Воочию волчий, серый гибнет бес

Два часа по лесам и болотам
спасаясь от лютого холода,
за сверхнравственной истиной
с непреклонной душой.
Через темень ночи,
каприз нестерпимого голода,
слыша грозовой стук
сердца и перебой.
А тяжелые капли туч,
провозвестники молнии,
льют бессильные слезы
на стенания калек.
Лангепасского леса
манят луны неполные –
не рычит чудовище,
новый сверхчеловек.
Грина – хаос пыли, железа,
вот же, счастье завидное,
или хаос Ницше –
хаос танцующих звезд.
Смерть не страшна,
старость считаю обидною.
Ручьи, деревья,
слышите мой вопрос?
Доверяюсь зову,
как вас, господа минутные,
сманить, превзойти человека
в мертвецкий сон?
Ваша прелесть мне
прививает безумия,
и желание блюсти любви закон.
Чтобы давать милостыню
я недостаточно беден,
оттого жмется, говорит: «дари»,
мой призрак во тьме сметен,
сука-чувственность скулит.

Глядит на меня, не моргает
твердое твое, кровавое пойло,
на него же глядит и мой.
Кто-то снова вошел в
Лангепасский лес…
Как от касаний моих, небесно ласковых,
воочию волчий, серый гибнет бес.