Улица Нагорная

 

Там, под инжиром,
на краю Нагорной
навес в тени
и шторы из сетей.
Ах, сколько было споров самых вздорных
и самых удивительных идей!
Там вялилась ставридка.
Пахло морем.
Цвела айва.
И ветер горный чах.
И местный дурачок, слюнявый Боря,
носил ушанку летом, всю в значках.
Колодой карт разбросаны домишки.
Кто тасовал?..
На счастье?..
На беду?..
И девочка моя с хорошей книжкой
под шелковицей греческой в саду.
Мыс Ай-Тодор кренился левым галсом,
когда тянулись к зреющей хурме.
Нам стартовой площадкою казался
пустырь на Поликуровском холме.
А в феврале, когда так сиротливо
душе бывает
и в ущельях – мгла,
вдруг расцветала белым  цветом слива
и горько так, и сладко так
цвела.
Стремилась ввысь ракета колокольни
на фоне пролетавших облаков.
Ещё не знали мы путей окольных
и не терпели трусов и лжецов.
А на рассвете к окнам
робкой веткой
сирень тянулась в мокром серебре…
Исчез наивный мальчик незаметно,
как листья жёлтые под снегом
в декабре.
Смывал прибой пустые створки мидий,
гремел гранит, когда в него он бил.
Я научился мстить и ненавидеть,
а раньше
только верил и любил.
Я спорт любил.
Был в неудачах стоек.
И верил, что на всё мне хватит сил.
Я заблудился в дебрях новостроек,
но улицы Нагорной
не забыл.
Там нет удобств.
Там дворики – с мизинец.
Но почему? – попробуй,  разберись! –
бегу от фешенебельных гостиниц,
чтоб по Нагорной улице пройтись.
Бегу, бегу…
Какую справедливость
я там оставил в череде забот?..
Ах, юность, юность,
ты цвела, как слива,
на улице Нагорной у ворот…