На острове Котлин

  В октябре 1942 года через Ладогу и Финский залив в числе пополнения с Большой земли я попал на остров Котлин. В Кронштадте нас долго не переобмундировывали, но каждый день в гражданской одежде отправляли на погрузочно-разгрузочные работы в порт и форты. Шли постоянные артобстрелы и бомбёжки города. Кронштадт яростно сопротивлялся, активно отвечая на атаки противника. Кормили нас хорошо, не то, что в Ленинграде. Медные, ещё петровских времён, бачки с кашей были внутри покрыты жиром на полтора-два сантиметра. Прежде чем делить кашу, "разводящий" сначала разливал по чашкам жир. Ну, и, соответственно, после таких сытных харчей нам приходилось работать до упаду.
  Через некоторое время, наконец, нам привезли военную форму и начали обмундировывать. Все ждали, что нам выдадут бушлаты, тельняшки, бескозырки...А нам, к огорчению, выдали общевойсковую военную форму. Мне с сожалением пришлось распрощаться с шерстяной офицерской гимнастёркой, которую моя мать выменяла на продукты питания ещё дома (Должанский район Орловской области)и подарила мне, провожая на Восток. Вместо неё теперь я получил новую хлопчато-бумажную гимнастёрку и хромовые морские ботинки, которые впрочем основательно потрепались после хождений по болотам в запасном полку Ленинграда при прохождении первоначальной подготовки.
  Переодевшись, на следующий день я отпросился у старшины в город, чтобы сдать на почту письма. Но главное, я хотел посмотреть город и, особенно, полузатонувший у берега линкор "Марат", чьи батареи и в таком положении не давали покоя врагу, обстреливая противника.
  Бросить письма в почтовый ящик не представляло большой трудности. Отправив письма я с удовольствием пошёл прогуляться по городу. Чистенько одетый, в новом, ещё пахнувшем машинным маслом и складским запахом, обмундировании, в начищенных до блеска хромовых ботинках, в новых обмотках я ходил по городу и с нескрываемым любопытством смотрел по сторонам, с интересом разглядывал улицы,   порт, где стояли, причаливали и уходили в море корабли, моторные лодки, катера.
Любовался знаменитым "Маратом". На Якорной площади меня поразило полотно дороги, мощёной чугунными плитами. Позже я узнал, что эта  чугунная мостовая была уникальным образцом дорожного строительства 19-го века. Ещё больше поразил меня Морской собор (архитектор В.А. Косяков, 1903-1913 гг.), построенный как храм-памятник морским чинам, прославивших Россию своими подвигами. В то время как я с удовольствием рассматривал это величественное сооружение, мимо меня проходила колонна моряков в чёрных бушлатах и широких брюках-клёш. Они шли строем, но, как мне показалось, слегка в развалочку, широкими шагами, покачиваясь с особым шиком, в полном боевом снаряжении, а на их бескозырках развивались ленточки с золотистыми якорями формы балтийских моряков. Моряки шли в ногу, не торопясь, и пели. Ах, как они пели:

Бескозырка, ты подруга моя боевая,
И в решительный час, и в решительный день
Я тебя, лишь тебя надеваю,
Как носили герои, – чуть-чуть набекрень.

Запевала начинал высоким голосом ( к сожалению весь текст песни я не запомнил, особенно её начальные строки). Но смысл текста память сохранила, что-то вроде:
Если горе какое случится, боевая настанет пора... И далее: Бескозырку вы мне принесите.  Бескозырку подайте вы мне! Может и не совсем так пелось в этой песне, ведь с той поры как я её услышал прошло 56 лет, за это время не мудрено было и забыть её слова. Но мотива этой песни, особенно её припева, забыть невозможно.
И сейчас, вспоминая то время, словно воочию вижу эту боевую колонну героических моряков, их походку и слаженный стук их ног по мостовой, особенно в паузах этой песни: ТОП-ТОП-ТОП!!! - будто забивали в землю мощные сваи. И все хором: Бескозырка, ты подруга моя боевая...пауза, которую колонна как бы подтверждает мощной твёрдой поступью: ТОП-ТОП-ТОП!!! по чугунной, блестевшей как зеркало, мостовой. Все хором: И в решительный час, ТОП-ТОП-ТОП!!!и в решительный день, ТОП-ТОП-ТОП!!! И снова запевала высоким голосом: Я тебя, лишь тебя надеваю, ТОП-ТОП-ТОП!!! И все хором: Как носили герои, – чуть-чуть набекрень.
Провожающие с восхищением смотрели им вслед широко открытыми печальными глазами, а я стоял как окаменевший от гордости за таких ребят, за таких героев, готовых в любую минуту на любой подвиг в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками за честь и свободу своего народа во имя независимости своей любимой Родины.
  Находясь под сильным впечатлением от всего увиденного и услышанного и, чувствуя, что опаздываю из увольнения, я побежал в казарму. В одном месте я решил сократить свой путь и рванул бегом через садик мимо какой-то котельной. Вдруг за своей спиной я услышал довольно грозный окрик:
- Стой! Ты куда идёшь через запретную зону?
Я замер на месте, подумав, что это кричит часовой, охраняющий важный объект, и которому нужно беспрекословно подчиняться. Смотрю, сзади меня стоит матрос, сразу видно из старослужащих, в какой-то пыльной поношенной рабочей робе. А он громко даёт команду:
- Ко мне!
Я послушался и пошел. А матрос кричит:
- Бегом!
Я  подбежал к нему и стою молчу.
- Вы что, не знаете как нужно докладывать?, - грозно закричал он.
- Откуда, кто такой? А ну-ка, повернись и доложи старшему матросу как следует.
Я быстро повернулся кругом, не помню уж через какое плечо, снова подошёл к нему и пролепетал что-то вроде:
- Товарищ старший матрос, я солдат такой-то... И дальше меня словно перемкнуло что-то.
- Так, хорошо,- сказал моряк, смерив меня взглядом с головы до ног. Посмотрим, на что вы способны, рядовой Пахомов. Вон видите ту бочку со смолой?
- Вижу, - говорю ему чуть ли не шёпотом.
- Так вот, эту бочку нужно срочно подкатить к котельной, а я проконтролирую и засеку время исполнения приказа. Понятно?
Посмотрев внимательнее на моряка, я  ещё раз убедился, что на нём была грязная, довольно поношенная форма одежды, руки его видимо были тоже грязные, но он их старательно прятал за спиной. Мелькнула мысль, что бочку со смолой матрос сам катил от склада к котельной.
Он вытащил карманные часы, посмотрел на них, поднял над головой руку и, резко опустив её, скомандовал: - Начали!
Резко нагнувшись, я покатил эту смоляную бочку. И тут же к ней прилип, сначала испачкал ладони, затем, рукава. А на полпути и полы моей шинели стали прилипать к этой проклятой бочке, отчего мне не раз приходилось останавливаться и  отдирать их от стенок бочки, затыкая полы себе за ремень. Продолжалось это "катание" по грязной тропе в сторону котельной минуты две-три. Наконец, запыхавшись, я остановился, так как задание было выполнено. Моряк, следовавший за мной, посмотрел на часы и сказал, нахмурив брови:
- Ну, что ж, на первый раз, пожалуй, пройдёт.
Затем, посмотрев на меня и увидев моё несчастное детское выражение лица, по причине вымазанного в смоле нового обмундирования, хотел было улыбнуться, поскольку с трудом сдерживал смех, но, сделав серьёзное лицо, твёрдым голосом сказал:
- Хорошо! Объявляю вам благодарность, рядовой Пахомов. Доложите об этом вашему старшине. А теперь можете следовать в расположение своего подразделения.
- Есть!- ответил я и бегом рванул в свою казарму.
Прибежав в своё подразделение и увидев своего старшину, я сразу решил доложить о том, что со мной произошло в увольнении. Но старшина ещё издали заметил мою испачканную форму. Я было начал докладывать: " Товарищ старшина...", но он оборвал меня на полуслове, закричав:
- Где ты был? Что за вид?
- Товарищ старшина,- заикаясь от волнения пытался я ему объяснить.
- Товарищ старшина, старший матрос объявил мне благодарность за работу и попросил доложить вам об этом.
- Какой старший матрос? Какую работу? Какую благодарность? - зашумел старшина.- Да тут этими старшими матросами весь остров усеян. Короче, объявляю вам два наряда вне очереди!
- Есть два  наряда вне очереди!- ответил я.
- Вот так, - ухмыльнулся старшина, бросив на меня косой взгляд. - Это ж надо так уделать новое обмундирование!- возмущался он. - Вот что, рядовой, после ужина, прямо из камбуза, зайдёте ко мне в каптёрку, я вам дам керосину, тряпку и швабру. После отбоя вычистите свою форму и положите сушить, а сами всю ночь будете драить гальюн, то бишь, туалет. Поняли, рядовой Пахомов?
- Понял, чуть не плача прошептал я.
Мои сослуживцы, узнав о моём "приключении" просто потешались надо мной:
- Слышишь, Семён, Пахомов всех нас опередил.
- Как это? И чем? Когда же он это успел?- сыпались каверзные вопросы.- В один день заработал благодарность и два наряда вне очереди.
- От кого же и за что?
- В том то и секрет. От самого главного моряка котельной Кронштадта за лучшее, я бы сказал, великолепное загрязнение новой шинели самой чёрной на земле ценнейшей смолой во время перекатывания её к "секретному объекту".
Все эти подробности встречались дружным хохотом сослуживцев.
- Но вы зря смеётесь, друзья, - продолжал остряк, - рядовой Пахомов катил эту бочку с необыкновенной скоростью. В результате, за одну минуту тринадцать секунд он преодолел расстояние свыше ста метров с гаком. И это ещё при том, что ему очень мешали полы его шинели, которые постоянно прилипали к липкой бочке, заматывались вокруг неё и препятствовали успешному продвижению вперёд.
Все опять поднимали дружный хохот.
- Где же сейчас наш герой?
- Как где? Естественно, в гальюне, чистит керосином свою шинелку, приводит её, так сказать, в божеский вид. Наш старшина о нём уже позаботился. Не пожалел для него ведра керосина и мешка ветоши. Но он и там может отличиться.
- Чем?
- Как чем? После этого он ещё должен классно отдраить весь гальюн, а на завтра повторить то же самое.
- И до чего ж трудолюбивый этот парень,- язвил кто-то, ухмыляясь, так и просится  на работу. Он и письма в  город напросился отнести.
  Пошутили, посмеялись местные балагуры да и отошли ко сну в казарме.
А я после отбоя усердно чистил в гальюне свою шинель, что было совсем непростым делом. Закончив чистку, я положил шинель сушиться на батарее отопления. После чего я стал старательно мыть полы в солдатском туалете, а закончив работу, присел на какой-то ящик и задремал. Меня разбудил старшина, легонько толкнув меня. Я быстро вскочил, пытаясь доложить по уставу. Однако, старшина видимо сжалился над несчастным видом  бесхитростного и наивного деревенского парнишки и строго приказал:
- Отставить! Идите отдыхать в казарму. А второй наряд вне очереди я отменяю в порядке поощрения за хорошую работу.
- Есть! - радостно отчеканил я.
В казарму я летел как на крыльях.