В.Я. Проппу

из оброненного гребня
растут лесные
круглые танцы забытых

трава возвращается
в дикие зерна –
так рождаются тропы ~

утро / мышиная ратуша
в ломаном поле



* * *

что вырастет
из луковицы
утерянного волоса –

осень
если волос рыж

~ огонь
рождественский вертеп

в нераспустившемся маке



        В Раю

белый вербный пожар
называли прощением

*

белозем ~ ломота
в лесу белых ягод ~ с тех пор

              а. и е. берегут под ногтями
              черные кромки





***
все что ты слышишь
– это весна
выпасает недодеревья

из вороненых трав
привыкающих
к собственному возвращению –

уху теплее у сердца.
А сердце думало,
что ему к лицу
каменное здание со шпилем.

***
чтобы весна началась
воробьи
разбиваются
о ее пещерные гонги:

резь в снегу осколок цвета
равнобедренной капели ~

и по очереди за пазухой
укрывали последнего


***
Лето, а наше единственное окно
выходит на пустырь, где ненужные предметы
населяют гетто крапивы; о чем
мы говорим, я опять

неловко молчу, считая чаинки,
вспоминая самое (печальное?)
простое из слов,

растраченных на имена
следам
от самолетов.

***
казалось, соляные
чайки над пустотой.

Как странно обнаружить в кармане
щепоть земли,

свесив ноги
из окна последнего этажа
самого высокого дома
в океанскую воду.


***
: птицелов
подносит к уху глаз,
найденный в упавшем гнезде, –

внутри тихо звенят
осколки линз, проволока,
сломанная пружина;

следы
от когтей кукушки.


***
Наконец,
бортовой самописец нашли
во взъерошенном ветром шиповнике –

оказалось, сердце пилота
билось в унисон с сердцами
свергнутой с неба машины;

в тот час были слышны
нерастраченные осиные силы двигателей;
туман, туман, ветер;
шиповник.


***
Корни в земле напились
крови убиенного –
и в мае покраснела листва;

тихие горностаевые облака;
ветвление; жук-дровосек
вслушался в биение березовых жил:

медленный, нитяной
голос.

***
Красный лист меж непрочитанных
страниц; в пыли: билет на трамвай,
хитин отставного жука –
мертвые помнят живых

как признак места и времени:
это место
крушения весны, эту воду

пил пес, на воде
остались два круга, оттиск
его языка.


***
те кто стоят
обнявшись на льдине
помнят свои
взаимопроникающие имена

как синеву
и ее соляные колеса ~

щека, щека и солнца
сквозь паруса таяния.


VOGELWEIDELIED

1.
Оставленные в дальнем походе латы,
шалмей за кушаком – в день цветения
красных астр:

на родовых гербах семена клена,
фарфоровые города населяют подданные
из хлебного мякиша.

2.
Кладка, поток;
водяные колеса приводят в движение
стрелку башенных часов; аистом
вспенено небо полудня.

Рыба на мокром песке –
сквозь разорванный рот,
видно, как бьется ее
тихое темное сердце.

Здесь, в стрекочущих травах, младенцы
ищут полусферы жуков,
и смотрят сквозь них на просвет
в слепящую синеву.





        * * *

рыбы носили во ртах
глобулы искусственного воздуха –
дно заменять
перевернутым небом

в них клубилась кронами корпускул
волчья перепись птиц

за ухо колено и глаз
до восхода земли



        * * *
        и выпили едкое
        имя с ладони –

и перестали двоиться
в поспешных глазах мира:
черном
и синем –

воедины как будто
из черной латыни тесноты
отлиты серьги смородины



        * * *

уже износились
шарниры в ручной лисице
перетерлись ремни и влага забыла
свои ногти на медных заводных головках –

кто-то пытался дышать
сквозь зубчатые буквы вращения
оставив на них клочья шерсти:

завитые строки непрерывности: зачем
в размыкание рук тополей впряжены
первопричины небес



        * * *

ось любой ягоды –
плач

что струится в морщинах ландшафтов
и жабрах платьев июня не смея
остыть

начерно замещая
вертикалями седины тополей
светотени ключиц



        * * *

в полипы причинно-
следственных фасадов
укрыты надежней ребра и воды
исходные ангелы-цифры –

над их головами темнели
мельничные мускулатуры столкновений:
сороки дрались за цвета
с нас сползшие этой весной ~

        лаконичны застежки на ветре

        болевая
        сепия перьев



        * * *

сорока – не побелеет пока
в своем теле не выжжет весь уголь –

надета на ось
толкования оттепели –

        льды: окна ивы:
        ключицы и звенья
        пролитых серафимов врожденные в графы
        органа падения



        * * *

видеть
поводырей солнца сквозь сбывшиеся ладони
больней на число
шпал до начала ~

где в тактильных объемах зимы
снег носил мою кожу
мною вовнутрь



        * * *

        пере-
        пережидать
        оттенки крови –

дом построенный
из колыбельных перьев
рухнет

от единого
движения век



        * * *

на апрельском бульваре
встав на стремянку
в синий цвет красил липам
ресницы
~
и впредь не забыть
черты тех кого ждут
за небесами
непрочные
самолеты


===

падают
теряются в траве
карие зрачки многоэтажных растений
и тАя становятся бликами новой воды –

через время когда
каждый узнает
свой свет по ожогам
от зрения


===

Каждый раз, покидая дом,
на два замка
запирают его бесхозность –

ее вдохнешь, и выдох
не оставит следа на стекле,
а корни крепче сожмет деревянный сосуд;

и, чувствуя капли на листьях,
завидуешь крышам и птицам.


===

Пережидая усталость,
проводка свернулась кольцами;
и в ней, и в тебе
длится единый березовый сок,
корпускулярная почта ~

и, перебирая старые конверты,
по красноватым песчинкам,
семенам череды в высохшем клею

гадаешь, кто присылал
тебе свои перья,
белые-белые
от прикосновений небес.


===

           Над нашей веснушчатой рощей
           был стук поезда, небо-провода с облаком
           и рябиновыми
           глазами грача   

~

уже тронулся с места
еще не
научился ходить –

еще не засохли обвившие тело
оборванные побеги
девичьего винограда


===

твоя вода
понесла
в пригоршне окуня-
-альбиноса –

это оттепель возвестила
о близости и
стечении:

         но не перелива-
         ются в сердцевины
         белых плодов


===

В нисходящем саду

игла

замирает в пальцах Юкио Оо;

татуировки на лепестках лотоса:

«верная птица нетающий снег».


===

лед
в разноцветных раковинах,
принесенных на палубу
давними волнами;

врет астролябия:
в по-весеннему слабо натянутом небе
чужая звезда,

чужой воздух, чужое крыло –
это молитва мореплавателей
о отверзании льда.


===

должны пройти тысячи лет,
чтобы отвердела гибкая хорда,
стала хребтом –

ожидание бьется под чешуей
слепых рыб, они поднимаются к устью
подземной реки,

когда вновь зарывается в ил
вишневое солнце.


===

1.

ползучий сор леса
мачты непрерывного
рождения ветра
на оленьей голове ~ по истечении

хрустящей войны насекомых
в нарушенных зарослях –

покрасневших настолько чтобы зваться
"осенью"

2.

знаки / ожоги на ветрилах:
сквозь них

сыпали сыпали  птицы
ножевого гербария


===

                река и топор, шелудивое дерево как то, что пришлось признать. Седая геометрия глотка – так красноперая рыба ощущает в себе тесные глобулы будущего потомства; красная луна, белая луна, на кого укажет карательный ноготь, окрашенный в цвет своих букв. Ветер вращал атлетические флюгеры, город-закон, город, омываемый ветрами и реками, литургический алюминий, как вода, вспоротая красным плавником – буква вращения; на высоких стенах черные полосы былой смолы. Затылок топора. Повинные клены.


===

                не возвращайся, если колокол треснет, как лунная гривна или коса; боль медной травы, услышишь храп, услышишь хруст, услышишь пение – к нему вслепую восходит нерасцветший чертополох, и слоятся смертные деревни, скребут, скребут мозолистыми корнями дощатый сон зимы во искупление слепоты паводков. Отвесный клюв, солнечная падалица – кто проснется под росяные флейты, или же кто проснется и перегрызет пуповину.


===

                оно как снег в середине июня: синие круги, в глазницах снеговиков сорванные со стеблей сгустки красной и желтой смолы, напрасный труд не прятать прозрачного взгляда, когда с белых высот не видны норы нищего зверя, нищего тополя, нищего уха, и кора на коленях протерта, как в ночь перед хлебом и сорванной с дерева буквой, отчетливы кружение створчатых синиц, треск, треск, разделение отсвета.


===

                пятна на коже, как из павлиньей казны, рог, утро кровяного отопления. Все утро вода перешагивала карнизы, шептала по-скифски, вода была внутри, а из волос выпадали полые когти акаций, а в водянистых окнах по-прежнему – дерево, пуп дерева черен, черны его птицы. И выше – глазные пролеты, провода; это место запомнится как его листва и каждая грань, всегда горизонтальная, грузовой часовой механизм, крошки хлеба для маятников.


===

                и нечем
было вычерпывать воду
из давшей течь лодки
кроме как снятыми с лиц масками –

так они
узнали друг друга в лицо ~

словно выкроенные
из ветра


===

по-ноябрьски шаткая наблюдательная вышка
на краю кипящего рябиной леса, высохший плющ,
глаз птицы – неизменно
смотрит сквозь щели в узкое небо –

так долго на размокшей бумаге
заново выводят ее кровеносную систему,
и скрипят
суставы тронутого ржавчиной пантографа ~

               остатки звука / лягушачья
               кобура на грунтовой дроге


===

сатиновая легкость обрывка,
облака – им никогда
не срастись воедино ~

только тысяческатная крыша
поднимает все выше
свои антенны и свои птицы,

и небо такое широкое,
что кажется близким.


=Страдания зверя=

                только мотал
лобастой головой, отрясая
рогами последние листья
с ветвей

над самой водой, и не верил
отражению: кожная ночь,
осколок вращения,

лицо
с глазами возлюбленной.


===

              значит, колея разошлась
на следы копыт, оттиски
песьих лап ~

               а в тех селах
цвет пепла, цвет хлеба, цвет дерна
сменяли друг друга,

как мертвых птиц извлекая
из дымохода: капли,
линии, луны выстрела.


===

                к ночи ветер
напитал водяной пылью знамена,
робкий, как хруст раковин под
подошвами дезертира,

и вились вглубь снежные вымпелы –
медузы, отторгнутая
семафорная азбука: речи

к беспалым кораллам, рыбам,
обрывки рыбачьих сетей
несущим на плавниках.


===

           блуждают завороженные осенью,
гулом кольцевой дороги,
и еще прочны сочленения листьев,

лисьи кости по дну оврага; цветы
в венчальных коронах:
и каждый цветок

обретет свою пару: сироты
в цветочной лавке.


===

                чтобы
измерить силу ветра
сеял цветы: на скатах
своих земляных крыш;

и они оползали: в клеммах
земляники потрескивало
и их время,

зов,
золотое покаяние
градин.


===

двор октября / краснобородые сумерки,
как смотреть вослед
перу в руке пишущего –
журавлиному:

поседела вода и
выросли новые ивы;

птица спрятала в скорлупу
свое одиночество.


===

год
не заходило солнце,
кожа сгорела, сошла, а потом
принимали за сарацина –

ближе
к снегу медленных жил:

        велосипедная цепь
        дерево-возвращение


===

                настанет
даже не всколыхнув
шерсть на загривке ~

известие дым
или шум
ответного вяза

его труд и тепло
высиживать в небе гнезда


===

не познав вкус сажи,
не увидишь свет, –
так говорили все
дымоходы мира ~

вот небо, вот скользкая черепица,
за годы ни разу
к ней не прикоснулся снег

только перья
и перья.


===

ходил, как река,
нараспашку,

говорить разучился,
чтобы остаться таким, как и прежде;

иней,
лестницы трав,
оловянные якоря облаков –
чтобы остаться.



EURYDICE-FM

Наверное, никогда, разве только приснится:
расцветают былые, черные
кувшинки у берега лучшего из миров,
былые перья, красные капли
в никогда не блекнущей траве,
в дальней распахнутой роще
зверь-вспышка ~

~ Когда, падая, ломает
пересохшие стебли тысячелистника
стальная водонапорная башня,
бледное лето, хруст, глаза полевки
удивленно-ртутные,
по-осеннему прозрачные
слезы Альбрехта, черные
петушиные перья ~

~ Под вскрытым кожухом жилистой
волокнистой плоти вращались шкивы,
вились приводные ремни, скрипели колеса,
вращая глазные яблоки с ртутными зрачками,
перемещая выточенные из раковин ногти,
создавая иллюзию роста, – такими
мы увидели друг друга в разрезе
в Музее естественной истории в Гамбурге,
друг друга забыв
в слоях смирительного ракушечника,
латунные имена ~

~ Пожелтевший блеск, размокшая этикетка
жестяного цилиндра в песке;
крабы ворошат груду
гниющих рыбьих внутренностей;
ушедшие в море провожают взглядом
созвездия и курчавые волны;
песни дальнего похода:
опускается снег
на раскаленные солдатские шанкры;
над пагодами мчатся бубонные облака ~

~ На верхней ступени неподвижного эскалатора
поет муэдзин, и мчатся по пыльным туннелям
черные вихри, муравьиные сумерки;
жертвенная кровь в стерильных меандрах кафеля,
отметины дорожного реагента на обнажившихся корнях,
холодное рождество;
низкие птицы, билборды:
небо опустошаемо ветром ~

~ Воспоминание детства: кухня,
клеенчатая лужица, вид из окна:
мир солнечен и водянист,
словно только начал расти
из изначальной яйцеклетки;
и солнечный ангел
собирает в ладонь
пылинки, парящие
в утреннем воздухе,
на мертвенном грифеле
балансирует мотылек;
на сломанных ветвях
длятся сталактиты замерзшего сока,
в каждом – солнце и лица ушедших ~

~ Горбатые овалы листвы
и тополиная вспышка, окно
в слепой год; в мастерской
пружины и зубчатые колеса натурщиков,
размеченная перспектива,
оттенки, которым нет названия,
оттенки изменчивости
пружинистой крови ~

~ Говорят, горло венгерской оперной певице
после тяжелой операции заменили
изделием венских стеклодувов;
Артель глухонемых вырезает из золотой фольги
лепестки будущих роз ~

~ Пыльца на татуированной коже сапог
красна, как след от судьбы
в вишневых деревьях:
диктатор, безнадежно влюбленный
в киноактрису, чей разрез глаз выдает
память о снеге на шаткой траве,
симметрия родимых пятен и глаз
роднит с махаоном ~

~ Старый, траченный травой город;
птица, запертая в полом корпусе радиолы,
поет в сетчатые отверстия; вот,
уже скоро, ненужные клювы
сменят на флейты;
в проеме рухнувших врат
умещается мир,
тростник на берегах Ахерона,
Спаситель ведет праведных
по плодородной от слез
земле междуречья
Коцита и Флегетона.