***

Вырывался из бледных губ его сизый дым,
Ореолом возносясь на лестничной клетке.
Тихий шум машин за окном и мертвые сны
Заставляли курить и заходить к соседке.
 
И на столе её вечно стояли увядшие розы,
Тусклый экран показывал муть среди ночи.
Ему приходилось смотреть на унылые рожи
Чтобы не думать, что внутри него клочья
 
Любви или еще какой гадости на раз этот.
Соседка писала статью о вреде одиночества
И на задворках квартиры передавало ретро
Старое радио Юрия не помню его отчества.
 
Он сидел в глубоком бордовом кресле отца
Того самого Юрия, что слушает это радио,
Вспоминая подробности еще одного конца
Отношений, что были тогда дороже платины,
 
Но сейчас не стоящие и гроша в комнате,
Что наполнял дробный стук по клавишам,
Не рояля, а больше похожий на половцев,
С их конями или на белый шум давешний.
 
Соседка иногда уходила за чаем пряным
Или курить на тихую в этот час кухню.
Эта ночь ему уже не казалась странной,
Как и прошлые, что были и ныне потухли,
 
Как огонек на конце спички в темноте
Парадной перед выходом на проспекты.
Он сидел и представлял в чужой суете,
Что все люди вокруг него адепты секты,
 
Принимающие фанатазию за реальность
И от того улыбающиеся ранним утром,
Но в цепочке была какая-то рваность
И он не чувствовал себя ныне мудрым.
 
Он ощущал пустоту под сердцем, слева
И тревожную пульсацию в своей голове,
Задавая вопрос почему же какая-то дева
Может уподобить его белокрылой сове.