Снежная Королева подтверждает мою правдивость

Статья уже была опубликована.
   Статья та же, но более отредактированная и с дополнениями.

Я - ПУШКИН!

Так говорят, шутя над собой. Так говорят, чтобы образно подчеркнуть то, что произведение литературы, созданное говорящим, он приравнивает по силе к пушкинским произведениям. Так говорят ехидно про кого-то, что он-де хвастается своими произведения и приравнивает их к пушкинским.

Я заявляю вполне серьёзно: я действительно Пушкин! Я - Пушкин!

После такого серьёзного сообщения, сразу, попутно, заявляю, что справки о своей невменяемости, пока, не имею, с ума, пока, не сошёл, пока, остаюсь при умственном здоровье.

Нормальные тоже люди, в таком случае, при таких оглушительных заявлениях, восклицают: "А ты докажи!". И ждут, насколько доказывающий докажет о своей степени сумашедствия, потому что настолько несерьёзно выглядит моё серьёзное сообщение.

Считайте и вы, читатели мои, какова степень моего сумасшедствия, судя по моим доказательствам, которые сейчас от меня последуют. Эта моя исповедь о тайном, о том, о чём я мало кому говорил. Пора подошла рассказать всем. Итак.

Родился я в 1950 году, 23 марта, в 23 часа 30 минут (в документе о рождении записали дату: 24 марта).

Себя я помню ещё в утробе матери. Помню, как я рождался. Помню события из самых первых часов и из первых суток, после рождения. Помню события из младенческой жизни.

23 и 24 марта мне исполнится 69 лет. Дело близится к финишу. Буду говорить, как исповедь. Хотите верьте, хотите - нет. Вот так.

Так вот.

Первое.

Последние слова в жизни, которые произнёс Пушкин: "Кончена жизнь. Жизнь кончена. Тяжело дышать, давит".

Мои мысли в момент моего рождения, когда я, буквально, боролся за жизнь: "Тяжело... я гибну... я гибну... борьба за жизнь... угасает сознание... душно... тяжело... что делать?.. давит... тяжело... я гибну".

Сходство несомненное. Только с той разницей, что Пушкин умирал, а я рождался.

Второе.

Когда я родился, то на моём теле, буквально в том месте, куда в тело Пушкина влетела смертельная пуля Дантеса, образовался громадный нарыв. Я это хорошо помню. Врачи предупредили мою маму, чтобы готовились к моей смерти. Но я выжил.

Третье.

Мой отец хорошо рисовал карандашом, и я , в детстве, - его просил, чтобы он нарисовал мне Пушкина в юности. Почему-то фигура Пушкина меня особо интересовала.

Четвёртое.

Я не знал, что стану поэтом, но именно стихи меня всегда занимали более всего в литературе.

Пятое.

Из армии я демобилизовался, попав по путёвке, строить ККЦ в Новолипецком металлургическом заводе - НЛМЗ - точно в год 200-летия с того, как на липецкой земле появился прямой пращур Пушкина из рода Ганнибалов, который был одним из руководителей, когда образовывали железоделательный завод в Липецке.

Шестое.

Стихи я начал создавать в 37, в 38 лет, начал создавать беспрерывно. 1837 год - год смерти Пушкина. Когда мне было 37 лет, был 1987 год. Разница между годом смерти Пушкина и годом, когда я беспрерывно начал создавать стихи, точно 150 лет.

Седьмое.

Фактически, последний год в жизни Пушкина стал первым годом моим, как поэта. Получилось то, что я продолжил дело Пушкина.

Восьмое.

Я, фактически, простой мужичишко, как говорится, человек с улицы, которому двойки в школе ставили за то, что он не понимает стихов, потому что не может их сказать наизусть, за то, что он не понимает русского языка, ибо не знает, как правильно расставлять знаки припинания в предложениях (ставили другим ученикам, это моё, как пример незнания русского языка и поэзии), так вот этот человек - тоись я - сразу, сходу, поднял Пегаса на дыбы и  погнал его в-галоп, - начал создавать стихи пушкинского стиля, по-пушкински точные и краткие. Это было для меня весьма удивительно.

Девятое.

Вот одно из моих стихотворений.

РУССКИЙ ЯЗЫК.
Поэзии прошёл я дали
С тобою, русский мой язык.
В тебе звук нежности, печали
И смех, и жуткий боя зык.

В тебя вместились все законы
Созданья образа. Ты - мир!
Ты всё сумел, ты все препоны
Преодолел - и всё свершил!

Я считаю, что этот мой стих, посвящённый именно русскому языку, непревзойдён по точности и краткости, и стилем он пушкинский.

Десятое.

Если в вышесказанном стихе сосчитать все буквы, то половина суммы букв покажет количество дней до дня моего рождения двадцать четвёртого марта, если считать от первого января; четвёртая часть букв покажет на день смерти Пушкина - десятое февраля; а вся сумма говорит о всём стихе, который называется Русский язык. В этом стихе вместе: русский язык, символ русского языка Пушкин, и я, собственной персоной, нахожусь вместе с ними. У меня много стихов, такого рода, которые показывают количеством букв, буквами, на меня, на моих родственников, на события те, которые оглашаются в стихе.

Одиннадцатое.

Теперь о вообще связи моей с судьбой Пушкина. Представим, геометрически, кру'гом движение Земли вокруг Солнца, а центр круга Солнцем. От первого января до моего астрологического дня рождения - двадцать третье марта - образуем хорду. От дня рождения моих обоих родителей - одиннадцатое августа - проведём диагональ, которая, естественно, пройдёт через центр, то есть через Солнце. Диагональ далее пройдёт через хорду, которая соединяет первое января и дату моего рождения, пройдёт точно под девяносто градусов. А закончит диагональ свой путь на дате - десятое февраля - это день смерти Пушкина.

Двенадцатое.

Хорду, связывающую первое января и мой астрологический день рождения двадцать третьего марта, диагональ делит точно пополам. Первая половина останавливается на дне смерти Пушкина, а вторая половина продолжается и останавливается на моём дне рождения.

Тринадцатое.

От первого января до моего астрологического естественного дня рождения двадцать третьего марта (по оформлению, двадцать четвёртое марта - число, которое в астрологии тоже имеет значение, и которое вплотную находится возле двадцать третьего марта) - 82 дня. До смерти Пушкина от первого января до десятого февраля - 41 день, то есть точно половина. 41 день означает для покойников знаменательный день. Но ещё существует 82 дня до моего рождения. Вот потому я и продолжил в поэзии то, что не успел закончить Пушкин.

Четырнадцатое.

Я таскаю бакенбарды. Это не ради того, чтобы приближённым быть к Пушкину, быть схожим с Пушкиным, а просто это моё реальное лицо. Таскаю баки уже много лет. Потому, что я - Пушкин (оказывается, да!)!

Пятнадцатое.

Мой отец и моя мама родились в один день - одиннадцатого августа. Между датой смерти моего отца - четвёртое апреля - и датой смерти моей мамы - двадцать четвёртое июня - 82 дня. От первого января до моего астрологического дня рождения - двадцать третье марта - 82 дня. Удвоенное количество дней от первого января до десятого февраля (дата смерти Пушкина) - даёт количество дней 82. Эта цифра равна количеству дней между смертью моего отца и смертью моей мамы - 82. День смерти моего отца, день смерти моей мамы, мой день рождения, день смерти Пушкина - всё это взаимно попереплелось с великой точностью и тайной - нами неразрешимой!

Шестнадцатое.

Я создал цикл из пяти статей, книг, в которых доказываю то, что, во время дуэли, на груди Жоржа Дантеса был тайный защитный панцирь, который спас своего хозяина от смертельного удара пули пистолета Александра Пушкина.


Первая статья Я - ПУШКИН! была закончена, сразу дана в Интернет, на два сайта, десятого февраля (день смерти Пушкина) две тысячи девятнадцатого  года, в 14 часов 35 минут и в 14 часов 40 минут. Час смерти Пушкина - 14 часов 45 минут. Это совпадение получилось само. Опять мистика, господа и товарищи. В каком мире мы живём?


Кто желает сокрушить, раскритиковать мою поэзию, тех - к барьеру вызывает моя поэзия!

Мои все стихи в Интернете. "Все стихи Михаила Анпилогова". "Михаил Анпилогов. Все cтихотворения".

      Всего хорошего моим читателям!

               МИХАИЛ АНПИЛОГОВ - тот самый Пушкин!


   К статье даю приложение, для понятия - мой стих, - чтобы Снежная Королева подтвердила правдивость вышеизложенной мною статьи.


СНЕЖНАЯ КОРОЛЕВА.
(по одноимённой сказке Х. К. Андерсена).

В одном из государств, - сказать точнее, в Дании –
Была зима.
В снегу были дома.
В снегу был дом,
Который во внимании 
Моём.
Вот сказка начинается…

На город сумерки тихонько опускаются;
И свечи в доме загораются;
И бабушка рассказывает детям
Об интересном всём, что есть на свете.
А кто же представители из детства? 
Вот Кай – он гость из дома по соседству –
Свершает дружеский поход
До Герды – 
                внучки бабушкиной – Кай не первый год. 
И Кай, и Герда в тех летах,
Когда лишь дружба, – чувства новы,
Но о любви ещё ни слова.

О, вечная любовь!
Не раз и я пролепетал в стихах
О ней! О ней!
Что может быть грустней и веселей?!
Не скажешь в двух словах,
Не скажешь и во многих.
Любви дороги неисповедимы,
Удар любви – неотразимый!.. 

Но я – заговорился.
Недолго вечер длился.
По улицам
Стал потихонечку прогуливаться
Мрак.
И тишина – лишь лай собак 
Издалека, как будто понарошку.
Кай подошёл к окошку.
И в темноту через проталину он посмотрел.
Смотрел, смотрел –
Сказал: “Снег полетел!”
Сказал – и тут
Нарушен в доме был уют...
Спросила Герда: “Бабушка, когда бывает снег?”
”На это есть легенда, есть, но не для всех, -
Для тех, кто не боится – лишь для тех!” –
Ответила старушка.
”Я смелая! Ты прошепчи мне, бабушка, на ушко”.
И бабушка легенду нашептала ей.
“А ветер злей!
Вон, снегом закружил. – 
Сказал вдруг Кай. – 
              Ты, Герда, мне теперь легенду расскажи, -
Я тоже смел! –
Я в темноту глядел”.
Легенду Герда Каю говорит;
(Кай слушает – в окошко всё глядит): 
Сказала бабушка: “Есть женщина на свете. 
Детишек взглядом метит.
Глядит глаза в глаза. И если вдруг заметит 
Боится кто – всё! – обречён тот:
Сердечко сразу превратится в лёд!
Тогда он видит всё на свете
Лишь в черно-белом цвете:
Добро, как зло,
Мороз, как летний зной.
А женщина та выглядит вся белой-белой –
Зовут её все Снежной Королевой.
Она является из туч – и вместе с нею снег”.
И слышит Герда Кая смех:
“Я королеву посажу на печку –
Расплавлю снежную, как свечку!”
Вдруг отскочил он от окна, как снежный ком 
И прошептал: “Там... за окном…” 
На Герду посмотрел и закричал вдруг звонко:
“Проклятая девчонка!”
Цветы в горшках поразбросал –
И убежал.
А почему?
А всё к тому:
Увидел за окном фигуру белой девы –
Пронзил его взгляд Снежной Королевы! 
Я ненадолго оборву рассказ. 

Все спорят: есть ли порча сглаз.
Наверно, есть! Наверно, нет!
Когда б вдруг был ответ,
Всё доказалось –
То всё равно бы сказка продолжалась.
Оставим спор другим
И поглядим,
Что в сказке дальше было.

А было плохо – вот:
Сердечко Кая превратилось в лёд.
Вы помните, как закричал он грубо –
Так детей добрых взгляд холодный губит.
Улёгся ветер, снежный пух.
Прокрался слух,
Что кто-то видел, видел: мальчик во всем белом 
Умчался в тьму со Снежной Королевой.

Так кто она – таинственная? Слух –
Опять же – говорит, что это девы дух.
Настолько он при жизни девы охладился, 
Ожесточился, 
Что после смерти – смог! – сравнился 
С самим Морозом! В чём причина – неизвестно.
Но нам известно:
Едва ли
И нас прохлады жизни в чём-то миновали.

Ах, как изменчив небосвод;
И год начавшийся пройдёт;
И вновь начнётся всё. Вот началась
Весна. Снег тает. Речка разлилась.
Мы помним про легенду.
Кай не являлся. Загрустила Герда
И мысленно его звала.

Судьба однажды привела 
Её до речки. В лодке очутилась
С вопросом к речке обратилась:
“Скажи мне речка: где мой Кай?” 
И тут, как будто невзначай, 
Вода лодчонку подхватила –
И понесла. “Ах, Кай мой милый! –
Вскричала Герда. – Путь намечен! 
Спешу к тебе. К тебе навстречу 
Река несёт!”

Да, понесла. Река течёт.
Но это было лишь начало.
Река бежит, течет – и Герда задремала.
Она проснулась,
Когда вдруг в берег лодочка уткнулась.

Глядит – и видит: берегом забор;
И двое бравых часовых калитку – вход во двор –
Усердно охраняют. 
Хоть деревянные, но дело знают:
Честь Герде отдают
И песни бравые поют:
“Ать, два! Ать, два!
А мы вовсе не дрова!
Деревянными руками
Мигом справимся с врагами!”
Всё было весело и прытко.
Калитка 
Растворилась –
В калитке шляпа появилась.
Под шляпою – старушка древняя, 
                как древняя легенда.
“Ах, здравствуйте! – сказала Герда, -
Бабушка”. – “День добрый! – бабушка сказала. –
Тебя я, деточка, сегодня поджидала. 
Я добрая. Шепчу себе, шепчу:
Людей лечу.
Насквозь я вижу
И многое предвижу.
И о тебе я, Герда, уже знаю:
Ты, детка, ищешь Кая!”
“Ах, бабушка, он жив?!”
“Да, жив! – старушка отвечала. –
Но сначала
Ты заходи во двор погреться,
А как его найти – я знаю средства. 
Ты заходи! Давно мечтала я о внучке. Мы вдвоём 
С тобой, как в сказке, заживём”. 
И точно: это было в сказке.
Всё было во дворе, как детские раскраски:
Цветные птицы и цветы кругом,
И цветной дом –
На нём и окна расписные,
И стёкла в окнах все цветные.
Заходит Герда в дом –
Повеяло ей сном.
Ей бабушка даёт корзинку вишен.
Их Герда кушает и песню медленную слышит:
“Возле берега лужок. 
Скачет козлик – скок-поскок, 
Скок-поскок, скок-поскок; 
Скачет козлик – скок-поскок. 
Спи, дитя, спи, усни –
Сладкие приснятся сны,
Сны, сны, сны, сны.
Сладкие приснятся сны.
Спи, дитя, спи, усни!”
В той песне – колдовская сила.
Заснула девочка. Проснулась – всё забыла;
Забыла Кая.
Старушка, хоть не злая,
Решила Герду присыпить,
Заставила про всё забыть, 
Чтоб навсегда осталась с ней –
Ей с Гердой веселей. 
Но так случилось: через время два цветка
Из потайного уголка –
Две розы сада – напомнили забывчивой о том:
Зачем она покинула свой настоящий дом,
А Герда слушает, глядит на розы –
И вспомнила свои – 
                и вспомнила про всё и – в слёзы.
Воскликнула она: “А где мой Кай?! 
                Мне торопиться надо!
Кай ждёт меня!” Помчалась прочь из сада.
Солдаты деревянные опять ей честь отдали
И продолжали
Шагать
И песни распевать:
“ Ать, два! Ать, два!
А мы вовсе не дрова!
Ать, два! Бойся враг:
Нам в бою неведом страх!”
Шагнула Герда из двора – опять кругом 
Всё тот же мир, с его добром и злом.

Что ж не хватает нам, когда нам хорошо? Страданий? 
Или неведомых нам знаний? 
Когда вдруг бросив всё, уходим на грозу,
Терпеть невзгоды, проливать слезу.
Что ищем мы в краю громов и тьмы,
В краю, цена где: жизнь иль смерть. 
Поэты любят то воспеть.

Но Герда знала цель. Хотя весна была снаружи,
Направилась на север – к стуже –
По разговорам и приметам
Кай был совсем не там, где лето.
Нелёгок Герды путь.
Измаялась – присела отдохнуть.
И слышит речь гортанную:
“Кро-кроме шуток! Картину странную 
Я наблюдаю.
Кро-кроме дум своих, никак не понимаю”.
И Герда видит: рядом ворон чёрный-чёрный, 
Взъерошенный, какой-то с виду вздорный.
“Кро-кроме шуток! Не шутя,
Хочу спросить; что делает дитя
В пустынных столь краях, 
                в столь неудобную погоду? –
Иль это молодым вошло сегодня в моду?”
Сказала девочка: “Вы – ворон?”
“Да, ворон 
Я! Но не простая птица –
И тем могу гордиться.
Я с высшим обществом дружу –
Я при дворе у короля служу.
А должность при дворе моя 
                встречается столь редко:
Я... так сказать... министром по объедкам.
На благо короля тружусь –
У королевской кухни нахожусь.
Невеста у меня – ворона. 
                Как и я: чуть-чуть не молода.
Да вот... летит сюда!”
И точно: летит ворона
И с разгона
Затрепыхалась, затормозилась,
На землю обвалилась – приземлилась.
На ней, по старости, ни одного нормального пера.
“Моя невеста с королевского двора! –
С вороной Герду познакомил ворон,
Большой напыщенности полон. –
Имеет сан высокий, как и я. “Реликвия! 
Реликвия идёт!” - все сообщают, 
Когда моя невеста по двору гуляет”. 
“Кормушка полная у нас, мой дорогой!
А это кто с тобой?” –
Спросила жениха, после столь плавного присеста, 
“Чуть-чуть не старая невеста”.
“Кро-кроме шуток! Сам я узнаю,
Зачем гуляет девочка в краю,
Где в небе пролетают птицы,
Такие умные, как мы, да шмыгают лисицы –
Народ шальной и грубый,
В которых и ума – лишь зубы!”
“А я, мой дорогой, паря в небе, летя,
Смотрю: что за дитя?
А чтоб не слишком удивиться,
Решила всё же приземлиться.
Люблю я ясности в делах.
Так кто ты, девочка? Зачем в таких краях?”
Им Герда тут же рассказала
О том, что с ней бывало.
Сказала им о Кае.
Спросила: знают ли, где Кай? 
                “Нет, мы не знаем!” – 
Ответил ворон. “Что ты мелешь! – 
Ворона возмутилась. – Ты, Герда, не поверишь!
Я знаю, где твой Кай!”
“Ах, где же?” – “Так и знай:
Твой Кай – ведь он блондин, голубоглазый –
Тьфу-тьфу, не сглазить! –
Я ничего бы не сказала,
Но ты всё так обрисовала –
Немудрено узнать.
Теперь какая благодать!
Узнала б я его изо всех лиц:
Твой Кай – наш принц!!”
Тут ворон как стоял, 
Так и упал.
“Ай, ай! Что с ним?”
“С ним? Ничего! Мы так шалим, -
Ворона девочке сказала. –
Я бывало, 
Как и сейчас –
Не помню уж: в который раз, - 
Какую новость не скажу,
Гляжу –
Кар-кар! –
А у него – уже удар!
Сейчас, сейчас –
Кар-кар! Кар-кар! –
Закончится его удар”.
И верно: падший вдруг с земли вскочил
И моментально вопросил:
“Тут не до шуток! 
Кроме шуток.
Тебе не верю я! 
В чём истина твоя?!”
Ворона закричала: “Я
Вся истина! Она лишь в том,
Чтобы ты был с закрытом ртом.
Когда чего хочу сказать,
Тебе, дружочек мой, - молчать!”
“Ах, Герда, он такой смешной –
Жених мой дорогой.
Не обращай внимания!
Как все министры говорят: продолжим заседание!
Ах, Герда, так узнать охота
Душещипательское что-то.
Твоей судьбе настолько изумилась:
Была бы человеком – прослезилась!
А что-то здесь мы попусту болтаем.
Пойдём, пойдём – я приведу тебя до Кая!”

Когда добрались до дворца, уже был вечер.
На канделябрах во дворце горели свечи.
И в дело, между прочим,
Вступила, ближе к ночи,
Наёмная вся стража –
Объект ведь очень важен.
И, как бывает иногда у страж,
Начался героический кураж.
Как только стражники к дворцу попали –
Стены задрожали.
Явился марш.
“Эй, запевала наш!
Эй, начинай, чтоб в склад и в лад,
Чего-нибудь насчёт палат, -
Сказал старшой, - а мы – в подхватьях,
Чтоб слышно было на кроватях”.
Солдаты все повеселели,
За запевалой все запели:
“Закованные в латы! 
Да-да! Да-да! 
Храним покой палаты! 
Да-да! Да-да! 
Для нас особы святы! 
Да-да! Да-да! 
Нам не нужна зарплата! 
Да-да!.. А?!”
Старшой орёт: “Молчать! Эй, запевала! 
Будь осторожней! Запевай сначала!” 
В дверях принцесса показалась 
И храбрецов угомонила малость:
“Я не могу никак уснуть! 
Потише вы, хотя б чуть-чуть!” 
Тут старший стражи рукой машет. 
“Спасём покой особы нашей!” – 
Герои шёпотам пропели; 
Настала ночь – уснули, захрапели.   
И через сад Герда с друзьями-проводниками 
Проникла в залы королевского дворца –
Казалось, им не будет и конца.
Казалось Герде, от волненья, сердца стук
По залам разлетается, как колокольный звук,
Который всех разбудит –
И что-то тогда будет.
Но старая ворона хладнокровно
Всех провела по залам превосходно.
Вот спальня появилась.
Вся троица вошла – и притаилась.
Сказала девочке тихонечко ворона:
“Вона!
Где белая кровать – принцесса.
Там для тебя нет интереса.
На красной – так и знай! –
Твой Кай!”
К кровати Герда подошла. Зовёт тихонько: “Кай!”
Кай повернулся: “Кто вы?” – “Ай!
Это не Кай!” – вдруг Герда восклицает.
С другой кровати крик: “Кто спать мешает?!
Немедленно того казнить,
Кто нас посмел будить!”
Друзья как будто онемели:
Они – посмели.
Тут Герда зарыдала
И обо всём особам важным рассказала.
Принцесса изумилась
И Гердой восхитилась.
“Спасаешь ты свою любовь! 
                Любовь влечёт по свету.
Сильнее чувства просто нету!
Ах, Королева Снежная – какая она злая!
А я ведь добрая! Тебе я помогу, но объявляю
Твоим проводникам: “На первый раз прощаю,
А на второй – все перья ощипаю!”
От счастья ворона опять хватил удар.
Ворона прокричала: “Ка-а-р!!
Благодарим! Виват принцессе!” –
И прочее из льстивой смеси.

Живём мы в мире всевозможного.
Движение неосторожное –
И тут же – крах!
Нет ничего – всё в прах!

Дворцы, дворцы! В любой дали
Правители, цари и короли
Следили цепко и ревниво,
Чтоб было пышно и красиво
Среди их царственных палат –
А попросту: среди большущих хат.
И каждый архитектор был не промах:
Срывая куш на царственных хоромах. 
Но иногда – увы! –
Лишался головы!
С царями рядом жить –
По лезвию ходить! 

Герда два дня спокойно отдыхала. 
В залах дворца во многих побывала.
Везде портреты королей,
Великих, незнакомых ей людей.
Смотрела, удивляясь без конца
Шикарности дворца.

Но я б сказал:
Неплохо бы, когда б там побывал, 
Да жить в дворце не захочу: судьба покажет фигу:
Враз попаду в дворцовую интригу. 
В среде придворной жить – 
Коварным, льстивым надо быть. 
Способностей таких и у меня хватает – 
Их применять душа не пожелает.

Живи, душа моя, живи 
И сказку старую по новой оживи.

На третий день к дворцу подъехала карета. 
И Герда, что была уже как фрейлина одета, 
В неё забралась,
С принцессой слёзно попрощалась.
Форейторы и кучера
Знак получили – карета тронулась. Охрана грянула: «Ура!»
Да!.. Та охрана,
Что так рьяно
Проспала ночью службу тихо,
Уже отплясывала лихо.
Охранники – уже кавалеристы;
И каждый в храбрости неистов.
Принцессе всё-таки сумели доказать:
На службе впредь не будут спать.
«Ваше Высочество! Мы деньги отработаем, 
С душевной храбростью и всяческой заботою.
И все увидят: без обмана 
Мы все – храбрейшая охрана!”
Такой вот экипаж 
Отправился в вояж, 
Отправился на север – к Каю. 
Мы знаем:
Всё на словах 
Легко, да тяжело в делах.
Пришлось карете ехать лесом,
А при разбойных временах там мало интереса.

В глухом месте раздался свист,
С дерева кто-то корявый прыгает вниз.
Посыпалась с ветвей разбойников ватага.
“Отклонимся от врага! –
Охранники кричат. – Без выгоды отвага!”
И разбежались по кустам да по оврагам.
Чего уж говорить о кучерах.
Все – кто куда! Что значит – страх!
Грозят оружием, орут 
Разбойники. Спешат, бегут. 
Ватага эта
Добралась до кареты –
И Герду выдернула вмиг, 
Оря: “Храбрец не убежал! Пока в живых!” 
Скрипучий голос тут раздался: 
“Посмотрим, кто же нам попался? 
Ах, девочка! Её жизнь сытненькая. 
Зажарим – и съедим! Вся аппетитненькая. 
Сейчас я ножичком пощекочу –
Мясца хочу!”
С ножом была старуха, 
Но за ухо
Вдруг сзади кто-то укусил её 
                и крикнул звонким голосом:
“Не тронешь ты её и волоса! 
Корявое рыло! 
Ты забыла 
Шайки обычай:
Девка – моя добыча!”
Старуха взвыла,
Но жертву свою отпустила.
Спаситель с голосом звонким
Оказался девчонкой –
Годами такая,
Как Герда, но, как разбойница, - злая.
Герду в карету тот-час посадила, 
Предупредила:

“Теперь ты пленница моя! 
Никто не тронет – с тобой я!”
“Гей! Гей! Держи! Гей! Гей!” –
Разбойники ловили лошадей,
Которых бросили удравшие от боя
Герои.
Всех лошадей переловили,
Себя по сёдлам рассадили
И, с гиком, песнями и свистом,
Как будто пьяные артисты,
Помчались с этого ристалища
В своё разбойное пристанище.

Скрывает разбойников леса покров.
Под грохот колёс Герда слышит их рёв:
“Продались! Скупил наши души бес! 
Хо-хо-хо-хо-хо! 
Хо-хо! Хо-о!
Вся жизнь наша: к золоту лишь интерес! 
Хо-хо-хо-хо-хо! 
Хо-хо! Хо-о!
Кому-то – на плаху, кто в петлю залез. 
Хо-хо-хо-хо-хо! 
Хо-хо! Хо-о!
Наш дом – только лес! 
Наш дом – только лес! 
Наш дом – только лес! 
Хо-хо-хо-хо-хо!
Хо-хо! Хо-о!”

Коротко, долго ли пели, 
Но добрались до цели. 

Пристанище – замок заброшенный, 
Старый, совсем перекошенный.
В замок шайка заехала.
Кричит старуха: “Приехали! 
Добралися, 
Мои грубияны! Живыми опять осталися.
Умеют без боя 
Грабить мои мастера разбоя! 
А стражники – бриты и гладки –
Бегут, до сих пор, без оглядки!” 
Разбойники 
Рассмеялись. “Ещё побываем в покойниках! –
Мадам продолжала визжать. –
До тла теперь пировать!”
Разбойники поразбежались –
За дело взялись.
Дичь, зайцев распотрошили, 
Порубив, в котел сложили – сварили, -
Не оставили без внимания
И награбленное пропитание.
Накормились;
С успехом поперепились;
Стали плясать
И песни свои распевать.
Жуток их был пьяный рёв,
Гвалт непристойных слов –
Убийцы, грабители, воры
Вели меж собой разговоры.
Хмельное лилось.
Из глоток неслось:
“Мы говорим прямо:
Ха!
Наш атаман – дама!
Ха!
Сколько – не знаем – лет, 
Ха! 
Но свирепей – нет!
Ха!
Много дорог. Одна – 
Ха! – 
Нас довела до дна!
Ха!
Каждый душой нечист, - 
Ха! –
Любит разбойный свист, - 
Ха! –
Любит людей бить, - 
Ха! – 
Любит их кровь лить.
Ха!
Судьба наша – всех! – простая:
Ха! –
Нам не добраться до рая.
Ха!
Ждёт нас в конце – мат:
Ха! –
За гробом – неласковый ад!
Ха!”

“Они все, до последнего вора,
Уморы!” –
Смеялась разбойница, 
            таща пленницу в свой угол в замке. –
Тут тебе – не у мамки.
Будет гостинец
Тебе: попала ты в мой зверинец.
У меня все – по клеткам. 
Привет, детки! –
Рукой махнула сидящим там:
Лисице, зайцам и голубям. –
Ногами длинный,
Танцор старинный! –
Показала она на оленя. – Он у меня на верёвке. 
Посмотрим, какой ты ловкий”.
Под горлом оленя блеснул нож. 
Взбрыкнул олень.
Слышит разбойница: “Его не трожь!” –
Это сказала Герда ей.
“Что я слышу от пленницы моей! –
Разбойница изумилась. –
Ты что: взбесилась?! 
Я тебя – или позову свою стаю –
Саму на куски искромсаю!” 
Оружием помахала – 
За пояс убрала.
“Ты же видишь, что я из леса. 
А ты, наверно, принцесса?” 
“Нет, нет!” И Герда, как и другим, рассказала, 
Что с ней бывало. 
Потом стала слёзы лить:
“Они не смогут меня убить?” 
Разбойница рассмеялась:
“Ну вот ты трусихой и оказалась,
Пленница моя. 
Нет! Это уж если я! 
Была б тебе каша,
Когда б не отбила тебя от мамаши!” 
“А, это мама твоя?” 
“А чья? 
Моя точно мать –
Другой мне негде взять. 
Какой вон народ,
А она там верхушку свободно берёт!
Вот твои друзья-соколы
В деле – голы.
И чего тебя угораздило
Туда сунуться, где у нас дела?
Сейчас я тебя слушала.
Девка ты ушлая –
Гляжу как словами скачет,
Но я не заплачу –
Я помогу
Побывать опять тебе на снегу”.
И помощница обратилась к оленю:
“От лени
Избавлю. Будешь меня вспоминать.
Сейчас доскакать
Сможешь туда, где живёт дива-дева –
Снежная Королева? 
Надо доставить девчонку. 
Где пурга и позёмка, 
Там её паренёк.
Какой нужен срок?” 
Ответил
Олень: “Просвет я в жизни заметил!
Когда получу
Свободу, дней в несколько доскачу.
Королеву Cнежную
Не раз я видел. Она не нежная.
На родине, меня манящей,
Холод держит сейчас настоящий.
Кто голоден да плохо одет –
Надежды нет!”
“Надежда
Будет – из кареты одежда. 
И еду ты сейчас получишь –
Сейчас ты её навьючишь”.
К делу
Разбойница приступила. Потеплее Герду одела. 
“С тобой долго не буду возиться. 
Муфту твою заберу. Забирай рукавицы.
Замечу:
Матушки моей – тебе будут по плечи.
Дикие с виду, 
Но никакой обиды:
Любой с ними холод пройдёшь –
С муфтой своей – пропадёшь!”
Прошла помощница, по углам, с ревизией –
Натащила провизии;
На оленя её закрепила; 
Герду наверх посадила.
Сказала оленю: “Дай шею!
Зарезать бы мне тебя, змея.
Да не бойсь! На дорожку шучу –
Удачи тебе хочу!”
Нож над верёвкой блеснул –
С места рванул
Свободный олень. Помчался на север вскачь.
“Всем – удач!” –
Разбойница крикнула. Вслед поглядела.
“А мне-то какое дело?” –
Сказала,
Затосковала;
Из клеток пленников повыпускала
И зарыдала… 
В жизни видела грабежи да кровь –
Впервые спасала любовь,
Которую у других разглядела, -
Сама же любить не умела. 
Она запела:
“Сохнут травы бледные. 
Кругом люди вредные. 
Вдоль да вдоль по просеке 
Псы бегут и пёсики. 
В небе тучки тянутся. 
Что пройдёт – помянется:
Ни моя ль там рожичка 
Мёртвая от ножичка”.

Тут скажу, но скажу осторожно я:
И в разбойниках есть искра божия.

Как мне воспеть ледяное безмолвие, 
Солнце холодное, искры узорные, 
В небе снежинок игру, 
Сосны в снегу.
Как мне воспеть ледяное безмолвие. 
Чудище белое и преогромное –
Образ бескрайних степей, 
Снежных степей.
Как мне воспеть ледяное безмолвие. 
Сколько лежит в нём с замёрзшею кровию… 
Снежная, страшная ширь…
В ней человек, словно пыль.
Жуткое солнце белой пустыни 
День начинает – и слабый остынет,
Но не найдёт он спасения в нём.
Льдом станет он под холодным огнём.

Который уж день 
К северу скачет олень.
Начинается
Снежная степь – не кончается. 
“Эти края –
Родина моя!” –
Олень Герде сказал. 
На пригорок взбежал;
Направил на ветер нос 
И произнёс:
“Сейчас я вспомнил, глядя с пригорка,
Волки
Гонялись здесь за мной. И мне не нравится:
Опять всё повторяется. 
Держись!”
Сказав, рванулся вниз. 
Стая волков
Недолго гналась: 
                Олень, с разбега, перепрыгнул ров,
Волки завыли – и отстали.
“Знакомые места. Знакомая мне стая. –
Сказал олень. – Бежал бы я быстрей,
Да мне с тобой трудней.
Но свою ношу
Я не брошу:
Тебя зауважал,
Когда спасла ты от ножа.
А волчья стая
Беда не самая большая.
Вот он:  пошёл снежок! 
Это намёк:
Всё королева знает.
Дворец недалеко – гора там ледяная. 
Где горизонт, смотри на небосвод:
Пургу, пургу к нам шлёт!” 
И Герда видит: появилась тень, 
Куда смотрел олень.
Заплакала она: “Домчи меня до Кая,
Пока пурга не замела нас злая. 
Ведь потому её к нам королева шлёт, 
Что во дворце мой Кай живёт”. 
Сказал олень: “Пурге ответить нечем.
Одно: помчаться ей навстречу!” 
Чем дольше длился бег, 
Тем чаще падал снег.
Мерк свет. И наступил не только вечер –
Начался ветер;
Набрал разгон.
И зазвучало со всех сторон:
“Бегу-у-у-у! 
Смогу-у-у-у:
Согну-у-у-у
В дугу-у-у-у
В снегу-у-у-у.
Страши-и-и-ись пургу-у-у-у!”
Долго мчался олень.
“Всё! Кончился день!
Вот она – белая ночь,
Которую я не смогу превозмочь!
Я сделал – что смог!” –
Сказал олень – и в снег лёг.

“Так пусть же день и ночь, и поздний вечер, -
Вскричала Герда,- к тебе спешу всегда навстречу,
Мой милый Кай, -
Встречай!”
Она шагнула смело
Во тьму. Уже гора во тьме блестела. 
И чем пурга сильнее злилась, 
Теплее Герде становилось. 
Он рядом, рядом – она знает. 
Одна лишь мысль её – о Кае.
Посбрасывала тёплую одежду, 
И согревала лишь надежда.
Гора все ближе. Взвизг пурги. Вдруг тишина. 
                И, словно летом, 
Босой и в платьице одета, 
Вошла в дворец… С великолепного крыльца 
Чертоги зимнего дворца! 
Все стены, свод
Над головой, всё было – лёд. 
Прозрачнее такого льда 
Никто не видел никогда –
И крепости такой: разбить нельзя. 

Босой на лёд шагнув, скользя, 
С порога
Прошлася Герда по чертогам.

В громадных ледяных просторах 
На кристаллических узорах 
Искрится всюду чудный свет. 
Но Кая – нет!
Зовёт тихонько Герда: “Кай!” 
И купол отвечает: “А-ай!” 
Разносит эхо: “Ай-ай-ай!” 
Огромной комнаты был край, 
И там нашла она его –
Из детства друга своего. 
Окликнула его, но он, 
Своей работой увлечён, 
Внимания не обратил. 
Вот голос Герды повторил 
Погромче имя его: “Кай!”
И Герда слышит: “Не мешай
Задачу мне решать:
Фигуры собирать”
(Он собирал кристаллы льда).
И вот тогда
Все силы Герда собрала
Своей души и обняла
Давно забывшего её.
“Мой Кай! Всё счастье ты моё!
Ты вспомни – я с тобой росла.
Тепло тебе я принесла”.
Во взгляде Герды возник свет –
Сильней его во взглядах нет.
Кай, Кай, который был весь синий –
На нём уже не таял иней, -
Теплеть вдруг стал, светлеть – и просиял глазами:
«Я вспомнил, вспомнил, вспомнил всё, 
                что было между нами!
Ах, Герда!” – “Милый, милый Кай,
Тебя, как будто невзначай,
Нашла я всё-таки!” И дети – но и уже не дети –
Затанцевали весело, забыв про всё на свете.

И во дворец вдруг вихрь ворвался,
И грозный голос вмиг раздался:
“Забыли – где вы?!!
Влюблённых нет, где власть у Снежной Королевы!” 
Тут Кай и Герда вспомнили: вокруг что за чертоги, 
И поняли: им нет домой дороги. 
Из вихря появилась дева –
Снежная Королева. 
Герда собой заслонила Кая 
И крикнула ей: “Беспощадная, злая! 
Холодная ты душа, 
Ненавистью дыша, 
Хочешь, чтоб мир живой 
Всегда трепетал пред тобой. 
Я рада встрече с тобой!” 

Два взгляда достигли друг друга:
Взгляд жизни и взгляд смертной вьюги. 
В глазах королевы – страх.
Она превратилась в прах, 
В прах ледяной – в туман. 
Пропало всё, как обман.

У Герды над головой 
Купол неба родной, голубой. 
Лето. Знакомый дом.
Розы цветут под окном.
Рядом – любимый Кай.
Живое сердце, играй!
Влюблённых горячая кровь.
Сильней всех на свете – любовь!

                10.12.2000.  22ч. 33м.

МИХАИЛ АНПИЛОГОВ. 
ГОРОД ПАВЛОВСК ВОРОНЕЖСКОЙ ОБЛАСТИ.


Теперь, к моим читателям.

Спасибо вам от меня, мои читатели, за ваше внимание и понимание!
И... хотите верьте, хотите не верьте, но я вам сообщил о своей персоне в вышеизложенной статье - ПРАВДУ, отвечая перед Тем, Кто всё создал!

      МИХАИЛ АНПИЛОГОВ - тот самый Пушкин!