Под оккупацией

В ту пору было мне всего четыре года,
Под оккупацией мы жили третий год.
Нам, русским, в Вильнюсе пришлось весьма сурово,
Нам не платили денег,-  не было работ...

И в довершение отцу пришла повестка –
Угон в Германию, работать на завод.
Отец сказал, что это как тюрьма иль клетка.
Любой предателем за это назовёт.

И он решил скрываться, не хотел отправки,
А если бы его схватили, то расстрел.
(В повестке лиц предупреждали о неявке).
Отец рискнул и, к счастью, уцелеть сумел.

А что же мать? Оставшись в городе без мужа,
Всё продавала , чтобы сына прокормить.
В таких условиях ей трудно было сдюжить.
Но всё   ж держалась, ради сына надо жить.

С молочницей договорилась, что за платье
Возьмет меня в деревню, где смогу пожить
Лишь месяц. За деньги смогу ещё остаться.
Я очень плакал, не хотел без мамы быть.

Я помню было жарко, шли мы через поле,
А по бокам дороги колосилась рожь.
Шли долго, и глаза щипало мне от соли.
Устал я очень и хотелось мне прилечь.

В деревне жили только старики и бабы.
Поблизости детей не видел и скучал.
Игрушек не было, не мог найти забаву.
У взрослых под ногами путался, мешал.

Однажды днём в избу явился полицейский,
И у молочницы допытываться стал:
- Скажи, откуда мальчик? Может, он еврейский?
Где регистрация? Не важно, что он мал.

- Вы, что? Он русский, русский. Сын знакомой дамы...
- Однако, старосте придётся доложить.
И он ушёл. –  Верну тебя я лучше маме. -
Молочница сказала. - Здесь опасно жить.

Кусок дала мне хлеба, молока бутылку,
И в город я побрёл, и шёл весь день один.
Оттягивала руку сильно мне корзинка,
Но двигался вперед, хоть было мало сил.

Лишь поздно вечером добрался я до дома,
Весьма ошеломил своим приходом мать:
-Продержимся, врага настанет час разгрома
И наша Армия придёт сюда опять.