Саперы Ленинградского фронта

"Будут в преданьях навеки прославлены,
Под пулеметной пургой,
Наши штыки на высотах Синявина,
Наши полки подо Мгой."
(П. Шубин. Ленинградская застольная)

***********************************

Пусть немало забыл я,
Не забудется мне:
Чуть отросшие крылья -
Опалил на войне.

Дождь со звоном по крыше,
Вдаль ручьи наугад.
Выше голову, выше,
Поседевший мой брат!

Знают наши ребята,
Знают наши друзья,
Что нам дал сорок пятый,
Что без времени взял.

(Алексей Пахомов, далее –  А.П.)

ПРЕДИСЛОВИЕ

Незабываемой страницей в истории Великой Отечественной войны 1941-1945 годов является 900-дневная героическая оборона Ленинграда, после прорыва блокады ставшая одной из величайших наших побед. Но эта победа досталась нам ценой огромных потерь.
   О сражении за Ленинград написано немало. 900-дненая героическая оборона города на Неве, которую вёл советский народ против гитлеровских захватчиков, является незабываемой страницей в истории Великой Отечественной войны 1941-1945 годов.
  Всему миру известно беспримерное мужество защитников нашего Отечества, не щадивших своих сил и даже самой жизни, в борьбе с заклятым врагом, в результате чего была одержана наша Победа. Но та Победа досталась нам в смертельной драке с врагом очень и даже очень тяжело.
   Цементирующей силой обороны Ленинграда был высокий патриотизм и любовь советских людей к своей социалистической Родине, крепкая трудовая и воинская дисциплина, а также организующая и направляющая роль коммунистической партии, во главе с ее генеральным секретарем и гениальным полководцем Иосифом Виссарионовичем  Сталиным. 
   И что бы теперь ни говорили о нём его враги и маловеры, как бы ни обливали грязью И.В. Сталина при оценке его деятельности во время Великой Отечественной войны, ответ разумных людей будет однозначным: «Не было бы Сталина – не было б и Победы!». Возникает вопрос, кто больше причинил зла нашему народу и государству, Сталин, который борясь со всевозможными врагами России, сделавший Советский Союз Великим государством, а народ богатым и процветающим, или те, кто разрушил это государство, а народ довел до нищеты и унижения? Думается, в этих вопросах люди рано или поздно разберутся, проанализируют все их нюансы и найдут ответы, кто был прав, а кто виноват. Дайте только срок, и время всё расставит по своим местам.
     Ленинград и до войны был крупным индустриальным, научным и культурным центром. Он один выпускал промышленных изделий больше чем вся промышленность царской России. Около двадцати процентов всех производимых в стране машин делали в Ленинграде. Здесь работало более 140 научно-исследовательских институтов, учреждений Академии наук СССР. И об этом знали во всем мире, и наши друзья и недруги. Вот почему империя третьего рейха, во главе с бесноватым фюрером, опьяненная легкими победами в Европе в конце 30-х годов, решила так же быстро разгромить СССР в 1941 году, но в первую очередь захватить именно Ленинград.
До войны Ленинградский военный округ располагался на территории от Мурманска до Таллина на протяжении 1275 километров. Командующим округа был генерал-лейтенант Маркиан Михайлович Попов, а начальником управления инженерных войск – подполковник Борис Владимирович Бычевский, ставший во время войны генерал-полковником, а после ее окончания – генералом армии, впоследствии написавшим книгу «Город-фронт», изложив в ней события трудной и долгой борьбы советского народа и его Вооруженных Сил против фашистских завоевателей.
Свои основные героические подвиги и победы Ленинградский фронт совершил под руководством маршала Советского Союза Леонида Александровича Говорова. Отдавая дань уважения и памяти воинам всех родов войск, в своей книге, исходя из ее названия, я расскажу о саперах Ленинградского фронта, героически сражавшихся с ненавистным врагом.
   Читая книгу Б.В. Бычевского «Город-фронт», чувствуешь искреннее уважение автора к своим боевым друзьям и товарищам, с которыми он сам шел рядом по кровавым дорогам войны от ее начала и до конца, повествуя об этом живо и достоверно, в связи с чем каждый сюжет книги не оставляет равнодушным ее читателя.
Мне лично эта книга особенно понравилась тем, что в ней более сорока страниц отведено описанию боевой деятельности 106 ОМИБ, отдельного инженерного батальона,  в котором мне довелось воевать в годы Великой Отечественной войны. Однако в своей книге автор скромно умолчал о своей роли в боевых успехах своего подразделения, как будто видел все это со стороны. На самом же деле, Б.В. Бычевский был не только просто участником минувшей войны, но и прекрасным и героическим организатором многих боевых операций, за что был удостоен многих государственных наград, одной из которых был орден Суворова.
О боевых заслугах Б.В. Бычевского я знаю не понаслышке. В числе своих однополчан я часто видел его в расположении своей части, даже на одной из моих военных фотографий он запечатлен с нами перед боем. Мы видели и знали, как он внимательно и заботливо относился к своим подчиненным, каким был душевным человеком. За эти человеческие качества он снискал себе глубокое уважение и любовь подчиненных, навсегда оставшись в наших сердцах.
Думаю, что и теперь читатель из книги «Город-фронт» мог бы почерпнуть как из суворовской «Науки побеждать» что-то важное и необходимое для самообразования, готовясь защищать свою Родину. Да, жаль, что теперь книгу Бычевского очень трудно найти, разве что только в личных библиотеках ветеранов прошедшей войны.
    Были написаны и другие книги о боевой деятельности 106 ОМИБ в рамках его взаимодействия с другими подразделениями различных родов войск Советской Армии. Такие, например, как книга «Семь дней января», написанная в соавторстве с Д.К. Жеребовым командиром 106 ОМИБ Иваном Ивановичем Соломахиным, под командованием которого я воевал. Этим событиям посвящена также книга «Инженерные войска города-фронта», представляющая собой сборник исторических очерков и воспоминаний ветеранов, рассказывающих о героическом ратном труде сапёров, понтонёров, минёров, военных строителей Ленинградского фронта и Балтийского флота, а также вошедших в него документальных повестей и газетных и журнальных статей, посвященных этим событиям.
Однако,  в названных изданиях речь идет только об отдельных эпизодах боевой деятельности  106-го Отдельного моторизованного инженерного Краснознамённого Кингисеппского батальона Резерва Главного Командования Ленинградского фронта, занимавшегося сапёрными, понтонёрными, минёрными и строительными делами, форсированием водных преград, штурмом дотов и дзотов и неприступных высот, инженерными разведками и изысканиями, уничтожением танков противника, мостов и других военных объектов. За время войны батальон не однажды исколесил Карельский перешеек, Эстонию, Ленинград и Ленинградскую область. Батальон воевал также под Псковом и Нарвой, в Прибалтике, а его командир, И.И. Соломахин, закончил войну в Венгрии комбригом. Поэтому, я по совету и с помощью своих однополчан, решил описать весь боевой путь нашего 106-го ОМИБ от начала его организации и до расформирования при взгляде на боевые события как бы снизу, изнутри, на фоне боевых действий фронтов, как непосредственный их участник, рядовой солдат, прочувствовавший на себе все военные тяготы  и вынесший их на своих плечах. В своем повествовании я хочу осветить не только путь одной боевой воинской части, нашего инженерного батальона, но упомянуть в нём и о других инженерных частях не только Ленинградского фронта, но и других фронтов, прошедших аналогичные фронтовые дороги во взаимодействии со всеми родами войск Советской Армии.
     Хотелось бы, чтоб и молодого читателя моя книга тронула за душу и сердце, определила его дальнейшие жизненные ориентиры. Очень надеюсь, что она поможет молодым людям в чем-то разобраться, избежать ошибок, а что-то взять себе на вооружение при исполнении служебного долга, и не только во время всевозможных вооруженных потрясений, а и в наше мирное, но суровое и смутное время.

НАКАНУНЕ

       Шёл 1941-й роковой... Стремясь к мировому господству гитлеровский Вермахт бросил свои бронетанковые орды на Европу и северную Африку, наводя ужас на жителей завоеванных стран», - читаем мы историю Великой Отечественной войны.
Немецкая лающая речь резала ухо каждому, кто ненавидел зарвавшихся оккупантов и оказывал сопротивление этому чудовищному нашествию. Фашисты безнаказанно бомбили и разрушали английские города и стратегические объекты обороны.
Экспедиционный корпус фельдмаршала Роммеля одерживал победы на африканских полях сражений. А в это же время немецкие дивизии сосредоточивались на границах Советского Союза от Баренцева до Чёрного моря. Конечно, мы понимали степень смертельной опасности, нависшей над нашей Родиной – Союзом Советских Социалистических Республик. Знали, что представляет собой фашизм с его чудовищной философией. Знали о постоянно дымящихся трубах крематориев германских концлагерей, где сжигали без суда и следствия людей. Знали о военной силе «Третьего рейха», о его новейших танках, скоростных самолетах и скорострельном оружии в руках беспощадных солдат. Знали, что фашистская армия была самой мощной по вооружению, заставившая встать перед ней на колени народы Европы. Гитлер был уверен, что он самой судьбой предназначен принести в мир «идею очищения» и навсегда покончить с большевистской Россией.
    Советское правительство разгадало провокационный замысел Англии и Франции во что бы то ни стало вовлечь СССР в войну с Германией. Знало оно и тайных переговорах Англии с Германией, о разграничении жизненного пространства между ними, о захвате рынков сбыта, включая рынки России и Китая, о возможности подписания англо-германского договора о ненападении. Знали, что по науськиванию из Лондона правительство Польши и Прибалтийских стран враждебно относились к конвенции коллективной безопасности.
     Всё то, о чем я сейчас говорю, конечно, не в новость, об этом говорит сама История. Но, хочу заметить, что История-то повторяется. Все то же оказывается происходит и сейчас в наше текущее смутное время, с той лишь разницей, что все запланированное Гитлером в его книге «Майн камф» (Моя борьба) сейчас выполняется странами НАТО во главе с Соединенными Штатами Америки и с помощью наших предателей и изменников Родины.
     Поэтому я позволю себе продолжить комментировать те исторические события, чтобы читателю было легче сделать сравнение хода событий второй мировой войны с ходом современных текущих событий, грозящим миру третьей мировой войной. А известный русский писатель Василий Иванович Белов вообще называет её «Третьей Отечественной войной» и думаю, что он в этом случае прав. Если тогда западные державы ясно давали понять Германии, что она имеет полную возможность беспрепятственно использовать «Балтийский коридор» для прыжка на Советский Союз, то теперь они объединяют в НАТО все европейские страны во главе с США с вовлечением стран, ранее входивших в состав СССР. Фашистской Германии предлагалось вместе с Англией сколотить антисоветский блок. Вот почему Советское правительство согласилось на подписание с Германией пакта Молотова-Риббентропа - договора «О ненападении» сроком на десять лет. Этим Сталин надеялся выиграть хотя бы год-полтора, необходимых нам для укрепления новых границ после воссоединения западной Украины и западной Белоруссии, создания и освоения своего нового оружия, подготовки армии, выросшей по своей численности в 2,5 раза, и военно-морского флота к будущей войне.
    Прошедшие около двух лет мирной передышки со дня подписания договора «О ненападении» позволили Стране Советов сделать очень многое в плане укрепления своей обороноспособности, т.к. многие уже чувствовали, что войны не избежать и она не за горами. Но полностью завершить строительство огневых рубежей и соответствующую подготовку наших Вооруженных Сил времени явно не хватало. В то же время из различных источников стали появляться донесения, сообщающие о том, что 22 июня 1941 года фашистская Германия нападёт на Советский Союз. В донесениях указывалось где и какие силы немцев сосредоточены на советско-германской границе. В марте о том же самом советское Правительство предупреждали из Вашингтона, а в апреле секретное письмо Сталину прислал Премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль, которому как ярому врагу советского государства Сталин никогда не верил.
    Сталин упорно надеялся на то, что ещё не поздно заставить Гитлера опустить занесённый над нами меч с западной границы. Он до конца был убеждён, что Гитлер не отважится на прямую агрессию против СССР. Сталин пристально всматривался во всё, что происходило не только в Германии, но и в воюющей с ней Англии. Он был убеждён, что ключ к разгадке дальнейшего поведения Германии хранится в Лондоне и говорил буквально следующее: «Слухи и документы, говорящие о неизбежности весной этого года войны против СССР, необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской и даже, может быть, германской разведки».
   В этом он был убеждён и тогда, когда его секретарь Поскребышев доложил ему, что на приём срочно просятся Народный комиссар обороны СССР. С.К. Тимошенко, начальник Генерального штаба Красной Армии Г.К. Жуков и его первый заместитель Н.Ф. Ватутин. Сталин их принял, выслушал и сказал:
- А не подбросили ли нам этого перебежчика немецкие генералы, чтобы спровоцировать конфликт? – Сталин сомневался, как и теперь мы сомневаемся в том, что НАТО вплотную приблизится к границам России. –
- Нет! – твёрдо ответил маршал Тимошенко, ставший Наркомом обороны после недавней финской войны, но уже успевший многое сделать в перестроении системы боевого обучения войск, укреплении воинской дисциплины и оснащении армии новым вооружением.
- Что будем делать? – глухо спросил Сталин.
- Надо немедленно издать директиву о приведении всех войск приграничных округов в полную боевую готовность! – ответил Тимошенко.
- Читайте, - сказал Сталин.
Начальник Генерального штаба генерал армии Жуков громко зачитал заранее подготовленный документ.
Выслушав его содержание, Сталин сказал;
- Такую директиву сейчас давать преждевременно. Может быть, вопрос ещё уладится мирным путём.
- Товарищ Сталин, время не терпит, - взволнованно сказал Тимошенко. – Разрешите здесь же подготовить новый проект директивы?
- Конечно. – согласился Сталин.
Жуков и его заместитель генерал-лейтенант Ватутин немедленно вышли в соседнюю комнату и вскоре вернулись с новым проектом директивы.
- Разрешите доложить, товарищ Сталин? – спросил Жуков.
- Читайте, - кивнул Сталин.
Жуков зачитал директиву следующего содержания:
«Военным Советам Ленинградского Военного Округа, Прибалтийского Особого Военного Округа, Западного Особого Военного Округа, Киевского Особого Военного Округа, Одесского Военного Округа.
Копия: Народному Комиссару Военно-Морского Флота.
Приказываю:
а/ в течение ночи на двадцать второе июня сорок первого года скрытно занять огневые точки укреплённых районов на государственной границе.
б/ перед рассветом двадцать второго июня сорок первого года рассредоточить по полевым аэродромам всю полевую авиацию, в том числе и войсковую, и тщательно её замаскировать.
в/ все части привести в боевую готовность без дополнительного подъёма приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов.
г/ никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.
   Двадцать первого июня 1941 года.
Возражений ни у кого не было. С согласия прибывших членов Политбюро директиву подписали Тимошенко и Жуков. Ватутин тут же увёз эту директиву в Генеральный штаб для передачи в штабы военных округов. Но эта директива до многих частей вовремя не дошла и многие из них, как стало потом известно, были захвачены врасплох немецкими войсками.
    В 21 час 3 минут в кабинет заместителя Председателя Совнаркома и Наркома иностранных дел В.М. Молотова был приглашён германский посол граф фон дер Шуленбург и его переводчик Хильберг. Молотов зачитал послу Заявление Советского Правительства, переданное в Берлин, на которое правительство Германии не дало ответа. Молотов попросил посла без промедления довести то заявление до сведения своего правительства и задал ему вопросы:
- Почему германское правительство никак не отреагировало на миролюбивые сообщения ТАСС от 14 июня?
- Какие у Германии есть претензии к Советскому Союзу и чем объяснить слухи о близкой войне между Германией и СССР?
    На заданные вопросы германский посол Фридрих Шуленбург не проронил ни слова. Он только потел, горестно вздыхал и беспомощно разводил руками. После этого германский посол уехал, но уже после 3-х часов ночи вдруг потребовал от дежурного МИД СССР передать своему правительству, чтобы немедленно принять его для передачи очень важного и неотложного меморандума германского правительства.
     Это был плод грубого, топорного вымысла, сочинённого в Берлине. В нём указывалось, что «большевистская Москва готова нанести удар с тыла национал-социалистской Германии». И, что заветная цель Гитлера: «Спасти всю мировую цивилизацию от смертельной опасности большевизма и продолжить путь к действительному социальному подъёму в Европе.»
    Так закончилось мирное время накануне войны.
Эти выдержки из истории Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. я специально привожу, чтобы напомнить тем, кто забыл об этом, а тем, кто не знает, чтоб могли сравнить, то что сейчас у нас в стране происходит, с тем, что уже было до и в ходе войны. Быть может это поможет кому-то отказаться от беспечности и благодушия. Поможет пойти на объединение с теми, кто поднялся на борьбу как с внешними, так и с внутренними врагами нашей Родины-России. А иначе, всем труженикам-россиянам в ближайшее время грозит экономическое и политическое рабство.

      ГРОЗА В СРЕДИННОЙ РОССИИ

    Лето 1941-го года в центральных областях России выдалось довольно жарким, с сильными грозовыми дождями.
Страшные грозы как бы предвещали беду, и люди подсознательно чувствовали приближение кровавой войны.
     Ну, взять хотя бы вот эти, внезапно появившиеся грозовые тучи.
Они надвигались сплошной стеной во весь горизонт с запада на восток. Шли тяжёлые, как будто налитые свинцом, низко над землёй, готовые зацепить за голову каждого не успевшего от них уклониться, явно угрожая всему живому на своём пути. И сразу потемнело в округе как при затмении солнца.
   Люди с испугом смотрели на эти многоликие тёмные чудовища, пронизанные вдоль и поперёк ярко-белыми ветвистыми молниями, то и дело ослепляющими зрителей, разрывая кромешную темноту. Люди смотрели и вздрагивали всякий раз от грохота ужасающих громовых разрядов. Людям казалось, что эти зигзагообразные стрелы направлены в каждого из них с целью немедленного уничтожения и, насмерть перепуганные, стремились спрятаться от той беды куда-нибудь подальше и поскорее. Напуганные дети плакали, коровы ревели как на бойне в предчувствии своей гибели. Метались овцы, козы и домашние птицы, подхваченные взбунтовавшимся ветром, гнавшим тучи пыли, листьев с согнутых в дугу деревьев и соломы, сорванной с крыш деревенских хат и сараев. Вся эта тёмная огнедышащая стена в сопровождении дико ревущего ветра и грома давила каждого на земле, душила каким-то гнилым и трупным смрадом, глушила и слепила дрожащих от страха людей и вызывала в их сердцах резкую боль.
   Но особую тревогу вызывало то, что эта громада туч как живое чудовище, раздевая и выворачивая всё на своём пути, ни одной капли дождя не бросало на высохшую от зноя землю, а только оставляло за собой следы пожаров, сорванные с жилищ крыши и искорёженные деревья. И самая страшная картина появилась позже, когда во всё небо до земли на западе разлилась багрово-кровавая заря, увидев которую люди ахнули, считая то явление предзнаменованием надвигающейся войны, передавая эту весть из уст в уста не одному человеку.
    Всё происходило так, если смотреть со стороны. Но нам, очевидцам, захваченным врасплох всплесками ослепительных молний и оглушительных раскатов грома, казалось, что от страха дрожат не только люди, но и сама земля при этом трясётся и ноет от боли. Крестьяне спешили закрыть от сквозняков печные трубы, окна и двери. Кто-то задёргивал на окнах занавески и прятался в тёмные углы хаты, а женщины, прижав к себе испуганных детей, истово крестились…
- Сохрани и помилуй нас, Господи, - крестилась и моя мать.
Она стояла на коленях перед иконами Божьей матери и Иисуса Христа, находившимися в святом углу нашей хатёнки с земляными полами и соломенной крышей. А я, деревенский пацан, притаившись на русской печке, лежал чуть дыша и внимательно слушал материнские молитвы, помогая и сочувствуя ей всей душой.
   - Боженька, Царица небесная, милосердная наша,- взывала мать, - сохрани и помилуй нас, грешных, сжалься над нами. Мы – люди бедные, уж и так за всю свою жизнь много горюшка перенесли. Да вы же Богородица, Мать святая и сын твой Иисус Христос и так всё видите и знаете, как тяжко жить приходилось на белом свете.
     При каждом ослепительном всплеске молнии и раскате грома мать вздрагивала, ещё чаще крестилась и плакала. А я не узнавал её лица, прежде весёлого и ласкового. Сейчас же, при виде плачущего и молящегося, освещаемого на мгновенье отблесками молний лица матери, мне и самому хотелось плакать.
 - Боже мой, милосердный, - продолжала она молиться, - мы только что и жить то стали по-человечески. Вот видишь, мы себе хатку перетащили из глухомани на новую усадьбу, перетрусили её, подновили. И вот она, милая, стоит как новенькая и улыбается, глядя с горки на речушку, извивающуюся в низине в конце огорода. А полы у нас, хоть и земляные, да тепленькие и ровные, потому что я за ними слежу и вовремя глиной смазываю. Зато по праздникам, особенно в зимнее время, я их свежей соломкой застилаю, а дети тому очень радуются и бегают по ней босиком, борются, кувыркаются. Глядя на них, и нам радостно. Ведь у нас теперь и электрический свет в хате есть и радио говорит: глотай хоть каждое слово, слушай музыку и песни, да и сам подпевай. Да у нас теперь и своя коровка есть и телёночек. Вполне теперь хватает нам молочка и сметанки, да и маслице не переводится. Есть и куры свои, и поросёночек. Хватает своей картошки. А чего нам ещё надо? Вон, в колхозе тоже на трудодни стали побольше давать и зёрнышка, и соломки, и кое-чего другого. Да и дети наши бесплатно в школе учатся, в пионерских лагерях бесплатно отдыхают. Да и лечимся мы теперь бесплатно. А хочешь вот, иди в клуб, смотри кино или пьесу какую. Хочешь, в бильярд играй, в шахматы или в домино. И библиотека рядом. И это всё благодаря Советской власти. Дай, Боженька, и им здоровья, всем-всем, кто нас, бедных, выручил из беды и такую хорошую для нас жизнь устроил.
    Мать тяжело вздохнула, перевела дух, уже не плакала, но продолжала молиться, уже почти не крестилась и спокойно говорила с Богом как на исповеди:
- Боже мой, Господи! В магазинах у нас появилось теперь всё необходимое: хлеб, соль, керосин, сахар, рыба, спички. Подбрасывают одежонку, обувь. Правда, за хлебом, обувью и одёжкой ещё не мало времени надо в очереди постоять. Но, всё равно достоимся и дети наши зимой без обуви босыми ходить не будут.
- Слушай, мать, что это ты там всё шепчешь, что бормочешь, - зашумел на неё отец.
- Как что? Вот молю Господа-бога чтоб сохранил и помиловал всю нашу семью от всякого лиха или от беды какой. «Да вот, заадно, благадарю яво, что дал нам счас жить полутьши чем мы жили при царю-батюшки. Ды и усе такие как мы, бедняки. Боюсь тока кабы война в этам годе ни нащилась, ды так, что усё у нас прахом пайдёт.»

(Привожу в кавычках здесь и далее деревенский говор моей неграмотной матери и отца, окончившего три класса церковно-приходской школы, урождённых жителей Орловской губернии).
- За детей за наших тоже очень боюсь. Сколько трудов нам стоило их выучить? Один только Бог знает. «А усё благадаря каму? Хто ета изделать нам помох? Ну, канешна, Саветская власть, о чём наши радители при царю дажи и мичтать ни магли.»
- Да хватит тебе там, разбухтелась как не знаю, что. Ай грома-молнии напугалась? - ворчал отец. - Так вон буря кажись прошла.
- Да, вот… и грома, и молнии боюсь,- перечила ему мать. – Их тоже бояться надоть как и самого Господа-бога. А вот войны ишшо больше боюсь.
- Войны да-а-а,- нараспев поддакнул отец. И подумав добавил:-«Можа ишшо обайдёца? Вон в газете было напечатано, что наше правительство с немцами пакт какой-то года два назад заключили «О ненападении». Может войны и не будет».
  Вдруг отец неожиданно всполошился и позвал мать к себе:
- Мать, ты погоди там болтать, иди-ка сюда, погляди в окно что на небе деется, а?
  Мать неторопливо подходит к нему.
- Да что ты как неживая, - отец берёт её за руку и подводит к окну.
- Ты посмотри на западе какая кроваво-багряная заря в полнеба полыхает. Вон, слыш-ка, грозовые тучи, что были над нами, уже погромыхивают на станции, а у нас дождичек даже и не капнул. А это, что за страсть такая?
- Гля-гля! И правда, - удивилась мать, - я такую кровавую зарю ишшо сроду не видала. К чему бы то? Ой! Какая страшная! Уж это точно к концу света, - заключила мать. Не даром люди, кто читал библию, говорят, что к концу света будут летать стальные птицы. Вот они и летают в небе - самолёты. Что пойдут брат на брата и будет пролито море крови. Так оно и есть: уж сколько крови пролито в нашей стране и сколько раз ходили брат на брата. Да то ли ещё будет? Вот, а теперь опять грозят нам войной. Надо же! Видать кому-то зависть, что мы стали жить хорошо, печёнки гложет. Вот потому, видать, теперь с запада и проклятый Гитлер нам грозит. А я как подумаю, - размечталась мать, - да как вспомню как мы раньше жили да и сравню с тем, как мы стали теперь жить. Большая получается разница. Ведь и землю то мы теперь не сохой пашем как до революции, а тракторами. Хлеб то убираем комбайнами, а не косой да серпом. Да и молотить цепами уж забыли давно. В колхоз то пойдёшь да посмотришь, что на току творится: молотилки, веялки, сортировки… и все работают, все стрекочут. И всё с помощью электричества, а не вручную как раньше. Да и на себе давно мешки не таскаем, а всё на машинах. Наши отцы и деды, надорвавшись от тяжёлого подъёма, давно уж лежат в могилах, не увидев ни одного внука своего. Я вот своих дедушек и бабушек никого не видела, как и они меня не дождались. Нет, уж что ни говори, а счас намного лучше стало жить, чем раньше. И жизнь наша с каждым днём улучшается. И мы то сами видим и ощущаем на себе.
- Да то уж тоже, кому как, - возражал отец, - конечно, у кого не было ни кола, ни двора, многодетным да безлошадным, тем, конечно, туговато приходилось, тем, с голодухи хоть волком вой.
- Ну, а вдовам каково было? Тем, у кого вдруг муж умер или на войне кормильца убило, легче что ль? – возражала мать.
- Я ж и говорю тебе, что многодетным жить было тяжело, да и теперь таким не много лучше. Разве что колхоз чем поможет.
- Да, колхоз помогает таким и будет помогать. Я всегда за колхозы стояла и буду стоять. Ты вот грамотный, много книжек прочитал и всё ещё газеты читаешь, расскажи мне про коллективизацию, как она началась и какие ошибки были допущены. А то мы надысь с соседкой Маней из-за этого чуть не поругались. Она всё проклинает колхозы, а я а них заступаюсь. Я ей доказываю, что всё зависит от начальства. Найдётся хороший порядочный и умный председатель колхоза, так он себе таких же членов правления подберёт или выучит их как работать с людьми. И хорошая дисциплина в колхозе будет. И люди будут жить хорошо.
- А к чему то ты завела такой разговор о колхозах?
- Как к чему? Я хочу знать, почему это вот Крыгиным колхозы не нравятся, хотя знаю, что они оттуда волокут всё, что под руки попадёт. Ведь сам дед Крыгин всё ещё работает кладовщиком в колхозе, от жиру, наверно, скоро лопнет, да и до коллективизации не ходил в бедняках. Он был богатым человеком, но чтоб его не раскулачили, он сам отдал в колхоз пару лошадей своих, корову и один из первых записался в колхоз, хотя у него на дворе ещё много чего из скотины осталось. И всё он недоволен. Сталин ему не нравится, советская власть, но об том он где зря не скажет. Он говорит, что всё зависит от центрального правительства и даже то, как мы живём на местах: хорошо или плохо. А я считаю, что всё или почти всё зависит от местного начальства.
- Ну, и считай себе на здоровье, кто тебе не даёт, - сказал отец.
- Нет! Ты мне скажи, за что раскулачили Грачевского Николая Константиновича в тридатых?
- Вон ты куда попёрла? Ну и зачем тебе то надо знать?
- Как зачем? Какой же он был кулак? У него даже лошади не было, а была одна коровёнка и две овцы и детей куча.
- Ну и что ты этим теперь хочешь доказать и кому?
- А вот что: даже при хорошем правительстве и замечательных законах, вот заведётся на местах какая-нибудь сволочь и она всё извратит по-своему и не даст людям жить по человечески, пока её не уберут. А до того он много крови людям спортит как и в том случае. Что ж, говорю, Сталин виноват был или Сталин приказывал председателю сельсовета Секретарёву раскулачивать Грачевского Николая Константиновича, из-за которого он ещё в бегах два года был, боясь его угроз и истязаний.
- Да они ж между собой за что-то поругались. Я уж теперь и не припомню за что.
- А я вот помню, - наступала мать,- всё помню и никогда не забуду. Ведь жена Николая мне была хорошая подруга и я ей ещё кое в чём помогала. Ой! А сколько она, бедная, слёз пролила, когда их раскулачили. И за что?
- А тебе что, жаль только семью Грачевского, а других не жалко?
- Нет, мне конечно жалко и тех богатых раскулаченных, кого отправили с детьми на Соловки, даже если они были действительно богатыми. Не все ж они занимались поджогами, травлей скота, не все убивали и активистов. Были среди них и такие, кто просто умел хорошо работать, были хорошими специалистами, не эксплуатировали наёмных рабочих. Но жили много лучше других. А кому-то было завидно, особенно бедноте. Надо было разбираться с каждым отдельно. Но, кому-то, видимо, было некогда. А то, чаще всего в руководстве снизу доверху сидели вредители или «перевёртыши». И таких было немало, - сказала мать.
- Да, но говорят, из тех, кто попал на Соловецкие острова, кто там жил, все бывшие раскулаченные, выучились, стали большими людьми, попали в центральное руководство и многие из них, затаив зло на советскую власть, мстили потом простому народу всю жизнь.
- Конечно, были и такие, они и сейчас есть, но ты мне зубы не заговаривай, - сказала мать, - я про тех ничего не знаю. А вот за Константиныча я виновных наказала бы крепко спустя даже многие годы.
- А что ты про Секретарёва знаешь?
- Знаю, что Константиныч был трезвенник и великий трудяга. Ну и, конечно, хороший специалист, мастер на все руки: он и плотник и столяр, и жестянщик, и стекольщик, и кто угодно. Да к нему, бывало,
Все шли за помощью и днём и ночью. И никому он не отказывал. А у самого была маленькая хатёнка крытая соломой как у большинства крестьян в то время. Да ещё амбарчик он сам себе сделал размером 2,5 на 3 метра, но зато крытый железом. Ну, вот, значит, работает Николай Константинович: строит по договору кому-то хату, а в это время началась коллективизация. Агитаторы ходят по деревне, уговаривают всех идти в колхоз. Кто-то пошёл, а кто-то ещё раздумывает: пойти в том году или подождать? Ну, вот к такой категории людей и Константиныча можно было отнести, тем более, что он не мог бросить строительство хаты, которую ждала многодетная семья. (Далее привожу по памяти рассказ матери в моём литературном изложении).
«И вдруг, вызывают его в сельский Совет. Тот явился вовремя в кабинет председателя Секретарёва, который был как всегда под хмельком. И сразу в лоб Константинычу вопрос:
- Ну, что? Долго будешь раздумывать в отношении вступления в колхоз? Ведь посевная на  носу, а за ней и уборка нагрянет. В колхозе надо срочно складские помещения ремонтировать, телеги, инвентарь, да мало ли что по твоей специальности можно и нужно будет сделать. А у тебя специальность не одна. Ну, как? – заглядывая ему в глаза, сказал председатель.
- Ды, нет, - отвечает ему Николай Константиныч,-  в том году я никак не могу. Хату подрядились с Митричем Сазоновым делать и уже задаток взяли, поди уж от него и копейки не осталось.
     Председатель сельского Совета на него зло посмотрел, и еле сдерживая себя и кипевшую у него внутри ярость, сказал мужику сквозь зубы:
 - Ну, ты вот что. Я ведь тебя вызвал не шутки шутить, ты наверно забыл, где ты находишься и с кем разговариваешь. А то я ведь могу и обидеться. – А сам насупил свои рыжие мохнатые брови, глядя на мужика по-волчьи, и добавил, задыхаясь:
- Ну, теперь пеняй на себя. Понял? Короче, мне с тобой тут нюни разводить некогда, там вон в прихожей меня сколько народу ждёт.
Вот тебе одна неделя на размышления, а 15-го апреля зайдёшь ко мне с заявлением о вступлении в колхоз. Я то себе записываю для памяти.  А теперь можешь идти. Но предупреждаю: не вздумай со мною ещё раз вот так пошутить, Грачевский! – И строго так на него посмотрел.
    Пришло 15-е число, а Константиныч к Секретарёву не явился.  Ну, что там было в сельском Совете: гром и молнии летали, ссильно досталось, заочно пока, этому «неслуху-Константинычу». В его адрес было вылито не одно ведро помой и несметное количество матерщины как «подкулачнику, Гидре и Гаду».
- Ну, я ему!..Нет!,- сквоззь зубы цедил председатель, - я его ещё разок встречу и поговорю «по душам». И если он, стервец, и после той беседы меня не поймёт, то я его выверну на изнанку!
     Что уж председатель имел ввиду под этим «выверну на изнанку», можно было лишь догадываться.
  И ведь вскоре встретил Константиныча, как обещал. А для того он специально узнал когда и какой дорожкой ходит домой Николай и подождал его в укромном местечке.
- Ну, что? – не здороваясь сказал председатель. – Ты, сука, почему не явился ко мне 15-го как я тебе приказывал?
    Увидев внезапное появление председателя в таком месте, Константиныч дрогнул и начал, заплетая языком, что-то молоть, оправдываясь:
- Я болел, да и …
- Что ты брешешь! – резко оборвал его Секретарёв. – Ну, хорошо, допустим болел, ну, а сейчас, здоров? – с ухмылкой посмотрел на него председатель.
- Сейчас здоров.
- Ну и как?
- Что как?
- Ты тут дурачком не прикидывайся, говорю: когда в колхоз придёшь работать? – глядя изподлобья, сурово пронизывал насквозь мужика председатель.
- В этом году я-яяя нне-ее ммогу запи-ииссаться в колхоз, - ответил заикаясь Константиныч.
- Ну, вот что,- заскрипев зубами и свирепо взглянув по-волчьи на мужика, сказал председатель, озираясь по сторонам:
- Если ты, падла, и на следующей неделе не придёшь в колхоз, то я тебя как врага народа со света сживу. – И добавил громко: до смерти, и закопаю как бешенную собаку. Ты понял? И на этом точка! Ещё раз, последний, тебе говорю: со мной не балуй!!!
Ещё раз заскрипел по страшному зубами, резко повернулся на каблуках и ушёл, шлёпая по-медвежьи своими яловыми сапогами, не разбирая дороги после дождя.
    Надо признаться, что на тот раз Константиныч струхнул как следует.
- Чёрт его знает,- думал он,- что у человека на уме, что задумал с ним сделать Секретарёв. Ведь вся власть на селе у него. И власть не ограниченная ни кем. А в колхоз ему идти не хотелось, да и не мог он в самом деле бросить работу, что по договору начал. Пришёл мужик домой печальный, есть не стал, ходит по хате, как наэлектризованный, и молчит. Жена это сразу заметила, а жили они ладно между собой, любили друг друга, имели троих детей, один другого меньше.
- Ты что, Коль, ходишь молча какой-то сумрачный, ай что случилось?
    Хозяин долго молчал, а потом ей признался:
- Вот уж та неделя кончается, что мне отвёл председатель, а я в колхоз работать идти не могу, да и не хочу. А он ведь, знаешь какой? Зверь, а не человек, ещё и искалечить может, да и не только сам, у него много подручных в этом деле. Прошлый раз меня перестрел на дороге в тёмном местечке, я так и думал, что он меня специально подкараулил, чтобы изломать мне кости, но пронесло. А на этот раз вряд ли. Ты знаешь, на всякий случай приготовь мне мешочек, положи туда пару белья, немного сухариков, бритву. Не пришлось бы отсюда на время куда-нибудь подмотать.
- Да ты что, Коля, а как же я, дети?
- Ну, а так, если они что задумали, то совершат: если не убьют сразу до смерти, то покалечат, а то и в тюрьму посадить могут. В тюрьме же по их наветам быстро изведут…
- Ой! Горе-то какое навалилось на наши головы. Ой! Горе-то какое,- запричитала его жена Елена Николаевна, приготавливая всё, что просил муж.
    А горя этого им долго ждать не пришлось. Буквально на следующий день, к концу работы, запыхавшись, крадучись огородами, к ним прибежал сосед Василий, который, оглядываясь по сторонам, им сказал:
- «Константиныч, бяжи отсюды скорей куды-нибудь. Сёдни тебя придут раскулачивать, я ета лично слыхал. Ты им лучши ни пападайся, придут пьяными, зашибить могут досмирти. Ты мине ни видял. Я пабяжал.»
   Ну, что ж, того от них и надо было ждать. Мешочек приготовлен. Двухстворчатое окно в огород приготовлено, шпингалеты открыты.
- Ну,- думает Николай,- если они так под угрозой будут загонять в колхоз, то уж – дудки, я сроду туда не пойду. Раньше я ещё думал, если по-хорошему будут приглашать, вот закончу строить хату и пойду, а теперь уж я точно решил: ни за что на свете не пойду в колхоз. Они ещё будут грозить мне? Если придут, говори им, что я ещё с работы не приходил, подзадержи их чуток, не сразу открывай дверь, а я тем временем выскочу в окно, по огородам, на станцию и махну в Запорожье к тёте Марии.
    И точно, чуть только стемнело, как они появились, гремят на крыльце каблуками, забарабанили в дверь, кричат:
- Грачевский, падла, открывай!
- Сейчас-сейчас,- подала испуганный голос его жена, закрывая тем временем шпингалеты окна, в которое только что выскочил её Николай.
- Что ты там долго возишься, ай со страху обоср…сь,- кричали за дверью пьяные мужики.
   Наконец, дверь с шумом распахнулась.
- Где он? - хором заорали пьяные мужики.
   Согнувшись, дрожащая от страха женщина, заикаясь промолвила:
- А его дома нет, он нынче с работы ещё не приходил.
- Што брешишь,- крикнул Секретарёв,- его сегодня уже видели дома. А ну, обыскать весь дом, слазьте на чердак, в погреб, поищите в кустах,- командует председатель.
-Это мы ментом! – побежали мужики кто куда во исполнение приказания.
- Ну, а если он кому из вас попадётся, подкиньте ему для начала по дорожке. Я ж ему обещал, что со мной шутки плохи.
   Долго искали мужики хозяина. Всё перевернули вверх дном, всё вывернули наизнанку в хате и около, а хозяина так и не нашли.
- Ах, падла,- ругались мужики, - сбежал, значит. Ну ничего, от нас он далеко не уйдёт. Мы и завтра ещё придём, и послезавтра.
- И ходили днём и ночью с обыском, но хозяина так и не нашли. Зато последнюю коровку и двух овечек забрали. Разломали амбарчик, что был крыт под железо, увезли и кому-то продали, а деньги пропили. Даже сарайчик, приделанный к задней стене хаты, где стояла корова, тоже разломали и увезли. Попилили берёзки, выращенные хозяевами, что росли вокруг усадьбы, и тоже увезли. Но обидней всего было хозяйке, когда какой-то расторопный пьянчуга, хмырь болотный, вытряхнул себе в мешок из кувшина, что стоял на столе, последнее пшено, на что хозяйка завопила:
- Что ж вы делаете,- в голос причитала она,- ведь это последнее что детям осталось.
    Но люди-звери и на эту мольбу не обратили внимания.
    Ох, как трудно пришлось Елене Николаевне с тремя детьми после такого грабежа её хаты. Хорошо, ещё не перевелись люди добрые и не дали с голоду погибнуть детям. А их отец, хозяин хаты, около двух лет вынужден был скрываться на чужбине, находясь хуже чем в ссылке, и стал подобием дикаря, посылая своим детям посылки на чужие фамилии.
    Прошло много времени. И, видимо после статьи Сталина в газете  «Правда» от 2-го марта 1930 года под названием «Головокружение от успехов», один из работников сельского Совета, встретив как-то жену Константиныча, с усмешкой спросил её:
- Ну, как живётся?
А может кого уже и совесть пробила и его подослали к бедной женщине. Что на то могла ему ответить жена Константиныча. На заданный ей вопрос она только повернула к нему своё измождённое лицо, глубоко вздохнула и горько заплакала. И кода она, согнувшись как старуха, пошла от него в сторону, он ей крикнул вдогонку:
- Напиши своему мужу, пусть едет домой. Ему теперь ничего не будет, времена переменились.
- Верить – не верить,- думала она,- но всё же написала.
   И вскоре Константиныч приехал домой. Ой! Сколько ж тут радости у них при встрече было, особенно у детей. Сколько ж было смеха и слёз. Не сосчитать.  Это и описать-то трудно. А уже через день-два наш без вины виноватый пошёл трудиться: строил здание райкома, райисполкома, жилые дома. Но после такой обиды, которую ему нанесли, в колхоз работать принципиально не пошёл. А дочка его, красавица, как идёт бывало с мамой на станцию, а по пути проходили в одной из деревень мимо, где стоял их амбарчик, изъятый у них незаконно и пропитый пьяницей бывшим председателем сельсовета Секретарёвым, мать ей всегда, тяжеле вздохнув, напоминала:
- А вот, дочка, и наш амбарчик, который твой отец своими руками кое из чего сделал.
     Скажет, бывало, а у самой при всяком воспоминании слёзы навёртывались на глаза, отчего и дочери хотелось плакать.
- Да ладно уж, мам,- уговаривала её дочка,- ну их…- и сама вытирает слёзы.»
     Но, что интересно.  Это я уже хочу добавить от себя к изложенному рассказу моей матери. Так случилось, спустя прошедшие после коллективизации годы, когда пришла Отечественная война и Константиныч ушёл на фронт, его, после тяжелого ранения, привезли домой умирать. И надо сказать, что никто из этой трудолюбивой семьи никогда не проклинал ни Советскую власть, ни Правительство, а все трудились не покладая рук на благо своей любимой советской Родины. За свой добросовестный труд они имели только благодарности, только награды, всенародный почёт и уважение. И это не смотря на то, что их жёстко и несправедливо обидели забравшиеся во власть нелюди, эти волки в овечьей шкуре. А таких «волков» в нашей стране, к сожалению, всегда было немало, да и теперь они никуда не делись и своими действиями приносят вред и позорят всё, что простому народу дорого и свято. И также потомки тех, обиженных несправедливо людей, будучи патриотами своей Родины, никогда не мстили и не будут мстить своему народу и Отечеству. И не станут проклинать колхозы. Так в чём же разница между теми перевёртышами сидевшими и сидящими во власти и простыми тружениками нашей страны? В чем их душевный секрет? Вопрос представляется риторическим, а ответ прозрачным и очевидным.
       На этом своё отступление от основного повествования позвольте закончить и вернуться в нашу хату накануне приближающейся Великой Отечественной войны. Итак, я продолжаю.
      Слушая разговор моих родителей, я несколько раз уж и засыпал, и просыпался, продолжая слушать.
- Слышь, Вась, - вполголоса говорила мать, лёжа на кровати,- если, не дай Бог, начнётся война и наших всех деток на войну заберут, и даже последнего?
- Наших-то? – отец вздохнул и почесал в затылке, потом почесал стриженую ножницами седую бороду и, как бы нехотя выдавливая из себя слова, сказал:
- Ды, Ванюшку сразу заберут, он у нас с 1911 года, был пограничником, к войне подготовлен. А что работает мастером на Воронежском заводе, то брони у него не будет. Да он и сам уйдёт добровольцем. Нишь ты его не знаешь? Павлушку тоже заберут сразу. Он – с 1916-го. Окончил сельхозинститут. Будет, небось, каким-нибудь командиром или разведчиком. А Сашка уже служит в Армии. Он лейтенант-кавалерист. Куда пошлют, туда и пойдёт. Ну, дочерей наших Юлю и Любу в Армию не возьмут, а на оборонных работах и им придётся немало потрудиться. Там тоже нелегко и небезопасно будет. Больше всех волнуюсь я за Алёшку. Он ведь ещё ребёнок. А ведь тоже может к войне поспеть. Смотря сколько лет она будет продолжаться.
- Ой! Что ты жудости на меня нагоняешь? – заворчала мать, - мне от твоих слов аж всё тело зачесалось и мороз по коже прошёл, ещё ничего нет, а ты уж каркаешь, будто война уже началась. Ещё и правда накаркаешь, не дай Бог!
- Тю! Ты дура что ль какая… как будто от моих слов погода изменится. А не хочешь слушать, я могу и помолчать, на хрен, - возмутился отец и добавил шёпотом:
- Прости ты мне Господи мою душу грешную, - при этом взглянул на икону и перекрестился.
- Ну, ладно-ладно, не обижайся, - примирительно сказала мать, - дюжа ты обидчивый стал, давай лучше спать, а то уж и так скоро рассветать будет. Третьи петухи прокричали.

Начало войны
Начало Великой Отечественной войны в с. Вышне-Долгое Должанского района Орловской области
( Записки очевидца)
(В редакции В.А.Пахомова).

22 июня 1941 года весь должанский народ находился у леса, у так называемых "делянок" на ипподроме, где проходили соревнования рысистых лошадей - бега. Был жаркий летний день и все собравшиеся тянулись в тень деревьев, под кронами которых стояла трибуна, с которой зычный голос через репродукторы доносил зрителям результаты забегов. Всем было весело, лица людей светились улыбками. Чуть дальше в глубине леса гармошка играла плясовую под которую пляшущие парень с девушкой пели частушки.
Парень начинал так:
Ух ты, милая моя, давай ковыряться,
Я тебя, а ты меня, но не обижаться...
Девушка отвечала:
Ковырок, ковырок, что ты ковыряешь?
Как тебя я ковырну - носом заныряешь...
Он: Моя милка - сто пудов,
    Не боится верблюдов.
    Увидали верблюды,
    Разбежались, кто куды.
Она: Зачем ходил, зачем любил,
     Зачем подарочки носил?
     Через тебя, мой крокодил,
     Никто ко мне не подходил.
Он:  Ой ты, милая моя,
     Не хвалися красотой,
     Твои сисечки на ниточке,
     Пупочек золотой.
Она: По деревне ходит слух,
     Что мой милый любит двух,
     А где ему любить двух -
     Распустился как индюх.
И каждый из них, после пропетой частушки, задавал такого трепака, что пыль на дорожке клубами поднималась вверх.
И тут же рядом мужики радовались результатам заездов лошадей и успехам своих любимых наездников. Чуть дальше веселая компания распивала спиртное, закусывая очевидно чем-то вкусным и жирным, отчего всем сразу захотелось пить.
-  А ну, кто там крайний,- шумит бригадир колхоза,- сбегай-ка в палатку за газировкой. Кинулся лохматый подросток за водой, а у палаток стояла очередь за конфетами, пивом и прочими продуктами. Но гонец наш быстро вернулся, доложив, что газвода кончилась. Что делать? Глядь, пацаны несут в ведре холодную ключевую воду.
- Эй, пацаны, а ну, несите воду сюда.
Те сходу подлетели, босые, вихрастые, без головных уборов и без рубах, резко остановились, чуть не расплескав воду.
- А кружки то у вас хоть есть?
- Есть, а как же, - хором ответила компания.
- Только, дяденьки, за кружку воды вы платите нам по пять копеек, а то мы вон откуда воду тащили, аж из Гремучего ключа.
- Ну-ка, ну-ка давай попробуем вашей гремучей, стоит ли за нее хоть одну копейку платить, - сказал пожилой мужчина. Зачерпнув кружкой из ведра и выпив воды, крякнул:
-   Ух ты! И правда хороша водица, холодная, аж зубы заходятся. Куда там до нее вашей магазинной газировке, за такую, сынок, и десяти копеек не жалко.
Достав из кармана мелочь, протянул деньги ребятам.
-   А ту я давча пил, а она на солнце нагрелась, как зараза стала теплая и противная, я бутылку только что зря  раскупоривал. Попробовал и закинул в кусты, чтоб ее чёрт побрал.
-  Слышь, Вань, дай-ка и мне попробовать, а то у меня тоже душа горит. Остальные ребята призывного возраста, такие чубатые, красивые жадно стали пить ключевую воду, искоса поглядывая на проходящих мимо молоденьких девушек.
А те идут, полногрудые, румяные, крутыми бедрами покачивая, улыбаясь спрашивают ребят:
-   Небось нас ключевой водичкой не угостите?
- Да вы что, девочки,- всполошились ребята, вскочив на ноги и рот до ушей, - милые, да мы для вас ничего не пожалеем, не только водой, но и конфетками угостить можем... ой, да за кого вы нас принимаете? Или вот, если хотите, семечки есть, жареные, попробуйте...
Девушки смеются, радуясь такому уважению со стороны знакомых ребят.
- А что, Тань, - говорит звонкоголосая голубоглазая Люська, - попьем?
И белокурая подружка ее соглашается. Ха-ха-ха - раздается смех со всех сторон.
Но вот вдруг из-за кустов появляются двое здоровых парней в майках, видать уже хорошо подпитые. Обнявшись по-братски и пошатываясь из стороны в сторону и хриплыми нестройными голосами поют:
-  Шумел камыш, деревья гнулись,
А ночка темная была...
- Потише,вы! Раскричались тута, а то моего братишку разбудите,- цыкнул кто-то на поющих парней, шедший мимо с другой стороны.
-   Гля-гля, кажись Гришка Головин под мышкой волокёт кого-то. Так это он, кажется, несет своего старшего братца Василия.
-  Да ты что? Чтобы нашего богатыря, да под мышкой как кутёнка, нашего-то знаменитого борца? Не может быть!
-  Эт какого такого знаменитого борца? Не того ли, что зимою с самим Соцурою на сцене боролся?
-   Да, это он самый, - узнали ребята Васю. Это значит его братец волокет?
-  Вот черт,- удивляется один из парней,- глядя вслед уходящим землякам. А я то думал, что Гришка слабей Васьки. Такой смирный всегда и вежливый молчун, придет на вечер, никогда ни с кем не подрался, а всё больше молчит. А он, оказывается, какой богатырь, своего старшего брата как кутенка несет под мышкой и даже ни разу не охнул.
-   Да он, брательник его, небось сильно перебрамши.
- Ды усе мы тута ни святыи, ды и тожа такия жа трезвинники, - сказал Ванюха и засмеялся.
- Толькя кадаш он тута успел так нажраца?
- Постой-постой, слушай, должно уж четвертый заезд начался, а мы тут бормочем. Ребята встали, подошли к полосе беговой дорожки ипподрома и устремили свои взоры на бежавших в упряжке рысаков.
-   Он, пошла, кажись, наша "Звездочка" из колхоза "Труд". Точно. А это кто ж? А, это "Вымпел" из колхоза Карла Маркса.
-   Ух ты! Ух ты! Как идут! - восторгаются зрители. - Ты погляди, погляди, идут-то как? Голова в голову!
-  Ни тэт,ни ента ни паддаютца, - кричит дед-колхозный конюх.
Все смотрят на рысаков с восхищением, затаив улыбки на восторженных лицах.
А вот он уж и послышался удар колокола, фиксирующий финиш четвертого заезда.
Слышится голос:
- А все-таки наша Звездочка на пол-головы его обогнала.
- Подожди, давай послушаем результаты.
- Ну вот, я тебе что говорил? Звездочке присуждается приз. Сейчас будет пятый заезд.
- Э! Гляди. А чтой-та они там остановились? Гля-гля: едут назад. Послушай, послушай...
- Тише, товарищи,- кричит с трибуны в микрофон секретарь райкома партии и его голос через репродуктор разносится на весь ипподром, а эхо вторит и далеко по лесу. - Товарищи, - говорит он,- сейчас будут передавать важное правительственное сообщение по радио из Москвы, о чем нам только что сообщили приехавшие сюда товарищи из военкомата.
И все сразу притихли, пораженные таким неожиданным предупреждением и стали ближе подходить к репродуктору, висевшем на столбе рядом с трибуной.
Через некоторое время послышался бой кремлевских курантов и в наступившей тишине раздался внушительный и твердый голос диктора Всесоюзного радио Юрия Владимировича Левитана читавшего Заявление Советского Правительства.
- Товарищи, говорил Ю.В. Левитан,- сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны германские войска напали на нашу страну и нанесли ей удар огромной силы.
 Авиация противника произвела налеты на аэродромы, узлы железных дорог и группировки советских войск расположенных в приграничной зоне, а также на города Мурманск, Каунас, Минск, Киев, Одессу, Севастополь.
 Вражеская артиллерия подвергла ожесточенному обстрелу пограничные укрепления, районы дислокации передовых советских войсковых соединений и частей пограничных войск.
Все слушали Левитана затаив дыхание. Даже пьяные мужики сразу прижукли. И вдруг в минуту наступившей гробовой тишины кто-то из женщин, глубоко вздохнув, и сказал, вроде бы совсем тихо, но очень протяжно и ёмко: Воой-нааа!!! И так это было сказано, что все услышали и прочувствовали до глубины души, поняв сколь велико надвигающееся на нас горе. И когда из репродуктора в заключение донеслись слова диктора: "Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами.",- все уже всё сразу поняли и как-то обреченно сникли.
 Когда должанцы, прослушав такое сообщение, загомонили, собираясь расходиться по домам, в толпе раздался душераздирающий вопль женщины: "Ох, головушка ты моя горькая,- нараспев завыла она, обнимая молодого парня,- да что же это теперь толькя будить, да за какие же это грехи навалилась на нас такая пропасть-то? Ох! Ведь только-только что мы вздохнули по-человечески. Только-только что мы зажили по-людски. Ан вот тебе, анчихрест праклятай, лезет на нашу землю,- продолжала баба, повиснув на шее парня,- видно ентим буржуинам заграничным завидно стало, что у нас все бедные люди стали теперь жить много лучше, чем жили они при царе-батюшке. Они как черти ненавистные хотят отнять у нас всё, что нажил наш народ, отнять радость свободной жизни без кнута помещика и капиталиста..."
  Все быстро свернули палатки, запрягли лошадей и стали разъезжаться. Смолкла музыка и песни. Люди толпами и по одиночке потянулись к своим жилищам. Я шел с одноклассниками и нашим военруком Д.Ф.Синицыным. Спрашивали у него: что же дальше будет?
-  Начнется мобилизация на фронт, - отвечал нам военрук.- Я лично прямо сейчас пойду в военкомат, узнаю когда мне надо явиться, куда и в какую команду. Но эта война, ребята, будет очень тяжелая и длительная, так что и вам еще от неё достанется лиха.
И действительно, на другой день с раннего утра к райвоенкомату двинулись люди, кто на чем попало, военнообязанные по предписаниям и добровольцы по собственному желанию и все в сопровождении родных и близких. В военкомате они получали направления в формирующиеся части и подразделения согласно указанным им адресам.
  Наблюдать за этими проводами было тяжело: сколько ж там было женских и детских слёз, крика и причитаний. Но уходящие на фронт мужчины крепились, твердо обещали землякам бить проклятого фашиста до полного изгнания его с нашей родной земли.
-  Ты берегись сама тут и пуще глаза береги наших деток,- говорил на прощанье кто-то своей жене.
- Ты сам то берегись, не лезь куда зря под пули, где можно и обойти их.
- Да это уж как придётся,- отвечали мужики.