Сретение

               
               
                Тихим поздним вечером у окна высотного дома стояла молодая женщина и любовалась прекрасным малиновым закатом. Был тот чудный миг тающего перед ночью вечера, когда казалось и птицы замирают, и шум города как будто утихает перед сном. На душе было радостно и спокойно. Постояв у окна несколько минут, улыбающаяся женщина, развернулась и  решила идти  в гостиную к мужу и детям. Проходя вдоль кухонной стенки, она вдруг отчётливо услышала музыку, которая доносилась от соседей справа.Женщина остановилась, и прислушалась. Это было старинное танго,знакомое по фильмам юности мамы, нежное и печальное танго.
              - Странно... там ведь уже  четыре года никто не живёт, - подумала она,- откуда же музыка? Ведь квартира пуста.
                На нежном фоне печальной мелодии, прозвучали женские голоса. Мороз иголочками пробежал по телу.
              - Откуда эти голоса? Откуда музыка? И какая музыка! Какая щемящая музыка!
               Голос певца так тонко и трепетно передавал бесконечную печаль о невозможности возврата счастья и былой любви, так волновал душу серебристым тембром, что сердце просто разрывалось на части. Будто когда-то, и она испытала это щемящее чувство расставания и утраты. Но в её жизни не было ни утрат, ни расставаний. Хорошие дети, любящий муж, добрые и славные родители. Всё было прекрасно, а сердце сжималось от печали. Почему же?
               «Был день осенний и листья грустно опадали.
                В последних астрах печаль хрустальная жила.
                Грусти тогда с тобою мы не знали.
                Ведь мы любили, и для нас весна цвела!"- пел серебристым тембром голос из прошлого. "А слова, какие слова! Теперь так не пишут, и так не поют,"-прошептала молодая женщина.
               "Ах, эти чёрные глаза! Меня любили,их позабыть нигде нельзя, они горят передо мной,- слушала она, и зрачки её глаз расширялись  как от физической боли. И хотелось плакать. И было чего то жаль. Было жаль того, что не объяснял её разум. Это чувство жалости ко всему на свете, отзывалось в её душе глубокой скорбью к ежесекундно уходящему существованию. 
               "Ах, эти чёрные глаза! Меня забыли!
                Зачем ушли вы от меня? Кто дорог вам другой?"
Потом всё стихло. И романс, и женский шёпот. Как она ни прислушивалась, как плотно ни прижималась к стенке, ничего больше не услышала.
              - Странно всё. Ведь там давно никто не живёт. Соседи под нами уехали на дачу, этаж  у нас последний. Кто же разговаривал в этой квартире? Откуда эта музыка? Ну не пригрезилось же мне,- тихо сказала она, и оглянулась вокруг, – странно всё.Что тут совпало во времени? Какие пространства наслоились друг на друга?
                Девушке было тридцать пять лет, её звали Инна, и она была человеком верующим. Она всегда  чувствовала, что мы живём в непростом Мире, и он не ограничивается нашим существованием. Есть ещё и другие миры, и другие пространства. И другие времена. Она нигде не читала об этом, но чувствовала  с детства. Может быть чье то участие. Может быть чей то взгляд. Но от этого взгляда не было страшно, а даже наоборот. И когда она это чувствовала, всегда кому-то улыбалась.
              - Что ты там шепчешь, Инка? - спросил зашедший на кухню, муж . Инна растерянно  посмотрела на мужа, и рукой показала на стенку.
              - Там музыка, и голоса. Я слышала.
Муж, наливая сок в бокал, улыбнулся:
              - Фантазёрка ты моя, опять что-то выдумываешь? Там давно все умерли. Сама знаешь! А  нижние соседи на даче.
              - Может быть вчера продали квартиру, и уже въехал туда кто-нибудь? А мы не знаем,- со страхом и надеждой спросила она мужа.
              - Да кто туда въедет? Она как проклятая, эта квартира. При таком жилищном буме уже четыре года  пустует. Сколько  народу её пересмотрело, сама знаешь. Но что-то не покупают. Странно.   
              - Вот и я говорю - странно всё. И музыка, и шёпот.
              - Инуся, пойдём спать. Ну какой шёпот? Вечно ты что-то выдумываешь. То сны у тебя вещие, то умершие заговорили! Да радио кто-то забыл выключить на пятом  или шестом этаже, вот и доносится. Пойдём спать.
              - Иди. Я сейчас.
Растерянная и встревоженная Инна ещё долго стояла у стены, и прислушивалась к шорохам и звукам. Но ничего не было слышно.
Каким то пунктиром мелькали в воспоминаниях  отрывки из жизни умерших соседей:  крики, ежедневные пьянки и  драки.
              - Кажется это всё было так давно. А прошло всего четыре года, – подумала Инна.- Надо  помянуть их всех… Всегда надо поминать. Всегда…  Наверное это очень важно для  тех, кто ушёл в мир иной. Да, несомненно, это самое важное для ушедших. Завтра и пойду. Вернее сегодня.
                Инна посмотрела на часы. Было начало первого. Она перелистнула  настенный православный календарь.
                15 февраля. Сретение Господа нашего Иисуса Христа, - прочитала Инна на календаре. На следующей странице  объяснялось значение этого праздника. Она внимательно прочла страницу, потом задумалась, и помедлив перечитала ещё раз.   
              - Интересно. Значит Сретение это встреча. Да, именно встреча. Совпадение какое. И у меня сегодня  была встреча. Я это чувствую. Чувствую, что они были там. Умершие соседи были там. И разговаривали. Я это чувствую, и ничего поделать не могу.
                Инна перекрестилась.
              - Надо завтра идти в Храм. Это не простое совпадение. Мне надо всегда ходить в Храм! И чаще поминать ушедших. Несомненно.
                Инна  подняла глаза вверх, оглянулась вокруг, и как-то сжалась.
              - Что же это у меня и иконы нет никакой? Я же человек верующий! Надо, чтобы в доме обязательно была икона. Обязательно.
Она прижалась к бумажному листочку календаря с изображением праведного Симеона, державшего на своих руках Предвечного Младенца.
              - Господи, прости меня,- тихонько  попросила Инна. И стало так хорошо и покойно душе её! И показалось ей, что только с сегодняшнего дня она начинает понимать что-то, чего раньше не дано было ей понять.

                Часть вторая.
   
             " Что свяжете на земле, то будет связано на Небесах."

             
               В чистой светлой кухоньке, на маленьком стуле, сидела пожилая женщина в платочке. У её ног,на полу, расположилась  молодая  женщина с пронзительно чёрными и печальными глазами. Седая женщина нежно погладила  её по голове, и спросила:
              - Доченька, родная моя доченька! Больно было тебе умирать? 
              - А я правда умерла?- удивлённо спросила дочь, и  подняла на мать свои огромные глаза.
             - Да, милая моя.Правда.
             - И меня уже нет?
Мать нежно улыбнулась, и прижала дочку к груди:
             - Ты же со мной разговариваешь, значит ты есть. Просто теперь ты другая. Подожди немного, со временем всё поймёшь. Бедная моя девочка! Ты так страшно умирала. Тебя ведь убили.
             - Кто?- Спросила удивлённая Ирина.
             - Твой последний муж убил тебя. Ты не помнишь?
             - Да нет, мам. Я пьяная была. Володька бил меня, а потом за нож схватился. И дальше ничего не помню.  Мне показалось, что я заснула и проснулась. А когда проснулась, ты на меня смотришь. Ж и в а я!
               Ирина широко улыбнулась, подошла к матери и обняла её.
             - Мамочка! Ах, как я рада тебя видеть, родная моя! Я всегда каким-то чувством,  верила, что мы с тобой ещё увидимся. Всегда, мамочка моя! Но вдруг это ещё сон?
             - Нет, доченька, это не сон!
             - Ах, как славно, что  это  не сон. Как  хорошо здесь. Покойно. И пирогами твоими пахнет.
               Ирина огляделась вокруг.
             - Как всё интересно и необычно здесь, и как светло! Тот же дом, та же кухонька, тот же стол, но… всё иное. Чисто как вокруг. У нас  не было так  чисто… Там, в той жизни.
             - Да Ирочка, там всё было по-другому. Доченька моя бедная, какая
ты молодая ещё. А уже здесь. Со мной рядом. Я то думала, что ты поживёшь, но Господу виднее.
             - Ну и Слава Богу,- весело сказала Ирина,- и не хочу возвращаться. Мне так хорошо здесь! Светло и легко.
               Ирина подняла глаза к потолку, и увидела большую икону Спасителя. Она долго, не отрываясь смотрела на неё. В глазах появились слёзы. Но Ирина всё смотрела и смотрела на икону. Слезинки, помокнув в глазах выкатились на щёки, и побежали по лицу.
            - Какая  икона! Она  дышит... Господь  смотрит на меня живыми глазами. А какой свет идёт от Его Очей! Какой тёплый свет...Но ведь у нас не было такой иконы в той квартире, вернее в этой, но там на Земле.
              Мать подошла к дочери и обняла её.
            - Нет, там такой и не могло быть. На Земле таких не бывает. Ты со временем всё поймёшь. Как ты себя чувствуешь?
            - Хорошо, хорошо. Только  больно за сыночка. Зачем я его родила? Как он теперь без матери? Больно. Как мне больно. На Земле не было такой боли за Ванятку. Не было.
             - А мы за него молиться будем доченька моя родная. Молиться будем  за внучка моего, и он выздоровеет, и будет жить с доброй бабушкой. Она воспитает его. Не волнуйся.
             - Какая бабушка?
             - Володина мама.
             - А Вовка что ж? Где он?
             - Он в тюрьме, Ирочка. Долго он там будет. Очень долго. Ванятка уже успеет вырасти. А Володина мама добрая женщина. Она его и воспитает.   
               Мать погладила дочку по руке, потом осторожненько спросила:
             - У Ванечки всё будет хорошо. Он ведь ещё маленький, а вот дочки твои. Зачем ты выпивала при них? И им наливала. Зачем, Ирочка?
             - Не у тебя ли я научилась, мама?
Мать смахнула слезу, а Ирина подошла к окну, резко встав со стула. За окном она увидела дно океана. Рядом стояли  волны серого цвета. Именно стояли. Какие-то огромные, взъерошенные, но ни ветерка не было над ними. И волны не двигались с места. В грязном, сером иле морского дна копошились морские тюлени, полуживые рыбы и скользкие малюски.  И всё дышало какой-то запущенностью, мерзостью и серыми тонами. Ирина отвернула голову от окна. "Какая  неприятная картина!  Туда лучше не смотреть,"- промелькнуло у неё в голове. Она повернулась к матери и повторила:
              - Не у тебя ли я научилась пить водку, мамочка?
Мать подошла к дочери, погладила её по щеке и  опустила голову. Ирина обняла плачущую мать, и  нежно сказала:
              - Прости меня, родная! Я вообще не знала что в той жизни надо было делать. Детей рожала, да пила. Ванечку так жалко, что душа огнём горит.  А ты его видела?
              - Видела. Я была здесь уже. Всё видела. Лучше бы и не видела.
                Дочь густо покраснела.
              - Только не вспоминай, мама. Мне стыдно очень, не вспоминай. Всё промелькнуло как один день. И ничего не понятно было. Мама, ты тоже прости меня за то, что видела. А где ты была раньше, до появления здесь?

              - Зачем тебе знать, девочка моя? Это только Богу известно, да Ангелу Хранителю моему.
              - А я почему сразу сюда попала? Или ещё где-то была? Не помню совсем.
              - П о м н и,  что  п о м н и ш ь, Ирочка. А если не помнишь- и не надо  этого помнить. Я подскажу тебе всё, доченька. Ведь я твоя  мать, и должна исправлять  все ошибки. Каждая мать в ответе за своих детей. Каждая мать должна идти до конца, в любой ситуации. И со дна морского достать своё дитя! Я виновата в твоей страшной судьбе, и буду всё исправлять. Буду доделывать то, что не сделала на Земле. Ибо сказано:  "Что вы свяжете на Земле, то будет связано на Небесах." А я ничего не связала. Кроме грехов. И Господь так милосерден, если-бы ты  знала  как  Он   милосерден к  нам грешникам! И даёт  возможность исправить свои ошибки за порогом смерти.
              - И я исправлю свои ошибки? - спросила Ирина.
              - Конечно, и ты исправишь.
              - Хорошо… Как здесь хорошо. Спокойно! Только...
Ирина показала на окно:
              - А что там? Мне было очень страшно, когда я посмотрела туда.
              - Не смотри, доченька. Это наши земные сны. Никчёмные и ненужные. Сны, которым мы уделяли слишком много внимания. А этого не надо было делать. Ещё недолгое время они будут следовать за нами и проплывать за окном, смущая и пугая нас. Но мы здесь  под защитой Господа, и ты ничего не должна бояться. В наше окно может и ещё что-нибудь заглянуть.
              - Как это что-нибудь?- не поняла Ирина.
              - Да именно "что-нибудь", без определения рода и вида, мерзкое и скользкое. Заглянет, чтобы напугать тебя. Но это пустое! Это страхования. Враг может только напугать. С душой он ничего не сделает. Наши души принадлежат  Господу Иисусу Христу!  Мы уже выбрали свой путь. Это путь к Свету. Ничего не бойся. А то, что за окном – это  ненужный ушедший тлен! Мы перекрестим окно, и не будем обращать на него никакого внимания.

             Мать подошла к окну и перекрестила его с молитвой.
      
           - Мамочка, а если у меня будет одна просьба. Кому мне сказать о ней?
           - А я могу узнать эту просьбу, доченька?
           - Конечно. Я хочу попросить,- Ирина  опустила голову, потом вскинула её и с грустью спросила:
           - Можно попросить о том, чтобы мне никогда не возвращаться на Землю?
           - Тебе так было плохо на Земле? Совсем худо?
           - Да. И вспоминать не хочу ту ненужную жизнь. Одна темнота. Не хочу туда возвращаться.
           - А почему ты решила. что тебя туда вернут?
           - Не знаю. Здесь всё так необычно, и непонятно, а вдруг  случится так, что опять придётся побывать на Земле? А я не хочу.
           - Знать это не в моей власти, Ирочка. Я знаю только:  у нас  с тобой одна задача - молитвенная работа.Видишь ли,при жизни, человек только предупреждается. "Имеющий уши, да услышит" - сказано в Книге жизни. И попав сюда, человек начинает понимать, что нужно  отдавать долги. Сознание его остаётся один на один со своей душой. Господь даёт нам ещё один шанс. Чтобы мы до конца уверовали в то, что нужно  смиряться и каяться в своих грехах. Быть может это последний шанс. Господь строг, но эта строгость милосердна! Ах, как ты будешь радоваться, когда поймёшь всё.

           - Да я уже начинаю всё понимать. Ещё в той жизни, когда Настенька первый раз увидела тебя, я как-то сразу поверила ей. Мне все говорили, что она выдумывает, когда якобы тебя видит летающей по нашей квартире. Некоторые смеялись. А я верила. Ты ведь  была здесь?
           - Была. Только совсем другая. Тогда я  не могла со своей смертью согласиться. Долго не могла. Я в отличие от тебя очень хотела жить во что бы то не стало.  Рано всё-таки в  шестьдесят то лет умирать! Так мне казалось. Да и ты меня редко поминала.
           - Ой, мам, до поминов ли мне было! Гулянки одни были на уме. Стыдно то как! – Ирина закрыла лицо  ладонями и долго стояла так,-  знаешь я не помню где я была, до появления здесь, у тебя. Но  сейчас вдруг вспыхнула какая-то мерзкая и страшная картинка, чего-то неземного и серого, и в душе всё похолодело от этого воспоминания. Вот так же и та жизнь, которая прошла как пустой сон,  какая-то  серая, неопределённая и ненужная. И кроме стыда  в той жизни вспомнить нечего. Как будто бы там была не я. Ах как стыдно за себя!
Ирина села на стульчик, взяла  свою голову в руки, и  замерла, повторяя одну фразу :
           - Стыдно то как! Господи! Как стыдно.

Мать подошла к дочери,подняла её голову, и глядя  на неё грустно и светло, произнесла:
           - Господь  милосерден! Он прощает нам всё. Надо это понять. И  молиться. И не надо вспоминать  плохое и ненужное. Что теперь вспоминать? Пришло время  понять свои грехи, и искупить. Я твоя земная мать, и я подскажу тебе всё, что поняла здесь.  Каждой матери держать ответ за своих детей. Но это я сейчас знаю, а тогда.. Если бы меня хоть кто-нибудь поминал! Быстрее бы я успокоилась. Но потом, когда Серёженька здесь появился, я уж начала всё понимать.

           - А что это он всё молчит братец то мой?
Ирина вышла в коридор и посмотрела в большую комнату. На кровати, прямо подле двери сидел  мужчина лет сорока. Глаза его были опущены полу. Руками он крепко ухватился за спинку кровати.

           - Смотрит в одну точку и раскачивается из стороны в сторону. Так страшно! А глаза пустые,- со вздохом  сказала расстроенная Ирина.
           - Ох, доча, это уже цветочки. А вот ягодки были горше полыни.Это сейчас он сидит  смирно и тихо. А что было когда он  буйствовал. Я ведь его чуть не потеряла. Он так рвался из этого дома!
          - Куда же он рвался, мама? Разве здесь есть свободный выход?

          - Да. И мы уйдём отсюда все вместе, когда настанет наш час Я выведу вас. Откроется потаённая дверь, и лучи света заполнят  пространство  нашего убогого жилища, и мы уйдём отсюда навсегда. И Господь простит нас! Так будет…  Но тогда, когда я ещё не знала об этом, и не понимала ничего, мне было очень страшно. И  вот тогда я чуть было не потеряла моего сына. И начала спасать его, шаг за шагом, я начала защищать его, вразумляясь  потихоньку от мысли, что Силы Небесные будут подсказывать мне как надо себя вести.  А Серёженька долго   сопротивлялся  и не слушал и не хотел ничего слушать. И хотел выйти в окно. И если бы он вышел туда, я бы не смогла спасти его.  Не хочет он никак смириться со своей смертью. И понимать ничего не хочет. С Божьей помощью, я уговорила его остаться, а недавно  научила его одной молитве. Мне казалось никогда не научу. Столько время прошло -вечность  целая. Но милосердие Господа безгранично! И сыночек мой  начинает это понимать.  Теперь и ты мне  будешь помогать.
   
Ирина улыбнулась,  подошла к матери, и опустившись на пол, положила  ей свою голову на колени.
    
           - Конечно, конечно, мамочка. А я сейчас вспомнила как мы маленькими были. И Серёжка отдавал мне все сладости, которые ты покупала. Он ведь добрый очень был. Как хорошо было в детстве! Никогда  мне больше не было так хорошо как в детстве.  Помнишь как мы собирались на кухне? Ты печёшь пироги, и поёшь, а мы  тебе подпеваем я и Серёжка. И вот горячие пироги на столе. И чай сладкий! И патефон!  Мама,  спой мне ту песню, про чёрные глаза. Самая моя любимая песня. 
Ирина пропела :
           - Ах, эти чёрные глаза, меня любили … Помнишь?
           - Конечно помню. Но петь не стану.  А патефон заведу.
           - Как патефон? Здесь есть патефон? И пластинки? – удивилась Ирина.   
           - Да. Здесь есть всё необходимое, чтобы поддержать  неокрепшие и слабые души напоминанием о земной жизни.
Ирина опустила глаза  и тихо сказала :
           - А мне и напоминаний не надо. Не хочу никаких напоминаний. Только вот этот романс послушать.И всё.
Мать встала со стула, открыла патефон, и поставила старую пластинку.
Раздались щемящие аккорды старинного танго:
                "Был день осенний, и листья грустно опадали.
                В последних астрах печаль хрустальная жила.
                Грусти, тогда с тобою мы не знали. Ведь мы любили
                И для нас весна цвела.

Ах, эти чёрные глаза, меня пленили.
Их позабыть нигде нельзя. Они горят передо мной.
Ах ,эти чёрные глаза! Меня любили.
Куда же  скрылись вы  теперь?
Кто близок вам другой?"

            Серебряный голос певца заставлял сердце грустить и печалиться. Щемящая тоска об ушедшей любви и молодости, наполняла душу грустью и воспоминаниями о своих ошибках, грехах и незавершённой жизни.
В  огромных чёрных глазах Ирины засеребрились слёзы, и переполнив их, стройным потоком покатились по щекам.
Мать обняла дочку и прижала к своей груди.
          - Когда я была маленькая, мне казалось, что это про мои глаза поют, - смахнув слёзы прошептала Ира.
          - Про твои, девочка, про твои. У тебя папины глаза. А глаза у него были необыкновенно красивые. Большие. Чёрные. И добрые.
          - Как у меня?
          - Как у тебя.
          - Вот я и получила за свои добрые глаза! Знаешь мама, а мне из той жизни  и вспомнить нечего. Почему так? Только эта песня  осталась в памяти. Почему? Ничего не понимаю.

          - Поймешь всё. Очень скоро. А о той жизни и мне не хочется  вспоминать. У нас здесь так всё хорошо, доченька, мы будем работать, и заслужим прощения и отпущение своих земных грехов. И перехода. Перехода в Свет. Мы заслужим его.
          - А мне здесь так покойно и хорошо, что и не надо ничего больше. Как мне покойно! Как в детстве. Но надо куда то уходить. Надо?
Мать улыбнулась, глядя на дочку.
          - Я рада, что тебе здесь нравится. Я очень старалась, чтобы дом наш стал светлым. Но милая моя доченька, если бы ты хоть на минутку могла понять, что  ждёт нас после долгой работы здесь! Какое блаженство ждёт нас в вечной жизни, ты бы очень захотела туда уйти побыстрее. Однако всему своё время. Я ничего не буду тебе рассказывать. Мне нельзя. Это открывается в минуты очень светлого озарения, в минуты молитвы. И тогда, только тогда ты поймёшь, что этот покой только самое начало жизни  прекрасной, светлой, жизни чистой и лучезарной.

          - Как всё интересно! Как я счастлива, мамочка моя,- широко открыв глаза сказала Ирина,- мы долго будем здесь? Ведь квартиру нашу могут продать. А разве можно жить вместе с  людьми? Я имею ввиду в одном доме разве могут жить те кто уже умер, и те, кто ещё жив?
          - Квартиру не продадут пока мы все не будем готовы к переходу. Не беспокойся. Я многое уже знаю. И я вас выведу отсюда. Я выведу вас отсюда светлыми и счастливыми! Время перехода придёт. Не беспокойся, Ирочка.
          - Да я и не беспокоюсь, родная моя мамочка! Мне было так всё непонятно в той жизни. Грусть и  тоска по другой, неизвестной мне, но предчувствуемой жизни снедала  меня до такого состояния , что иногда я  думала : "Скорее бы она закончилась, эта жизнь моя непутёвая." Так что здесь мне намного спокойнее, только вот дочек жалко. И Ванятку.
          - Мы за них молиться будем непрестанно, Ирочка! У них всё будет хорошо.
          - А можно мне спросить тебя про Витьку?
          - Не называй его так.
          - Мам, я и при жизни его ненавидела. Зачем ты вообще замуж вышла после папиной смерти? Не понимаю. И выбрала такого урода! Как ты только жила с ним?

Мать закрыла рот дочери ладонью.
          - Не надо ругаться. Не надо произносить гадких слов. Мы слишком много оскорбляли друг друга на Земле. Надо отходить от этого. Все ругательства от низших! Мы же должны стремиться к высшему Свету! Виктора можно только пожалеть. При жизни он  совсем не заботился о своей матери.
          - Он не заботился не о ком, кроме себя,- зло ответила Ирина.
          - Да. И Слава Богу, что хотя бы здесь он понял это. И молится неустанно и просит у Господа  вразумления. Его надо только пожалеть. То щемящее чувство стыда перед Создателем, которое испытывает каждый человек, не заботящийся на Земле не о ком, кроме себя, страшное чувство! Вспомни как ты относилась на Земле к калекам и уродцам? Тебе их было жалко?
          - Конечно.
          - А духовное уродство намного страшнее, девочка. И вот Виктор увидел здесь, что он уродлив. Душа его была закрыта на Земле для хороших и добрых поступков. Но он никогда не понимал этого. И не хотел понимать. Только здесь и теперь перед ним всё встало с такой отвратительной ясностью, что  кроме молитвы он отвергает всё. Он хочет выздороветь и ему это удаётся. Он очень старается.
          - Хорошо. Прости, Я не буду больше оскорблять  Виктора.
          - Не только Виктора. Никого не надо оскорблять, девочка моя. Даже в мыслях.

Матушка подошла к патефону,  закрыла его, и положила наверх вязаную салфеточку.   
          - Вот и отдохнули, доченька. Довольно. Теперь за работу.  Пора. Скоро Небесная служба! Сейчас приведу Серёжу и начнём молиться. Сегодня праздник большой! Сретение. Во всех Небесных Храмах праздничные службы. Ну а мы пока здесь. И за это Слава Богу!

                *****
Через сорок дней после празднования Сретения Господня,  квартира  под номером восемьдесят шесть была продана.

2009 г.