Не туда поставленный стакан чая

     Ой, да даже ангелы находят, куда упасть. А уж найти повод протереть стаканчики – трудов космических, точно, не обвалится. Моя верная половинка зашуршала-замурлыкала – в магазин собирается, а я уже начеку. Граждане, ведь юбилей! один год! первая годовщина! Ну и что, что через две недели?! А подготовиться?! Проверить организм к «торжествам»?! Нет, мне не стыдно просить «радости», если повод натуральный и на моей стороне правда. Вот, скажите, почему упали ангелы? Правильно, не нашли поддерживающей опоры. А где нет поддержки – там сразу хвостик с рожками. Первая годовщина тем более нуждается в поддержке своей легитимности во мне. Ладно, но как летит время! Уже это одно – новый повод! Но я не меркантильный, я прощаю времени его стремительность. Но оставить меня в такой день без пятнышка тепла на сердце – такого равнодушия ко мне уважаемого мною времени я не осилю без последствий для душевного здоровья.

     Ангелы – и те недолго продержались на небе, и уж не мне менять правило, что лучше заранее слинять, пока во что-то не свалился. Год назад я ответил на вопрос в «Одноклассниках»: «Какой ваш любимый писатель?» И поехало. Целый год «журнального эксперимента». Спасибо вам, читатели моих неопытных, скорых на руку, но дорогих мне заметок, что вы так помогали замечаниями и вниманием. Видит бог, единственное, хотелось успеть вспомнить добрых людей и не свалиться в корзинку с мемуарами, но, ясно же, что и здесь чёрт не спал. Моя жизнь, считай, идёт по маслу, счастливее других – но в этом и проблема. Быть счастливее лучших – такого горького подарка я уж точно не просил. Все упавшие на меня трудности были не труднее батиных задачек, примерно таких, как провести во все комнаты один провод к семи параллельным телефонам без единой скрутки. Но и я тоже подкидывал батьке задачки. И помню дату – 20.08.1969 – уже акклиматизированные, идём штурмовать Эльбрус. Не помню, как чувствовали себя Юрка Съедин и Валька Сибгатулин , но мне приспичило именно в тот день подхватить горняшку. То есть сойти с катушек и заявить, что я остаюсь в этих льдах здесь жить. А оставалось с полкилометра по высоте до вершины. Что оставалось делать бате? Пришлось забыть про мечту и гнать меня валенком вниз. А не было бы меня? Может, ребятам и бате повезло бы дойти? На стороне моего оправдания свалившийся непогодный холодный фронт и наше доморощенное снаряжение. На стороне моей невиноватой вины – вторая группа, дошедшая с нами до приюта Пастухова, и она дошла до вершины. Когда я очухался на пляже Чёрного моря в Очамчире, я сделал первую насечку на мозгах: «Продумай и сделай всё – чтобы не оказаться не на своём месте». Но потом врезал ещё три насечки.

     Первая – «Не дай Бог прожить чужой жизнью». Мы с сестрой двойняшки, и нам с Галкой тарелки и кружки с вкусняшками в малом детстве мудрые папа с мамой давали сразу обоим, но… в перекрещенных руках. Ты у правой руки, но тебе дают с левой, с той, что ближе к Галке. Оно, вроде, по руке, по справедливости, Галкино, но попало к тебе. Лишние оглядывания на соседский корм снимались тут же и каждый был доволен своим «уловом»! Так нас приучили не оглядываться на чужие сладости. Не без рецидивов. В Киеве, были в гостях, лет пять нам с Галкой, и мы прикарманили детскую чужую игрушку. Мама через весь город – о, как помню пересадки на трамваях и синие шары пешеходных переходов на гранитных тумбах! – вернулась с нами и отдала добычу неудержавшихся воришек. И без длинных лекций, а я… без «лекций» на часик моим бедным чадам никак не могу угомонить мою праведную занудность. Если б их издать, и этой книжкой б мне припечатать по башке – и вы б не мучились сейчас этим чтением.

     Вторая насечка – «Не прозевай сам свою жизнь». Опять пример из малолетства. Я был неуклюжим увальнем, любил и люблю порядок в распорядке, как мама. А Галке и бате, стратегически, было наплевать на эти мелочи с самого высокого Эвереста. И пока я обстоятельно и в строгом порядке готовил свой горшок для важных дел, и уже, довольный своим будущим уютным местом, был готов, наконец, посидеть и подумать… а Галка уже сидела на моём приготовленном горшке!.. И так не раз. Не, психической травмы не получил, хотя эта захватническая акция осталась на фотографиях. Моя лихая сестричка в конце концов привела меня к этому золотому параграфу в моём опыте: не зевай, не копошись, не медли – не прозевай свою жизнь, благостный и порядколюбивый копуша!

     И вот она опять – зарубка «Никогда не занимай чужое место». Всегда давал списывать, на всех экзаменах, и в институте на вступительных. С такой добровольной форой от меня любому списаке мне было всегда спокойно, что я не обмарал локти в безумной ловле победы. Был рад, что набрал больше проходного балла, и что ни с кем меряться не пришлось при равном положении. Не, я таким щедрым не свалился на землю. Опять хорошая тренировка – сговор бати с нашей физичкой, ещё до Лилии Ивановны: на всех лабораторных получаю двойки-тройки, а списанному у меня же присваивается пятёрка. Но журнал «Квант» подарил столько интересного и удивительного из моей любимой тогда физики, что обиды сами закопались, что и требовалось настоящей физичке и предкам для моего будущего.

     А четвёртая вмятина в мозгах – «Всё своё различай с первого глазу – и не стесняйся своего, кто или что бы оно ни было» – это опять предки подстелили соломку. Спасибо мамочке и папочке! Родители не могли понять, как мы с сестрой различаем свои одинаковые вещи – стульчики там или те же злополучные горшки. Находить своё мы с сестрой научились неизбежно, ведь двойняшкам покупали одинаковое, чтоб не обидеть никого.

     Своё – это понятно: предки, учёба, работа, семья. Но мы же организовываем нашу личную программу не только по государственному трафарету? Выныриваем из забот и опасностей, кто во что горазд. Посчитал звёзды, нашёл общий «рубильник» – и как они сказали мне, что избранная сама явится, так и претворилось. И Ваньку своего, сыночка, из этой же шкатулочки вынул. А за астрологию спасибо первой моей избранной. И так бывает… Но и без сверхъестественного, без метафизики – лишней ложке каши не будешь рад. Да-да, я про пресловутый и ядрёный смысл жизни. А со школы все его знают: ускорять и ускорять все обменные циклы в природе. Через кажущуюся самоорганизацию. Но к полному распаду всего живого на земле. Самоорганизация – самый эффективный катализатор будущего всеобщего распада. Как легче утилизировать мусор? Конечно, сначала собрать в мешки. Шучу? А чёрт за моей спиной не шутит, что б ему копыта пообломало. И вот, набил я живот, а чему радоваться у костра, если тебе впихнули в мозги логические цепи длинной в 24 часа в сутки? И пошло: «А вот бы завтра мамонт сам, уже жареный, привалил к пещере!» Сказочные мечты. Так и стихи – смешно: упорядоченная рифмой речь! – а задача-то метафизическая. И у меня она была: чтобы не старели девчонки! А ведь так и вышло. В стихах они остались навсегда с косичками! И та же нереальная, но утешающая задача моих опусов в ролях и неприкаянных рассказиков: чтобы ушедшим от нас там было не одиноко.

     Судьба приказала завязать с рифмами. Старшенькая, Наталька, ещё в три годика, у меня на ручках, за три минуты, ещё раз дала мне понять, что такое стихи. Странно, больше это не просыпалось в ней. После этого мне уже мои стишочки облетели. Повторить что-то в этом роде меня небо не наградило. С рисованием так же. А она стала профессиональным художником. Нацарапал что-то напоследок, уже точно и не помню, но что-то типа «мир без дизайнера не белоснежный лайнер, а манная каша» – и заткнулся. И побрёл к более знакомому, к математике – штудировать алхимию звёзд. Ведь сколько в ней тайн, да запрещённых простым смертным любой церковью. И коммунисты запрещали, и фашисты. А сами пользовались и пользуются втихаря. Что-то не так со звёздами над моей дурьей маковкой? Но тут, младшенькая, Настёнка, ещё в садике, ставит дома новогодний кукольный спектакль, часа на два – свою доморощенную пьесу. Уже потом, через лет двенадцать, я случайно узнал, что Настя вместе с сестричкой прошли тур в «Щуку», но так, для спортивного интереса. И ушли в профессиональные художники и психологи. Но как артисты впаривают нам эмоции, убедился ещё на 200-летие Пушкина, когда во втором классе Настька выдала стандартный скучный текст так, что я понял: мне бы такой талант – я бы со своей шляпой в переходе уже скопил бы на сотню книжных шкафчиков, которых мне свыше почему-то никак не доверяют. А драматургическая зависть к дочкиному спектаклю прорвалась во мне через пятнадцать лет. Плюс завистливая память о школьном драмкружке, о волшебном и непонятном мне мире. «Мильон терзаний» сами оформились в пьеску. Удивился, как и с первой заметкой в «Одноклассники». И, так же, поехало. Но «тренировался» на кошках: они у меня влюбляются и фыркают, а я в массовке рву от их чуйств гармошку.

     Вот, вроде поймали меня совсем безобидные хобби для небуйных по показателям Минздрава для психиатрических заведений. Есть у меня счёты для звёзд, и полная чернильница. Никого не укусил. А Иван Сергеевич Тургенев возьми и брось на стол тяжёлую книжечку «Отцы и дети»: «Пиши, малый, пописывай, но не вгоняй же в гроб читателей!» А я же страховался, ни одного опуса в ролях моему бате не давал, а если присылал, то лично его жене. «Отцов и детей» я прошёл с батькой ещё по моим художествам карандашом и красками – и зарёкся наперёд пугать его моими строчками для пьес. Но как уберечься от непросчитанных случайностей? Вот и дожил до этого письма – последнего письма отца, из хирургического отделения.

     «Здравствуйте и на сегодняшнюю ночь, и навсегда! Остальное – сделаете сами, как захотите, если захотите. Но письмо Лёне. Так уж получилось.

     Уже ведь давно с какой-то бандеролью получили две книжечки в альбомном стиле. Объявлено было, что это лично пришло, не для меня. Что ж, ладно… пусть… Но когда «скорая» забирала меня сюда, эти два цветных тома оказались в кучке моего «багажа». Поначалу даже не сразу тронул – было других забот достаточно.

     Сначала прочитал «Две сестры», а вот сейчас – «Дорогу до Бабенок». Что сказать? Поначалу спокойно понял, что я не дорос до таких экспромтов, совсем спокойно, много чего в мире не под мои представления бывает… Но потом за несколько страниц до конца случилось почти по Высоцкому, помнишь – «Но под самый конец разговора я обидел его и сказал: «Капитан, никогда ты не будешь майором»… царапнуло глубже… его [любимого артиста отца, которому я написал роль в пьесе, – моё примечание] ты впутал напрасно, он бы сам не воспринял… Понимаю, это необъективно, очень лично.

     Ничего… ты прости и не смущайся, в самом деле – случайно… Всё пройдёт. Всё проходит… К сожалению… И напрасно я эту писанину затеял. Теперь не сбить одышку, а медсёстры все спят, уже без четверти два… Могу стоять и ходить, но при этом постепенно отключаются и невыносимо болят ноги, т.е. голени, болят капитально, затмевая всё… только стоять и ходить. Если прилягу, присяду – сразу дыхание сбивается, одышка. Временами ощущения, что осталось полминуты жизни.

     Я вот призывал последние годы, чтоб приехали, немного забрали нужного вам, детям. И всё вот остаётся несделанным у меня, недоделанным. Что и как у вас? И когда уже ваш поезд отходит от московского перрона?

     А вообще – весело. Вот раньше сто лет назад жили большими семьями, друг дружке помогали попутно и легко. А мы вот вдвоём бессильны часто, и вот прорвался у меня резиновый наконечник на костыле, голый металл скользит, падаю, а помочь никто и ничем не может и не хочет… Ну, в общем. Спокойной вам ночи, все мои дорогие! Одним словом – берегите себя, друг друга, Ваню, девчат, всех!! И простите!.. Да обойдут вас лавины!»

    Да... «Нам не дано предугадать, как наше слово…» ударит по другим. А звёздам? Могила отца рядом с могилой его мамы Марии Ивановны, а могила его отца перед перезахоронением в братскую воинскую могилу была напротив дома Марии Ивановны Лесонковой. Звёзды, что? значит, и меня с какой-то Марией Ивановной судьба как-то свяжет напоследок?

     Господи, вот же дал отцу сыночка… помощничек! ить мать! В отпусках как мог помогал отцу по строительству дома, но жить вместе, как «раньше сто лет назад жили» – прости меня Господи, я даже оторопел от этих строчек… Конечно, я тупая эгоистичная скотина!.. Прости меня, батька родненький, но под твоей властной харизматической «опекой» я бы, точно, получил отдельный номер в дурке. Потому и на встречи с батькиными знаменитостями посылал сестру Галку. Один только раз случилось, что я встретился с его великим визави. Никак не получалось увильнуть – и к нам домой приехал начальник первой Советской Гималайской экспедиции 1982 года, знаменитый физик Евгений Игоревич Тамм. А мне так не хотелось демонстрировать своё убожество и занимать время такого всемирно известного человека. Но я обалдел от его весёлой, широкой простоты! Он выкупал меня в своей обаятельности и доброте, как ребёнка!

     Но именно одна физическая теория – только она! – не даёт свалиться моей надежде в загробные дебри. У неё немыслимо красивое название: «Теория не туда поставленного стакана чая»! Мои шишки на лбу ничего не поняли в ней, но клапаны сердца отозвались музыкой сфер. Попытаюсь в двух корявых словах как-то промямлить эту космологическую сказку. Итак, я, без задних мыслей, ставлю стакан чая на какое-то удобное мне место на столе и живу припеваючи дальше. Но тот я, который поставил бы этот стакан в это время на другое место на столе, – тот я существую в другой, параллельной вселенной, и живу припеваючи тоже дальше, но с другой судьбой. Короче, в той вселенной, где я бы в детстве успел пораньше сестрички занять свой горшок, там я был бы сейчас другой, а, может, меня бы уже и не было. То есть в каких-то мирах кто-то из ушедших от нас любимых ещё живы – вот вам и рай. Так же и ад: параллельно с нами существуют миры, где мы когда-то «ошиблись» со стаканчиком чая, и нам сейчас там ставят другие стаканчики – водку с хлебушком на наши красивые памятники. Не хило и фейерверк оптимизма! Так что чей-то ад у нас на глазах – на любом кладбище. А наш рай – он и в параллельных мирах, пока мы там живы, и в нашей яви. Я даже видел здешний мой райский уголок: он у дороги Дорогобуж – Озерище. По ней Галкин муж Олег привозил нас в гости и отвозил к нашей маме. В Озерищах сейчас его памятник… Не смогли спасти сердце. Но моё сердце у этой дороги. Там такой волшебный уютный косогорчик с берёзкой! А по полю, где когда-то фермерствовал Олег, ходят важные, большие, белые райские птицы – аисты! В новом доме эти два фото хотелось бы повесить на стенке рядом: изумрудные ледники Западного Кизгыча – и солнечный косогор со ждущей меня берёзкой.

     Получается, рай – число множественное. Как и ад. Но бывает же редкая отключка от всех проблем – и мы… в раю – в раю общения с интересным, в раю солнечного летнего утра. Я был даже в раю солёных огурцов! Давно это было. Мама Миши Городового угощала нас ими и я уже тогда понял, что больше таких вкусных солёных огурчиков мне не отведать, какие получались только у тёти Лиды. Нашего однокашки Миши Городового тоже нет с нами, но, кто его знал, каждый скажет, что вот был человек, на которого только посмотришь – и уже веришь: всё-таки есть на земле сила плюс правда.

     У Марины Цветаевой, самой размашистой по-русски поэта божьей волей, что написано?

     К вам всем – чтО мне, ни в чем не знавшей меры,
     Чужие и свои?! –
     Я обращаюсь с требованьем веры
     И с просьбой о любви…

     Требовать веру – понятно. Даже верить, что нет никаких богов, – и то это есть признак, что наш генетический аппарат в норме. То есть мы обязаны беречь в нас веру, врождённую программу, доставшуюся от здоровой дикой природы. А вот к любви – просьба. Без человеческой любви проживём, как кошки, никуда не денемся, если не загубим инстинктивные предпосылки веры, но ниточка человечества оборвётся.

     Вспомним дорогих и важных на нашем пути людей, и будем внимательней к каждому дню, даже куда ставим на стол стакан с чаем. Господи, покажи мне того, кто знает заранее, куда поставить этот стакан, ведь даже Ты не угадал, и мы теперь здесь без Тебя в этом безумном и таком любимом мире. Но всё то, что нам важней, тоже всё из мелочей. От большой радости и с ума можно сойти, а мелочь… «Стаишь у киоска с бальной галавой за бутылкой пива хренакс рубля не хватаит… Ан нет Вот жа он …за подкладкой!!!» – вот раскрасил так раскрасил некий Алёша Золотов в «народном» интернете эту золотую мысль: мелочь, а приятно!

     Я не оскорблён вселенной, что кушать подано не на серебряном подносе, но приятно удивлён, что небо всё же наполнило сегодня мой стаканчик – и он за вас! Всего вам доброго и в большом, и в малом, Однокашки!

     14.02.2019