ХХ век на меду

Влезая в тапки-сателлиты,
ты топчешь шестьдесят шестой
квадратный метр той квартиры,
где жил Семён и тётя Ира.
Что за квартира! Что за люди!
здесь жили с радио на стенке.
И чан стоял с бельём,
и Сёма о коробочек чиркал спичку,
размахивая дым топорный
средь перетянутых верёвок,
ведущих в комнату куда-то,
где чад табачный был похуже.
Здесь Сёма с рук кормил синичек,
избавившись от жжёных спичек,
в окно просунув руку с хлебом,
глаза прикрыв и улыбаясь,
что сигаретка отъезжала
на край лица его красиво.
А тётя Ира, Ирка-стерва,
пилила мозг его весёлый,
но не со зла, а так, по ходу,
от чана к вареву в кастрюльке
гуляла лёгкая фигурка,
её манящая фигурка,
подол подвёрнутый у юбки
блистал коленками призывно.
И кот здесь был, собака, птичка,
но не задверная синичка,
а какаду своей персоной
и глазом бешеным зловещим
вселял достаточно почтения
всем шумным жителям квартиры.
И были тут, конечно, дети,
один иль двое, не вдаёмся,
ребята в целом неплохие,
один из них совсем девчонка
лет двух-пяти: косички, банты
и глаз, почище попугая,
горит в дыму, перипетиях,
взаимосвязях и обидах,
в любви и жизни заоконной.
Всё это разом размешаем,
закроем крышкой и оставим:
никто не помнит, что здесь было.
Двадцатый век, он словно сливки,
стекает с марлечки в бидоны,
нам оставляя только творог,
и мы жуём его на завтрак,
залив и мёдом и вареньем.
Всё, что не нужно, забываем
и выливаем, и стираем.
Хороший творог, сочный с мёдом.

14.08.2018г.