Память о севере

Я читаю как будто пьесу
эти пики ночных деревьев,
что казалось проткнули небо
и оставили дырки-звезды.
 
Я смотрю панораму фильма
отвлекаясь от недр сюжета -
он выходит на плоскость.
Плоскость
не жива и однообразна,
Если взглядом считать тычинки
на цветках молодой брусники.
 
Если были здесь стрелки - встали.
Если были стрелки, то только
как чужая и бренная ноша,
о которой смогли забыть бы,
если б стоило это вниманья,
остробокие гордые камни.

Перемена мест человеком
далека от абстрактной науки
и меняет значение суммы.
 
Тянет мимо цепочки чисел
и слова превращает в буквы,
заменяет цвета строений
тротуаров, квадратных зданий,
добавляя оттенки моря.
 
Отдаленный слышится отзвук:
то ли лай деревенской собаки
то ли вой калабрийского волка,
вдруг узнавшего человека.
Через призму тысячелетий
распознавшего зверьим инстинктом,
что тот воле его готовит.
 
И дорога, последним махом
марш-бросок к своему истоку
совершает.
А все дороги
тщетно ищут своё начало.
Потому их тоска всё тянет,
Заплетая всё крепче в сети.
 
Понемногу срывает тайну
с низких острых лесных покровов
тот же ветер, который позже
унесёт её в мир фантазий
человеческого наследства.

Если память забыть, то можно
здесь стоять и врастать в ландшафты,
чтобы кости собой кормили
дух прошедших тысячелетий.