Клочья сшитые

внутренний шкаф гардеробом
не радует.
всё опостылело, оскученело:
стуки
трусливого зверя,
электричество блеклое памяти.
за окнами глаз в постоянности
бродят куртки,
вверху у них — шарики,
но без гелия, а потому
холодные.
скользят на морозе они
лодками.
но куда их несёт?
кто поймёт?
да и зачем разбираться в других,
когда с собственным
разумом,
который ни жив и ни мёртв,
так трудно
безоблачно жить?
каждое утро
вижу свечи
на дорогах с подтаявшим льдом,
им до меня нет
дела,
мне всё равно.
ведь не только
огонь согревает,
правда?
только другого тепла
не найти…
каждую ночь
я ем
сновидения вату,
а после петардой
встаю, когда скажет
бу-диль-ник.
ноябрюсь,
как надежда в тоске,
истыканная, может,
обстоятельств ножами;
хотя февраль (да ведь?)
уже.
но, видимо,
я не дошёл до него
ножками.
молнией, морем ли, мором, мотором
я ВДОХновляюсь
встретиться с дн(ё/о)м,
в котором
мне предлагают молотом
Тора
(поднять бы только его…)
отбиваться от дыма
невыспавшихся звёзд.

…после нокаута от мира
созерцанием устремляюсь вдаль,
прохожу горизонт поперёк и вдоль —
такая у меня отдыха мера.

дышу в дыму, в дыру
падая
философии,
и там раскатами грома
раздражённо
рефрижераторно громко
реву
словами-перьями
языка особого.

один.
смотрю в разбитое зеркало,
на кусках которого
нацарапаны буквы лишние.
прости,
стекло дорогое и нежное
за то, что осквернил просторы твои
своим двустопным ямбическим именем!..