Имя на поэтической поверке. Игорь Кохановский

Когда 1-го сентября 1952 года, Игорь Кохановский вошёл в свой 8 «б», то увидел много «новеньких», вернее тех, кто раньше учился в этой школе, но в других, параллельных 7-х классах.

В то время после «семилетки» поступали в техникумы, и в результате переформирования, уменьшения классов, среди «новеньких» появился и Владимир Высоцкий.

Они с ним чем-то внешне были похожи, и по необъяснимой причине, сразу же сели за одну парту. Так началась новая дружба, в которой они бок обок шли по жизни и только в 1973 году стали расходиться в стороны.

Литературой Игорь и Владимир увлеклись в 10-ом классе. От учительницы узнали о существовании Игоря Северянина, Николая Гумилёва, Саши Чёрного.

У Велимира Хлебникова обоих потрясла строчка: «Русь, ты вся – поцелуй на морозе». Стали ходить в читальный зал Библиотеки им. В.И.Ленина, брать книги этих поэтов, что-то выписывать, заучивать.
Вообще читальный зал Ленинки, в те годы, пользовался популярностью у старшеклассников Москвы ещё и потому, что был своеобразным местом встреч и знакомств.

Многие впечатления от прочитанного легли позже, отразились в творчестве Владимира Высоцкого, к примеру гумилевский «изысканный жираф», стал прототипом песни «В жёлтой жаркой Африке».

   После школы Игорь Кохановский и Владимир Высоцкий поступили в один институт – Московский инженеро- строительный имени В.В.Куйбышева, но Владимир проучился в нём один семестр, до нового 1956 года и поступил в школу-студию МХАТ.

Игорь и Владимир продолжали общение, а с осени 1961 года Владимир стал писать песни, а Игорь – с дипломом инженера-строителя, всё время переходил с работы на работу, тихо ненавидя свою «инженерную стезю».

Когда в очередной раз Игорь и Владимир встретились, то Владимир спел, свои первые пять песен: «Татуировку», «Их было восемь», «Город уши заткнул и заснуть захотел», «Что же ты, зараза бровь себе подбрила», «Синие, зелёные, жёлтые, лиловые».
Игорь Кохановский был страшно удивлён.

Ведь до этого вроде бы ничего не предвещало подобного !взрыва творчества». Под впечатлением впервые услышанного, по белой зависти, Игорь Васильевич, решил написать свою первую песню, что б она так понравилась Владимиру Высоцкому, как своя.
 В итоге за полчаса, глядя, как падают листья с клёнов, которые недавно ещё горели, каким-то невероятным пламенем, Игорь Васильевич, написал песню, которая у нас, чуть ли не стала, своеобразным гимном молодёжи 60-х годов, прошлого столетия:

       «Бабье лето».

Клёны выкрасили город
Колдовским каким-то цветом.
Это снова,
это снова
бабье лето,
бабье лето.

Что так быстро тают листья –
ничего мне не понятно.
Я ловлю, как эти листья,
наши числа,
наши даты.

Только вот тревожно маме,
что меня ночами нету,
что опять меня обманет
бабье лето,
бабье лето.

Я кружу напропалую
с самой ветреной из женщин.
Я давно искал такую –
и не больше
и не меньше.

Я забыл когда был дома,
спутал ночи и рассветы.
Это омут,
это омут –
бабье лето,
бабье лето.

   Владимир Высоцкий часто пел, на концертах и в кругу друзей, песню «Бабье лето», что было своего рода признанием песни с его стороны.

А Клавдия Ивановна Шульженко, при встрече и знакомстве с Игорем Кохановским сказала ему: «Игорь, Вы, наверное, знаете, что я много пела любовной лирики, но не помню, чтобы меня так задевали стихи, как Ваши».

Любопытно, что на одно стихотворение написали музыку сразу три разных автора и исполняли три ведущих певца:

-«Бабье лето», муз. Кохановского, исп. Владимир Высоцкий.
-«Бабье лето», муз. Т.Марковой, исп. Клавдия Шульженко.
-«Бабье лето» муз. Ю.Антонова, исп. «Поющие сердца», Юрий Антонов.

Известный, современный российский поэт-песенник, Игорь Васильевич Кохановский родился 2 апреля 1937 года.

Окончил в 1960 году МИСИ им. Куйбышева, он пять лет работал инженером-механиком, потом внештатным сотрудником в газете «Московский комсомолец».

В 1965 году Игорь Кохановский уехал на Север, работал в газете «Магаданский комсомолец» с 1965 по 1968 год, затем мыл золото в старательской артели на одном из приисков Чукотки, зарабатывая на квартиру в Москве.
За сезон заработал 6 с половиной тысяч, но квартиру так и не купил, в то время это было невозможно сделать.

   Одноклассник, сокурсник по МИСИ и друг Владимира Семёновича Высоцкого. Владимир Высоцкий посвятил ему песню «Мой друг уехал в Магадан» в 1965 году, первые строки, которой:

«Мой друг уедет в Магадан-
Снимите шляпу, снимите шляпу!
Уедет сам, уедет сам –
Не по этапу, не по этапу».

Кроме этой песни Владимир Высоцкий посвятил другу ещё песни:

«Я видел Ногайскую бухту», «Получил я недавно письмо», «У меня приехал друг из Магадана», «Возвратился мой друг неожиданно».

   За свою творческую жизнь Игорь Васильевич сумел написать тексты 89-ти песен, исполнявшихся звёздами советской и российской эстрады от Клавдии Шульженко и Людмилы Зыкиной до Вероники Кругловой, Вадима Мулермана, Валерия Ободзинского, Муслима Магомаева, Юрия Антонова, Иосифа Кобзона, Льва Лещенко, Валерия Леонтьева, Александра Барыкина, Ириной Аллегровой.

С Игорем Кохановским работали известные композиторы: Никита Богословский, Оскар Фельцман, Давид Тухманов, Владимир Добрынин, Стас Намин, Владимир Мигуля, Алексей Рыбников.
Немало песен Игорь Васильевич сочинил и для польской певицы Анны Герман, занимаясь также переводами текстов польских песен.

Не хочется умалять значение музыки – и действительно мелодии у песен были потрясающие – но всё-таки Слово всегда было, да и остаётся определяющим для русского человека.

На слуху любые, из многочисленных, любимых слушателями, песен Игоря Кохановского, а их всё же 89-ть, и можно не ведать, всуе, что он автор их слов. К примеру:

 -«Было и прошло»,муз.Владимира Добрынина, исп. ВИА «Красные маки».
 -«Возвращайся», муз. Игоря Саруханова, исп. Игорь Саруханов.
«Две свечи», муз. Владимира Добрынина, исп. Михаил Шуфутинский,
 -«Лицо в ладонях», муз. Анатолий Днепрова, исп ВИА «Поющие сердца»
 -«Мона Лиза», муз. Давида Тухманова, исп. Александр Барыкин
 -«Поверь в мечту», муз. Юрий Антонов, исп. Юрий Антонов.

Беря навскидку любую из этих и других популярных песен Игоря Васильевича Кохановского, помнишь, что первая «ласточка» у него, его визитной карточкой была «Бабье лето».

В Магадане вышла первая книжка стихов Игоря Кохановского «Звуковой барьер».
Надо, кстати, сказать, что Игорь Кохановский родился в тех краях, на Колыме. Отец у него был из моряков и в молодости служил вместе  с  Эдуардом Петровичем Берзиным (Берзиньш) – латыш.

Личность легендарная, прапорщик, командовал Латышской стрелковой дивизией, в Гражданскую Войну. Один  из организаторов и руководителей системы Гулаг, деятель ВЧК-ОГПУ-НКВД.

В ноябре 1931года, Э.П.Берзин,организовал государственный трест «Дальстрой» по добыче золота на Колыме, по личному указанию Сталина. За три года, с1934 по 1936 –дал стране 52 тонны золота, больше чем американская Калифорния в два раза, основав новую отрасль, буквально, на пустом до этого месте.

По старому знакомству, Берзин пригласил отца Игоря Кохановского работать под его началом, вместе  с 21 человеком, в управлении треста, где работали десятки тысяч заключённых. Отец, как человек авантюрного склада, как и его хороший знакомый, Эдуард Петрович Берзин, согласился.

В 1938 году, Берзина арестовали и ликвидировали, в 1956 реабилитировали.
Фактически город Магадан основал Э.П.Берзин.

Отца же Игоря, который только что родился, посадили.
У младенца начался дикий авитаминоз, из-за того что на Севере весной витаминов нет. Мать потом говорила «ты весь раздирался», и консилиум врачей постановил вывезти младенца на материк.

Игорь Васильевич, став взрослым сказал: «Я спас семью, потому что отца посадили, и если бы мы не уехали, посадили бы и мать».

   Отец вышел через полтора года, к власти пришёл в НКВД Берия, после Ягоды, и сказал: «Скоро некого будет сажать». В образовавшееся, небольшое окно, отца и выпустили.

Он вышел, постарев лет на тридцать,  он просто стал аксакалом. Он был молодой красивый мужчина, а вышел стариком.

Отец рассказывал сыну, о пытках в лагере. Пытка была такая – «стояки» называлась.
Это человека ставят в узкий шкаф, как в бытовки для одежды рабочих. Вот тебя туда ставят, и есть только отверстие для лица. И ты стоишь. На третьи сутки у отца лопнули голенища сапог, так отекли ноги.

   С магаданской книжкой стихов в 1970 году, Игорь Васильевич, попал на Совещание молодых литераторов, на семинар к Михаилу Луконину, Станиславу Куняеву.
Семинар рекомендовал Игоря Кохановского в Союз писателей и на Высшие литературные курсы.

С той поры стихи Игоря Кохановского стали часто появляться на страницах газеты «Магаданский комсомолец» и в центральном молодёжном журнале «Юность».

Ещё в 1958 году, когда Игорь Кохановский, ещё учился в строительном институте, Владимир Высоцкий провидчески, посвятил ему четверостишие:

«Тебе б филфак был лучшим местом:
Живёшь ты с рифмой очень дружно.
Пиши ты ямбом, анапестом,
А амфибрахием – не нужно!»

Из поэтического наследия Игоря Кохановского.

       «Москва-Магадан»

Дрожит самолёт всем корпусом
по рации вылет дан.
Сейчас горизонт наклонится
под рейсом Москва-Магадан.

Я вновь как на строгом конкурсе
Любви к моим городам.
Жюри вопросами колется:
Москва? Магадан?

А мне бы и надо вне конкурса –
я в обе любови влип.
Наверно, с моральным кодексом
вступаю сейчас в конфликт.

Но так уж судьба закручена.
Филолог, прости меня грешного,
что трудное слово «соскучиваться
грамматикой нашей подвешиваю.

Соскучиваться! Чтоб духом
понять щемящую плату
в Москве – Ногаевской бухте,
в Ногаевской бухте-  Арбату,
чтоб ждать с ними встреч, как отпуска,
отсроченного годами.

…В душе у меня два оттиска –
следы двух любовей,
мне данных
Москвою и Магаданом.

И мучусь, точно заочник,
и попеременно спешу я
песчинкой часов песочных
то в ту любовь, то в другую.

      « Новогодняя баллада».

Лиман. Чукотка. Новый год.
Ночь звёздной россыпью богата,
и облюбованный богами
чернеет низкий небосвод.

Звенит ночной тиши аккорд,
и дым из труб плывёт кантатой…
Глядят, как бодрствует Анадырь,
лиман, Чукотка, Новый год.
Как тени двое, Их уход
в ночь из чужих и дымных комнат –
побег в мечту, в забвенье, в омут
от не уюта, от забот.
Фантазии запретный плод
уже их чем-то грешным кормит,
но скромны руки их, как скромны
лиман, Чукотка, Новый год.

Кто их осудит, кто поймёт?
Как школьники на перемене,
упали в снег…
Течёт мгновенье,
земля шатается и плот.
И тишина – ночной оплот –
поймёт их мысли и сомненья…
К дневной готовы перемене
лиман, Чукотка, Новый год.

Но не спешит узнать восход
в своей медлительности сонной.
А кто она ему? Кто он ей?
Нет, не спешит. Наоборот
он не торопит переход
к дневным, обычным, здравым нормам,
где обретут иные формы
лиман, Чукотка, Новый год.

И вновь
дней суетный разброд,
как липким снегом для забавы
до крыш заботами завалит,
пошлёт забвение в расход.
Но, как бы круто в оборот
потом их будни не забрали,
как озарение, запали
лиман, Чукотка, Новый год.

       ***
Чукотки лето коротко,
как в тесных тучах солнца прогляд.
Уж скоро струны ливней дрогнут,
и стукнет осень ноготком
в моё окно.
Ну а пока
лимана пенистый бокал
вздыхает на моей ладони,
и солнце шариком латуни
купает в нём свои бока.

Уже любимой не подаришь –
уже отцвёл чукотский ландыш,
и одуряюще, как маг,
не полыхнёт полярный мак.

Последние глотки лимана
остались берегу цедить.

Но почему дано ценить
лишь то,
чего всегда
так мало?..».
        «Скачки».
Я сам поставил на себя,
я сам скакун и сам наездник,
под ипподромовым навесом,
себе болельщик и судья,
слежу свой бег.

А рядом ставят
(не на меня, не на меня),
афишки пристально листают,
ища надёжного коня.

Мой конь трибунам незнаком,
а ставят только на знакомых,
здесь рисковать не очень склонны,
таков на игрищах закон.

А может крикнуть: «Кто не трус?
Ставь на меня, и всё в порядке,
ведь я не тёмная лошадка,
да, на меня! Велик искус?

Да, на себя весь мой расчёт.
Иной расчёт считаю ложным:
поставив, ждать, что чья-то лошадь
тебе удачу принесёт.

И я скачу, хрипя, сопя,
мне дарит силы мысль простая:
мне больше не на кого ставить,
и я поставил на себя.

       «Закон диалектики».

Сначала били самых родовитых,
Потом стреляли самых работящих,
Потом ряды бессмысленно убитых
Росли из тысяч самых не молчащих.

Среди последних - все интеллигенты,
Радетели достоинства и чести,
Негодные в работе инструменты
Для механизма поголовной лести.

В подручных поощряя бесталанность,
Выискивала власть себе подобных,
В средневековье шла тоталитарность,
Изображать воистину счастливых,
По праву заслуживших легендарность…

Держава, обессиленная в пытках,
Ещё не знала о потерях сущих,
Не знала, что КОЛИЧЕСТВО убитых
Откликнется ей КАЧЕСТВОМ живущих.
1989 г.