С Платоном Шишиковым я не тягаюсь...

С Платоном Шишиковым я не тягаюсь...



Мама моя не может без сюрпризов.
Сделать что-то в простоте или сказать так, нет это
не для неё. Лучше в Волге ищите.
Нет, моей маме нужно отчубучить что-нибудь эдакое,
ни на что не похожее. Выходящее из ряда вон.
Правда, умудрялась она и всё из ряда вон вышедшее
возвращать на его законное место.
Умела!
Мне кажется иногда, что будь она мужчиной, была
бы не менее изобретательна и находчива, чем
Платон Шишиков.
Ах, этот мамин кумир!
Нет, нет, я не ревную, ибо его сердце занято плотно
и прочно своей единственной любовью. Любовью, о
которой можно слагать баллады, любовью на все
времена.
Екатерина Аксаева!
Прима Большого! Звезда! Несравненная!
Ей он посылал сигналы с первого советского спутника.
Для нее звучал Танец маленьких лебедей из глубин
космоса.
И это стало традицией - раз в году со спутников несутся
необычные сигналы. Из вселенского мрака на наши
головы изливается любимейшая музыка.
Катенька танцевала Лебедя Сен-Санса...
Что ж... И этот факт увековечил неугомонный Платон.
На памятнике Карлу Марксу, смотрящему на Большой
театр Кербель выбил маленького лебедя, птицу
царственную из стихотворения, читаемого Марксом
Женни.
А кто подсказал? Вот-вот! Всё тот же Платон!
А удлинить Останкинскую башню на четыре метра,
дабы затенить место свидания?
Ну, кто еще способен на такое?
Платон Шишиков. Кто же еще?
И уж, совсем несусветное - вытоптать поля пшеничные,
изобразив немыслимые космические письмена...
Даааааа!
Виват, Платон Шишиков! Виват!
Преклоняю колена и снимаю шляпу перед силой этой
любви...
Преклоняю колена и снимаю шляпу и перед своей
мамой. Перед силой ее материнской любви и её
неугомонностью.
Приехать в Париж, выкарабкавшись из жесточайших
сердечных приступов, о которых и не сообщала.
Приехать, узнав, что мне, наконец-то, улыбнулось
крохотное счастье. Меня пригласили в группу,
выступающую в кафе на Елисейских полях.
Да, для меня это событие. Я так мечтал петь для людей.
И я так хотел, чтобы мама услышала меня, так хотел,
чтобы ей понравилось.
Я мечтал об этом, как мечтал Платон Шишиков о своей
любви.
Я на сцене. Мне страшно. Я боюсь, что колени мои
подломятся, и я свалюсь с маленькой эстрады прямо в
зал. Под ноги гудящей толпы.
Превозмогая страх, я начинаю петь.
Голос мой крепнет. Я представляю себя на сцене
"Олимпии".
Когда песня обрывается, я не слышу аплодисментов.
Я не слышу ничего...
Почему?
Провал?
И вдруг, тишину взрывает женский крик.
Будто рвут простыню, так он действует на напряженные
перепонки.
Кричит моя мама.
Маленькая мама моя стоит на столе и кричит что есть
мочи - Браво! Браво!
Крик ее заражает окружающих и зал взрывается
аплодисментами.
Конечно, это зал маленького парижского кафе. И до зала
"Олимпии" ему недостает еще, ой, как многого...
Но, лиха беда начало, не устает повторять моя мама...
А начало положено.



РИНА ФЕЛИКС