Как снимают звезду со звездных трасс

Мы сидим в комнате.  По стеклам великолепно хлещет ливень.  На рояле стоит букет мокрых ландышей.  Рядом с ним пепельница и почищенный, ароматный апельсин.  Ты развалился в кресле.  Нет... Ты присел на край кресла, в напряженной позе, будто вытянутый, готовый к прыжку.  Смотришь на меня, а я в смущении отвожу глаза.  Ты смотришь на меня так, как будто попал в неприбранную комнату, на подоконнике у меня лежит дохлая муха.  Это не так.  Вопреки мнимому хаосу, у меня армейская чистота и порядок.  Твой хаос нарушает нетронутость моего вселенского космоса.

Кто ты?  Мой один единственный...  Лысый бородач.  Или?..  Я сниму тебя на ночь.  Как снимают звезду со звездных трасс.  Как снимают Христа с креста.  Представлю, будто ты меня любишь.  Идем, давай руку, идем в мой мир фантазий, где царит чернильная тьма и извечная красота.  Мой непревзойденный бумагамаратель. 

Мы идем по длинному коридору,  у изголовья потолка протянуты трубы, сочится вода, стекает по стенам.  В оранжевом, рабочем комбинезоне ты.  И я в таком же, только обтягивающем.  Разводы серого вверх по протертым штанинам.  Сыро.  Пахнет плесенью.  Не зажимай ноздри, скоро привыкнешь. Это тот, уникальный запах тревожного ожидания и скрытой, бактериальной жизни.  Проволоки и шнуры тянутся, извиваясь в плотных вязках.  Вращаются световые колеса вентиляционных люков.  Слабые лампы.  Мерцает магний.  Тени, прогруженные в мнимый сон.  Они напоминают пыльные кусты ежевики.  Стоят огромные цистерны с дождевой водой.  Периодически они переворачиваются и на пол идут волны ледяной, хлюпающей воды, разъедающей резиновую обивку обуви.  В свете ежевичного света видны силуэты людей.  На привязи сидят извращенцы с кляпами, а зрители на них скалятся.  Сначала они пируют зрелищем, алкоголем и яствами, а потом устраивают оргии. 

Страшно?  Давай забудемся в сладком дурмане?  Я твой внутривенный...  Я буду любить тебя на международном наречии, а ты меня по-русски.   Расскажешь, как это делается?  Расскажи мне... Вон, в темном углу стоит диван.  Бросишь меня на диван с удивительно неудобными пружинами.  Я отползу.  А ты вслед за мной.  Схватишь в силки.  Я шепну: «иди ко мне во весь рост».  Темный от бешенства скажешь: «я достаю молоток только для того, чтобы тебя им разбить.  Раздробить на мелкие осколки.  Потом, ты тряхнул меня так, как если бы я была елкой, с меня бы посыпались игрушки.  Волосы трепались, ты наматывал их на кулак и тянул к себе сзади, приказывая изгибаться.  Хватал меня за бедра, насаживая на член…  Нет, прости, мы же в книге.  Насаживал мою робость на свою злость.  Упруго и хлестко, с восхитительными шлепками.  Выбивая каприз.  До судорог.  Потом, я бы целовала тебя мягко, робко, ласково шепча непростительно примитивные глупости.  Любимый...

Столбик ртути градусника
пополз
вверх