Гуси-гуси! - Га-га-га...

       

          (История, так похожая на человеческую)

    С самой поздней осени, когда уже снег окончательно ложится на землю  и до самой ранней весны, когда он уже не по-зимнему белый, а такой, сыпучий, ноздреватый, и, когда гуси хозяйские начинают свою яичную кладку, все они всю зиму проводят здесь, на выгоне перед нашим домом. Но только отдельными стайками, не редко оглашая округу криками дерущихся гусаков за неподелённое между собой место. Вместе они собираются в целях общей безопасности: - пробежала какая нибудь "шальная" собака, они тут же все собираются в общую стаю, чтобы легче было отразить возможное нападение. К этому времени они уже не большие хозяйские стадА, что были осенью, а так, что осталось в каждом дворе. Отец с матерью тоже разводили их и, почти всегда три гусыни с гусаком к маю, к зелёной травке, выгуливали у нас стайку из десятков трёх, тоже зелёных "комочков", называемых гусятами.
    В этот год я, по какой-то причине, был на родине именно  в это время, время яичной кладки. И запомнилась мне, нежданно появившаяся и свалившаяся на отца "обуза", когда он в первый же вечер, как я приехал, отправился к соседям за одной, не пришедшей домой гусыней. Выяснилось, что она "прибилась" к соседским гусям и спокойно у них "почивает", что, в общем-то, "неслыханно"! Летом, когда гуси "держатся" только своего стада, они не признают чужаков. Даже случайно заблудившегося из чужого стада гусёнка, они клюют, прогоняют. Утром следующего дня "беглянка" даже не  стала дожидаться положенного ей "завтрака"-корма, перелетев через низкий штакетниковый забор полисадника, снова убежала к соседским гусям. Мама только разводила руками: "Не знаем, что с нею делать? Улетает уже, с Масленицы, к Киселёву гусаку и весь день голодная сидит рядом. И гусыни-то его не ревнуют, сидят вместе, с той стороны выгона, от соседей! Какие же тут могут быть гусята? Да никаких!" Я наблюдал несколько раз за взаимоотношениями "беглянки" с соседским гусаком и нашим. Днём нашего, считай, не существовало, только вечером, когда я собирал гусей вместе и пригонял домой. Момент принудительного их свидания происходил всегда шумно, крикливо, с вытянутыми по земле шеями. И "разговор" шёл на повышенных тонах, наверно, на неприятную, стыдную для них тему. А завтра всё повторялось сначала.
    Я уехал, а мать рассказывала потом, что гнездо нашей, "лёгкого поведения" гусыни, было дома на кухне, под палатями (1), где и гнёзда других гусынь были, разгороженные кусками фанеры, чтобы они не мешали друг-другу сидеть на яйцах. Откладывала яйца она, видимо, от "чужака" и, когда сидела на них, всё равно улетала к нему на свидание, в редкие минуты своего отдыха. Но, когда выводила гусят, казалось забыла про свою "любовь через дорогу". И всё лето, пока гусята из "зелёненьких комочков" не превратились к осени в настоящих взрослых гусаков, она не вспоминала о своей запретной любви. Кстати, было у неё гусят больше всех. И, которые были будущими гусаками, к осени отрастили себе "подбородки", как у соседского "вожака". Отец решил больше не гоняться за ней, если "любовь" весной у них возобновится из забытья снова. "Отдам "блудливую вертихвостку - изменницу" соседу и - делу конец!" - пригрозил он. И после Рождества так, и сделал. Уже с Нового года "любвеобильница" снова вспомнила незабытую прошлогоднюю любовь. За то после этого мы с соседями стали жить, не "душа в душу", а просто - "не разлей вода"! Вот что может делать гусиная любовь! А ведь не такая наглядная, как у голубей, те даже прилюдно целуются!


 (1) - палати - досчатый, высокий настил-лежанка русской печки в деревенском доме.