Повернуться к голосу
<<<Повернуться к голосу>>>
Не успев проговорить "Два", я отвлекаюсь на громкий, но неуверенный голос позади себя: "Постой!"
Я обернулся. Передо мной, тяжело дыша, с вздыбившимися волосами в капюшоне стояла девушка, как мне показалось, моя сверстница. При сложившейся ситуации я не смог не отметить её красоту.
- Что ты делаешь? - задала она глупый детский вопрос.
— Наслаждаюсь жизнью, а ты?
Она молчала, внимательно разглядывая меня. Я всё ещё стоял за рядом железных конструкций.
— Перелезь обратно.
— Не хочу.
Последовала пауза нерешительности. Я был уверен, что она понимает, зачем я здесь.
— Расскажи мне о себе.
Я ожидал любой фразы наподобие "Это не выход", "Ты так ничего не решишь", поэтому её фраза смутила меня.
В повседневной жизни я никому ничего не рассказываю: интроверт с головы до пят. Но у каждого интроверта есть одна особенность: мы можем рассказать очень многое о себе человеку, с которым мы совсем не знакомы, если он чем-то полюбится нам. Так произошло и со мной. Я рассказал незнакомке всё, что тревожит мои мысли. Конечно, сделал я это довольно кратко, поскольку полный объём слов, необходимых для подробного пересказа, едва уместился бы в "Войне и мире".
Либо я так увлёкся грустным повествованием, либо эта девушка обладает навыками гипноза, но по окончании речи я был уже по другую сторону металлического забора. Мне казалось, что я мог видеть отражение своих эмоций в её глазах, а её навыкам слушателя смог бы позавидовать и опытный психолог. Мои мысли приутихли, разум просветлялся.
Мы медленно удалялись прочь от места, едва не ставшего последним в моей жизни. Придя в себя и возобновив мыслительные процессы, я решил воспользоваться случаем и спросить её:
- Не поможешь мне добраться до дома? Я немного заблудился.
Вероятно, я сказал глупость, ведь на её лице мелькнула улыбка. Несмешно было лишь мне, я редко бываю на прогулках и плохо знаю свой город.
- Держи, - она протянула смартфон с открытым навигатором. Оказалось, что мой дом располагался в четырёх километрах от нас. Я сосредоточил всё внимание на маршруте. Я должен точно запомнить его. Триста метров вперёд вдоль набережной, потом пятьсот метров направо, влево ещё двести метров до автопарковки, после пробираться через дворы… Я мысленно повторил всё заученное. Воссоздавая по памяти свой маршрут, я понял, что снова пришёл бы на мостовую. Девушка, всё время молча наблюдавшая за мной, спросила:
- Тебя проводить?
Мне стало стыдно, но идея бродить ночью по городу и расспрашивать прохожих показалась мне невыполнимой. Моя память яро протестовала получению новой информации.
- Если тебя не затруднит.
- Ничуть! Я буду очень рада прогуляться.
Эта фраза мне показалась странной, в то же время я понял, что не знаю, как её зовут.
- Можно узнать твоё имя?
- Наташа, а твоё?
- Никита, очень приятно.
Не знаю, насколько тактичны были мои слова, но я спросил:
- Чем тебя так привлекает сегодняшняя ночь? - время близилось к полуночи.
- Я не выходила из дома три месяца. Сейчас я необычайно счастлива наслаждаться дождём и ветром.
- А что же ты делала дома? - удивился я.
- Лежала, иногда стояла, немного ходила. После пересадки сердца постельный режим больше напоминает тюремный.
Такого развития событий я никак не ожидал. Рядом со мной идёт девушка, которая после пересадки сердца впервые вышла на улицу. Я был немало удивлён и не сразу продолжил диалог.
- Это больно? - глупо поинтересовался я.
- Нет, хотя да. Когда делают операцию, ты не чувствуешь боли. Но все предшествующие ей дни невероятно тяжелы от размышлений и домыслов. Не всегда всё проходит успешно. Я была готова совершить с собой, что угодно, чтобы только не думать о приближении того дня и о его исходе. К счастью, со мной были родители. Они помогли мне пережить страхи и мучения.
Оставшийся путь мы шли молча. Я понимал, что со мной находится человек, который по силе духа нокаутировал бы меня одной левой. В первом раунде. В первые десять секунд.
Происходящее казалось нереальным, будто проходившим по чернилам писателя. Я был немало удивлён и пребывал в замешательстве. Наташа виделась мне странной и чуждой. Встречать таких людей мне не доводилось. Её взгляд будто был отрешён от всего происходящего, на губах, изредко пропадая, лежала улыбка. Наташа была мертвецки спокойна, что после прошедшего меня пугало. “Какие мысли могут быть в её голове?” - задумался я. Сложно представить. Я попытался спроецировать на себе все выделяющиеся черты её походки, движений, мимики и представить, что всё произошедшее с ней, было и со мной. Скопировав всё, что только можно, я заключил, что сейчас похож на дурачка, пару минут назад решившего свести счёты с жизнью и идущего теперь с загадочной и безмятежной улыбкой. Не помогло. Лишь одно непонятное чувство отозвалось во мне. Что-то апатичное и безмятежное, но в то же время спокойно-счастливое. Я не мог понять этого чувства, казалось, будто ты умер и счастлив. Возможно, я мало прожил, чтобы понять, что это такое, или не пережил чего-то особенного, о чём знала Наташа.
- Пообещай, что не будешь совершать необдуманные поступки, - пролепетала Наташа, подходя к моему дому.
Её просьба звучала как слова старого доброго друга, заботящегося обо мне, в душе приятно потеплело. Я был уверен, что смогу дать однозначный ответ, но в голове зародились мысли: “А ведь именно необдуманные поступки хоть немного выбивали меня из тоски”. Я был в замешательстве. Девушка пытливо смотрела на меня. Подумав, я ответил: “Обещаю”.
Наташа на долю секунды изменила свою загадочную улыбку на какую-то другую, которую я едва успел заметить, будто бы настоящую, по сравнению с обыкновенной, и подбодрила меня, попрощавшись: “Будь счастлив! Доброй ночи!”.
Наташа всё с той же мистической улыбкой отправилась в рай, как мне подумалось. Я присел на лавочку возле подъезда. Я не понимал происходящего, казалось, что с прогулки я вернулся каким-то другим, новым, но не понимал, каким именно.
Дождь, не прекратившись, тщетно пытался вымочить меня, но сделать хуже он уже не мог: мокнуть больше некуда. Я безуспешно тёр лицо руками, чтобы смахнуть воду. Я не осознавал происходящее. В голове снова завертелись тяжёлые мысли, но восстановив в памяти образ Наташи, я взбодрился, что-то неизведанное в ней, в её образе будто успокаивало меня. Я просидел ещё пятнадцать минут, размышляя ни о чём, и засобирался домой.
Можно только догадываться, что испытывала моя мама, когда безуспешно пыталась дозвониться до меня с пяти часов вечера, пока не обнаружила мой телефон в режиме “без звука” лежавший в углу моего стола. Когда я вошёл домой, она расплакалась, мне стало очень горько и стыдно за себя, я обнял её, извинился и рассказал, что участвовал в городском турнире школьных игр “Что? Где? Когда?”, а после окончания загулялся со своими одноклассниками, забыв телефон дома. Конечно я не хотел тревожить мать, не хватало ещё, чтобы она из-за меня беспокоилась.
Расспросив меня, мама успокоилась и взяла с меня слово не теряться без предупреждения. Я охотно согласился. Папы ещё не было дома, работал, и мама ничего ему не сказала, что лишь мне на пользу. Легенды легче держать в голове для одного человека.
Убитый физически после пятничного вечера, насквозь промокший от дождя и мыслей о суициде, с больной психически головой, уставший и прогнивший изнутри, потерявший свою половину и навсегда грустный, я принял тёплый душ и лёг спать.
С тяжёлой головой и ничуть не просветлевшими мыслями я воспрянул от тревожного сна и даже был рад будильнику. Всю ночь мне казалось, как будто сердце выпадало из меня. Я отчётливо помнил вчерашний день и образ Наташи. Я думал, что всё это произошло во сне, но ещё мокрые, не высохшие вещи и цвет неотмывшейся ржавчины на ладонях не оставляли сомнений, да и сам я не был удивлён тем, что мог решиться на такой шаг.
Я застелил постель, умылся, собрал портфель с впервые не сделанными домашними работами и позавтракал. Сейчас я мало был похож на человека, готового прожить свой последний день, единственное, что хоть немного выдавало меня - исцарапанная правая рука. Я правша и у нас есть кошка, которая, играя, любит царапать, так что искусно вырезанные мною же циркулем царапины никому не казались чем-то пугающим, хотя и вид у моей руки был не особо эстетичный.
Человеку, не причинявшему себе боль через порезы, царапины, ожоги или прикусы губ и языка, никогда не понять меня, любой такой человек посчитает меня либо больным и обязательно упомянет про естественный отбор, либо посчитает тупым подростком-симулянтом, требующим к собственной персоне внимания. Мне плевать. Физическая боль как нельзя лучше притупляет твою душевную боль, отстраняет тебя от мыслей, когда металлические предметы проделывают рельсы на твоей коже, чтобы поезд жизни не прекратил движения. Мне искренне жаль тех, кто такой же, как и я. Эта тропа либо заставляет тебя делать боль сильнее, потому что ты к ней привыкаешь, либо делает из тебя человека-апатию, грустного и пассивного. Страшно видеть людей с порезами на запястьях, они кажутся мне братьями и сёстрами, ведь я понимаю, как тяжело должно быть человеку, как сильно груз должен давить на него, как горько ему должно быть по ночам, чтобы калечить себя. Нет повести грустнее, чем человеческая сломанная судьба.
Кошка Маруся запрыгнула мне на колени и свернулась клубочком, прервав поток мыслей. Я погладил этот шерстяной шарик и взглянул на часы: 07:14. Пора собираться и выходить, хорошо хоть, что до школы мой путь занимает пять-шесть минут. Даже в субботний день в моей школе шесть уроков, почему бы и нет? Кому нужно счастливое детство, проведённое на улице, в школе ведь куда интереснее!
Закрыв дверь, я вышел из подъезда. Парковка, находящаяся перед парадной и уже состарившаяся детская площадка напомнили мне об ушедших днях. Часто именно здесь я в своём раннем детстве гулял с бабушкой или дедушкой, наслаждался тем, что не следил за временем и не ловил его на руке. Зря говорят, что в детстве человек ловит каждый миг, проживает каждую секунду. Гораздо вернее будет то, что времени для тебя не существует. Есть только утро, день и ночь, ты вне времени, ты свободен. А уже повзрослев, ловишь каждый час и минуту, чтобы не опоздать, чтобы прийти вовремя, чтобы быть пунктуальным. Ценность одной секунды с каждым годом падает, ты всё больше и больше следишь за временем, а оно обесценивается. Время не вернуть… А надо ли? Я абсолютно уверен: если спрятать все часы, отключить их на телефоне, компьютере и снять их с запястья, человек вновь окунётся в те прекрасные детские дни, если сможет вытащить из своей головы все неприятные мысли о негативном, работе и мире, живущих в мозге паразитами.
Путь до школы позволял мне не надевать шапку и ловить холодный ветер лицом, пробуждая сознание. Преодолев гардероб и лестницу, я вошёл в полупустой класс. Время без двадцати восемь, предмет - русский язык. Окна кабинета выходили на внутренний двор школы, в центре которого была небольшая спортивная площадка, на которой часто играли в футбол дети, а немного поодаль располагалось уже полноценное футбольное поле для старшеклассников. В правой части, украшая картину, стояли тополя, с уже поседевшими листьями. Нововошедшие временами подходили ко мне, протягивая руку, чтобы поздороваться, пока я стоял напротив окна, вплотную приблизившись к нему, чувствуя, как моё дыхание холодным течением отражается от стекла. Не могу сказать, что мне нравилось в том, чтобы проводить так все перемены между уроками. Вид погибающей природы и пасмурной погоды уносил далеко от быта, и каждый раз, когда ты возвращался из путешествия, брал с тебя клятву не запоминать собственных мыслей. Для одноклассников это было чуждо и странно, но все уже привыкли, что посреди галдящего по поводу и без класса стою я и пустым взглядом смотрю в окно. Временами, кто-то подходил и спрашивал, почему я так тосклив, но что я мог сказать? Что моя жизнь не существует, что она вся рухнула? Что я не знаю, что делать? Рассказать, как я до такого докатился? Я пожал плечами, не отводя глаз с капель дождя на стекле.
Вокруг толпа, а тебя здесь как будто нет. Нет, меня не избегают и не считают изгоем, у меня есть верные друзья и хорошие товарищи, но я не чувствую себя в этом классе, все они какие-то не такие. Может, счастливые?
Спустя год…
“Горьковская”, - доносится из динамика вагона. Я сдал экзамены, поступил в город мечты, многое во мне изменилось. Я больше никогда не встречал Наташу и уже смутно помнил, как она выглядела, остались лишь чувства. Та самая загадочность и умиротворение. О многом я научился говорить с улыбкой на лице, даже о самом грустном.
Сейчас я ехал на учёбу. Нет, я не стал весёлым и не забыл всё, как страшный сон. Я помню. Всё. Хотя и не так страдаю каждую ночь и думы мои не столь тяжелы, как раньше. Я чувствовал, что никогда не забуду эту боль, но она в корне изменила меня. Ко мне вернулся альтруизм, мир стал немного белее, я искренне желал ей счастья.
Двери вагона закрылись и уже в тоннеле я взглянул на отражение в стёклах. Всё тот же парень, можно сказать, ещё подросток, тот же грустный взгляд и нос с горбинкой, лишь губы не позволяли мне составить точный фоторобот себя. Они казались мне чужими, такими я их не видел, хотя стоп! Присмотревшись ещё внимательнее, я улыбнулся ещё шире, фразы пролетели в моей голове: “Что-то апатичное и безмятежное, но в то же время спокойно-счастливое …”, “… казалось, будто ты умер и счастлив”, “… свою загадочную улыбку”. “Теперь одним секретом меньше”, - нечаянно вслух произнёс я, всё так же широко улыбаясь и благодаря Наташу.
Свидетельство о публикации №119021104989