О Любви. Синь-синева

  Такого синего неба я не видела давно. Синь-синева, это о нём. Ещё рассвет был пасмурным. Сквозь мягкую пелену облаков, затянувших небо от края до края, солнышко вставало как-то медленно, обнаруживая своё присутствие мягким отсветом на облаках. Розовым у самого горизонта, потом всё более растворяясь в жёлтом цвете. И, наконец, пробилось сквозь пухлость серой пелены, нашло щёлку в нём и выглянуло жёлтым глазом, глядя, на, всё сущее на земле, с торжеством. Вот оно Я! Пробилось!
  «Пробилось, явило нам радость». – Подтверждаю и я. Лёгкий зюйд-зюйд-ост, разогнал облака и явил миру яркую синеву февральского неба, звенящую тишину и яркое солнце. Заискрились снежинки золотом и серебром на высоких сугробах, на белом полотне снега, щедрой рукой дарованного Зимой.
  Ночной морозец выжал из влажного дневного воздуха всё, что было, и развесил сверкающими гирляндами иней на деревьях, кустарниках, прошлогоднем сухостое, кое-где выглядывающим из-под снега. А посадка-то, посадка! Уже не серым частоколом стоит она в поле, а серебряной волной льётся вдоль горизонта. Яркое солнце заставляет искриться иней на деревьях. Ни дать ни взять, новогодняя гирлянда включает свои огоньки под неведомую мелодию ветерка.
  В дальнем поле плотно лежит глубокий снег. Голубым цветом отливают низинки, насыщенным синим, отсвечивают овражки. Ярко белой полосой тянутся высокие сугробы, наметённые метелью к посадке. Рыжей точкой по белому полю движется лиса. Мышкует! Вот застыла, прислушиваясь. Вся – натянутая струна. И, вдруг сорвалась, подпрыгнула и, как стрела, выпущенная из лука, воткнулась мордочкой в снег и только лисий хвост торчит на поверхности. Есть добыча!
  Обнаглела рыжая! К самому селу подходит. Вон, невооружённым взглядом можно рассмотреть, как она охотится. Голодно, наверное, снег-то глубокий, мышковать трудно, вот и выходит на косогоры, где снега поменьше. А чего ей бояться? Старики-охотники перевелись, молодёжь поразъехалась, а собаки по такому снегу её не достанут, уйдёт в ближайшую посадку, в буреломы. Поди, возьми её! Старики с нашей нижней, самой старой улицы села, говаривали, заходила лиса белым днём на их улицу. Да не больная, от болезни страх потерявшая, а вполне себе разумная, страх знающая. Прошла себе от конца улицы, уходящей в степь, до самой середины, да спугнули её, убежала.
  Вот так и живём. Радуемся каждому дню, дарованному Богом, людям, живущим рядом, живности, приручённой и дикой; солнцу и небу, ветру, снегу, дождю… Хорошо-то как!  Живём!