Февраль - вдыхать и внутривенно
Ноги в красных буратиньих носках продолжают бежать под пледом. Добегалась… На тумбочке - дружище корвалол, хошь – нюхай, хошь пей, хошь на сахар, как абсент - всё едино не поможет. Это, как с нелюбимым мужем, толку нет, а куда его теперь, пусть будет… Я с мужьями давно разобралась, дай Бог им всем… Я хочу влюбляться в любимую спину, заново каждый раз, открывая глаза, а потом наблюдать сквозь ресницы, как он разворачивается, заспанный, лохматый, тёплый и тычется тебе в ключичную ямку, запутывается в волосы и делает первый вдох. И только тогда начинает жить…
К теме… Чем болею, не знаю, не люблю о болезнях… Гнусно это, рано ещё… То всё о тряпочках, мужиках, духах Иссея, импрессионистах, кошаках и самоедах, а то вдруг… Ну нет, я коротко… О таких говорят: «Слегла…» и вздыхают. Я ржу. Бежала, бежала по платформе метро, и вдруг - бац! Слегла! Помпон на белой вязанной шапке безжизненно стёк на грязный мраморный пол. Щас вообще странностей много в этом плане. Тётки ходят в шапках с помпоном, а то и с ушками, в парках и пилотах, и гриндерсах, а дети переоделись в норку и накладные ногти.
… Короче, слегла. Кстати, когда родные мои наконец заметили, что на диване, под грудой исписанных листьев, кошаков и медведей, кто-то лежит, долго думали, кто бы это… Ну, потом разобрались, вызвали врача, так как сильно пахло корвалолом, а это первый признак, что в доме кто-то слёг… Ещё газету надо на настольную лампу, чтоб свет не бил в глаза в одночасье слёгшему… Атрибутика…
Врач спросил, что случилось.
Из анамнеза: « Вот, лежу…»
Диагноз: «Слегла…»
Рекомендации: « Ну, полежите…»
Лечение: «Лежать. Не менее трёх дней, трёх ночей…»
Врач: Амирхад Курбанбердыев.
Когда он, врач, спросил, что меня беспокоит, я, не в силах отвести взгляда от бейджика, сказала: «Ничего, доктор, кроме кредитов и долгов. Ничего меня так не беспокоит, как Ваше имя, доктор…» Улыбка у врача шикарная. Врач с чувством юмора – надежда лежачего на безоговорочное выздоровление. Лежачего не бьют… Меня так морально отпинали на службе, я бы сказала, не единожды, что я хрупкая, надломилась стеблем нежным, бледно-зелёным… Бред. От корвалола. Перенюхала.
Ушёл доктор. Дверь закрылась, а форточка – наоборот… Бодрящий февральский воздух ворвался в комнату и кровь… Воздух февраля и перорально, и в вену… Воздух февраля и дух корвалола несовместимы…
Ушёл… Клёвый… Парфюм… А я с одним накрашенным глазом. Один успела накрасить… и слегла. Вообще, из наблюдений: ты мир по-разному видишь накрашенными глазами и не накрашенными. В первом случае, я сама себе космос… А ты, мир, ещё посмотреть надо… А во втором, когда у тебя чистые губы, мягкие ресницы и румянец, когда у тебя под глазами синие круги и синюшный носогубный треугольник, не замазанные тоном, ты – внутри мира, ты говоришь ему: «Эй, я - внутри, мне тепло, влажно, я прорастаю, мне хорошо тут. Не отпускай меня, а?...»
Свидетельство о публикации №119022403997