Из желтой тетради

1

«Ну вот и все!» - сказал старик Басё,
И путешественники тронулись на запад,
Туда, где ветер времени несет
Над миром сладковатый дымный запах.

Луна восходит солнцу вопреки
Немногим за полдень, и пенные барашки,
Вытаптывая пастбище реки,
Ползут вдоль берега, как по спине мурашки.

Соседи обещали присмотреть
За пальмой возле хижины. Их дети,
Наполовину голые, на треть
Голодные, не ведая о свете,

В который мы уходим, подрастут
За время путешествия. И вскоре
Рассыплются, как лопнувшая ртуть,
На шарики забвения и горя.

Земля живет единственный свой день.
Не потому ли тучи так серьезны,
Роняя на бесчувственных людей
Святые, очищающие слезы

Всегда как будто первого дождя?
Наступит ночь, он высохнет от ветра,
И мы вернемся, так и не найдя
Вопросов на извечные ответы.

2

Представь, что у тебя на все про все
Примерно сорок лет спокойным шагом,
И ты, как в том же возрасте Басё,
Скитаешься по призрачным общагам.

Бессонница на крашенных стенах
Окурками рисует иероглиф.
Как наголо постриженный монах,
Не разберешь, красив или уродлив,

Луна качается в цветистом гамаке.
Найдя в траве за дровяным сараем
Тропинку, ты спускаешься к реке,
И долго там стоишь, пока сырая,

Покрытая пупырышками звезд,
Сползает отмирающая кожа
Гадюки времени. Под монастырский мост,
И дальше в прошлое. Со вспененного ложа

Встает и одевается в слова
Богиня одиночества. Как свита
За ней плетется долгая молва
О том, что молоко уже пролито,

Что речь о нем не произнесена,
Хоть и написана, и Нобелевских премий
Не хватит ни на зрителей, ни на
Участников литературных прений.

3

Все наше время состоит из дат.
Мы выбираем те, в которых видим
Самих себя, боль собственных утрат.
И если не обманывал Овидий,

Оно лишь выполняет свой дизайн,
Сминая голоса, фактуря лица.
Но, если не прищуривать глаза,
То можно без остатка перелиться

Из негатива бреда в позитив.
Мордастая луна глядит с обрыва
Сквозь ветки, словно в порванной сети
Запуталась медлительная рыба.

С утра уже метет сухим снежком,
И тихо припорашивает пашню.
А я, я путешествую пешком
В окрестностях водонапорной башни

Туда-сюда в расхристанном пальто,
Так долго, что вороны, принимая
Меня за соплеменника, гуртом
То вира мне командуют, то майна.

Но, бороздя озябший чернозем,
Сквозь птичий гвалт, сквозь ветреную морось
Я слышу голос юного Басё,
Как белый шум, как внутренний свой голос.