Мой кит

Игрою бури вынесен на сушу,
Тяжёлый див морской многопудовый,
Покрытый струпьями, ракушками-домами,
Раскинул кряжистые плечи, длани,
И множество клешней и плавников.
Покрытый ночи чёрной дранью,
Под брызгами дождя и ветра свист,
И стрелок мерный одномерный хлыст,
В постылой ворвани фонарной
Лежит недвижен и непоколебим,
Отсвечивая глянцевой
Китовой шкурой улиц,
Знакомых до ногтей, до хруста в голени,
Как в гололед блестят, оголены,
Как будто прорастают прямо из нутра,
Как столб опорный изгибается спины,
Как вывернутые внутренние
Потаенные пласты-
Воспоминания.
Я, как Ахав несчастный,
Набросив плащ свой штормовой,
Иду куда-то, не домой,
Упершись яблоком глазным, (Грязным? Грозовым?)
В шипящее, не остывающее, -
(тело? Море?) -
Под сетью дождевой - нутро.
Плыву не в улицах плену,
И даже не в осознании горячке,
А в тёмных образах из памяти тону;
И мясо в спячке, лишь ноги кентаврически идут,
А я не тут, не в этом самом миге,
Не эти улицы дырявлю шагом,
Стопою, жёсткою как кость,  ороговелой краба,
А в те минуты, когда я нагий, белый,
Без шкуры толстой, с поднятым забралом,
Во след дождю ходил,
Мне было мало сего кита нутро.
Я ощущал то слово, те ладони,
В те дни потопа, был кто-то кроме,
И в этих жёлтых восковых зрачках
Я видел будущего знак.
Снаружи и внутри завернутый во мрак,
Я в такт сердечных ритмов попадал китовых.
Не знал тогда, что мне судьба готовит
Ошейник, жёсткое взросления ярмо.
И вот мой кит, как рыба,
Прибоем выброшен на берег,
Ни жив ни мёртв, а только
(реет? Верит?)
Качает телом на волнах,
Не в силах больше брег покинуть.
На этих улицах я вырос.
На этих паутинах
Я чувствовал вибрацию,
Неспешный пульс, дыхание.
Моё сознание во сне,
Даже сейчас, репринт с вот этого рисунка,
Чернильный лабиринт.
Разбитые осколки фонарных островов.
Восчина окон. Дождь. И кровь
Шумит, саднит в угоду пульсу.
Где центр? Храм? Дворец?
Не видно в дождевой эмульсии.
За нитью Ариадны иду я в
 (пропасть? ) детство.
Где Персей, где мальчик золотой?
Боюсь я встать перед тобой.
Чудовище. Обрюзгший, потяжелевший,
Разрывший вглубь, до водоносного
Добравшись горизонта.
Малоподвижный, крутолобый,
На толстые, устойчивые ноги
Свои живые крылышки сменял.
Мечтатель, лёгкий мотылёк,
Влетевший в темноту сарая.
Ты гусеницей стал, теперь другая
Бабочка порхает над землёй.
Пропой, не открывая рта;
Стони в груди,
Из живота,
Бей в ярости шагами
Панцирь улиц.
Ори, иди,
Но не кори судьбы!
Ты счастлив! Твоё детство
Из чрева вышло. И остался кит.
С дремучим телом, и дремучим сердцем.
С дремучим счастьем.
Гляди. С ребёнком светлый бог ушёл.
Остался Настоящий,
Тот древний Ноя Бог
И Бог Ионы. Тот что горел с кустом,
И вырезал Законы.
Скрижали в камне.
Тяжело держать.
Но как легко дышать
Под их тяжёлой ношей.
О, город мой! О, мой Левиафан!
Я видно вросший в тебя полип.
Раставив руки улиц,
Я перекрестком-сердцем крикну
Ввысь.
Мой Кит! Ты мой! Привыкну
К тяжёлым тела и костей давленью.
Я вырос. В твоём кипеньи,
Шевеленьи я жизнь познал.
И ты мне чётче всех зеркал,
И ты мне ближе кожи.
Гниющий монстр,
Каменный гигант,
Я верю,
Ты подняться сможешь!
Тяну тебя я за гарпун из глубины,
Лишь только б выдержал канат,
Лишь только бы не разорвались швы.