Дядя Коля. часть вторая
В семье Богдановых кроме отца Виктора Борисовича и матери Евдокии Петровны было шесть детей. У Кольки было три старших брата: Савелий, Василий и Иван. Кроме того, старшая сестра Аня, которую все звали Нюра, а также младшенькая Маруся, или попросту Маня, которую он очень любил и часто, посадив её на закорки, носился по дому игогокая, изображая коня, и иногда летом брал её с собой на речку на рыбалку или просто купаться.
Было ещё трое, но двое старших умерли в 20-х годах, когда в стране свирепствовал тиф, ещё одна младшенькая сестрёнка умерла во время страшного голода 32-33 годов.
Отец Николая прошёл первую мировую и гражданскую. И у них дома даже был карабин (позже его заставили сдать) и шашка, которая сначала висела на стене, пока отец не убрал в шкаф, от греха подальше.
Иногда, когда взрослых не было дома, мальчик доставал её и, размахивая, ею представлял себя лихим конником Будёного или чапаевцем.
Коля рос хулиганистым мальчиком и, будучи мальцом, сначала мастерил деревянные пистолеты и ружья, а когда подрос, стал пытаться делать настоящие, за что, конечно, частенько получал от отца на орехи. Отец был крутого нрава. Старшие братья жили уже отдельно, а средний Иван вообще был кадровый военный и служил где-то под Киевом. Детство было трудное, но в то же время беззаботное.
Когда началась война, ему исполнилось 14 лет и детство закончилось. Как все мальчишки он мечтал о подвигах и даже подумывал, как сбежать на фронт. Но два обстоятельства удерживали мальчика от этого: во-первых, он побаивался отца, но главное он понимал, что добраться до фронта от Южной Сибири практически нереально, всё равно где-нибудь поймают и вернут домой, а то определят в детприёмник. Кроме того, надо было помогать родителям.
Короче, детство закончилось.
Братья с первых дней войны ушли на фронт, а от Ивана с начала войны пришло только два письма, и где он и что с ним никто не знал.
Мать, Евдокия Петровна, до войны не была сильно набожной, а теперь вечерами практически каждый день подолгу молилась перед иконой Богородицы и просила уберечь её детей. В своих молитвах чаще других упоминала Ивана. От Савелия и Василия письма приходили исправно.
Наступил 1943 год, в Сталинграде продолжалась битва, которую назовут позже переломной в ходе войны. Там в армии Чуйкова воевал старший брат Савелий. Колька снова засобирался на фронт, опасаясь , что война закончится без его участия. Ему в это время уже было 17 с небольшим, и он решил идти в военкомат. Изменять год рождения в метрике он не рискнул и просто подправил месяц, и получилось, что ему почти восемнадцать.
Военком, пожилой усталый майор, у которого один пустой рукав гимнастёрки был заткнут за ремень, говорил ему:
-Парень, куда ты торопишься, ведь тебе ещё нет восемнадцати?!
-Но пока я попаду на фронт, товарищ майор, мне уже будет восемнадцать, --возражал паренёк.
В результате майор сдался, и уже буквально на следующий день Колька шагал в строю к станции в окружении таких же остриженных пацанов.
Духовой оркестр местной пожарной части выдувал из своих блестящих
труб марш «Прощание славянки».
Рядом со строем ребят шли их матери, в том числе и Колькина заплаканная мать. И вот наступили минуты прощания.
На станции погрузились в теплушки, и эшелон двинулся на запад. Выгрузились на какой-то маленькой станции, где-то в Подмосковье, и уже пешком отправились в запасной полк, где формировались маршевые стрелковые роты. Там новоприбывших переодели, поводили на стрельбще, обучая азам военной науки, и после принятия присяги их часть отправили на Западный фронт. Сначала тоже ехали поездом , а затем дали приказ выгружаться и далее идти пешком. Шли долго, весь день с короткими привалами и часть ночи до большого привала.
Николаю это совершенно не нравилось, совсем не так представлял он себе фронт. И вот ночью на большом привале он, совсем не думая о последствиях, пошёл в тыл. Это конечно была глупость и чисто мальчишеская выходка. Дорога привела его к небольшому городку, который вчера днём они проходили. Перед въездом в город находилось КПП, на котором его, естественно, остановили. И что удивительно, сержант, который был старшим на этом посту, даже не спросил, почему он идёт в тыл, а привязался к тому, что номер автомата Николая не сходился с номером в его красноармейской книжке.
Дело было уже утром, и на Колькино счастье патрульные остановили Виллис для проверки документов. В машине кроме водителя находился ещё старший лейтенант, грудь которого была увешана орденами, а на погонах у него блестели маленькие пушечки, это означало, что он служил в артиллерии. Не знаю, чем уж так приглянулся бравому старлею этот смешной, рыжий, лопоухий солдатик, по виду совсем пацан. Возможно, просто пожалел, но он сказал сержанту:
- Это мой боец, я его забираю.
На что сержант, как показалось Николаю, вздохнул с облегчением , одной проблемой стало меньше.
-Садись в машину, – сказал офицер.
Так Колька попал в разведроту гвардейского отдельного тяжёлого пушечного полка резерва ставки верховного командования. И начались его фронтовые будни. Благодаря тому, что их полк относился к резерву ставки, где только не пришлось повоевать ему. Где готовилось наступление, требовалось усилить артиллерию, и их полк перекидывали на это направление. Задача разведки заключалась в том, что заранее разведгруппы уходили в тыл противника, чтобы на местности привязать будущие цели, чтобы каждый снаряд поражал противника с максимальной точностью. А непосредственно перед самим наступлением в тыл противника отправляли корректировщика и группу человека три для его прикрытия. Это всегда представляло опасность: мало того, что немцы старались засечь и уничтожить, но и был очень большой шанс попасть под огонь своих же батарей.
Николай вполне освоился - это был уже не тот наивный мальчишка, которого когда-то подобрал на дороге командир роты. Он не раз уже ходил на задания, был несколько раз легко ранен и получил свои первые медали.
В жизни разведчика случались как трагические, так и комические случаи.
Например, однажды отправились на задание и должны были уйти за линию фронта на несколько дней. Поэтому помимо боеприпасов взяли с собой необходимую провизию. Сидели в окопе на передовой, дожидаясь темноты. Пехотный капитан, отвечающий за этот участок обороны, предупредил разведчиков:
-Смотрите, ребята, поакуратнее, здесь снайпера пошаливают!
Дождавшись темноты, поползли на нейтралку по заранее показанному
сапёрами проходу в минном поле. Николай загодя привязал котелок сверху на вещмешок, чтобы не мешал ползти и не дай бог не загремел. Всего в группе было пять человек, впереди полз лейтенант, командир взвода из их роты, а замыкал группу сержант. Добравшись примерно до середины, Николай услышал, как над головой вжикнула пуля, но он на неё не обратил внимания, мало ли шальных летает. Группа медленно продвигалась вперёд. Следующая пуля пробила котелок. Немного переждав, опять продолжили движение. Опять свистнула пуля, и опять по котелку, стало понятно: по ним бьёт снайпер. А котелок над вещмешком выглядел как каска на голове солдата.
Посмотрев назад, увидели тело сержанта, видно, снайпер решил убирать их по очереди. Укрылись в небольшой ложбинке и просидели в ней до следующей ночи. Снайпер не давал поднять головы. Так в этот раз и на этом участке не удалось проникнуть в тыл к немцам. И только через день, и уже на другом участке повторили попытку, и удачно, ведь задание нужно было выполнять, ожидалось крупное наступление. По этому случаю комроты, к тому времени уже капитан, сказал Николаю:
- Повезло тебе, Коля, в рубашке родился , если бы не котелок, пришлось бы мне похоронку твоим родным посылать, а я это дело страсть как не люблю.
Или вот комический случай. Дело было уже в Польше. Советские войска успешно наступали и стояли уже у стен Кракова (старинной столицы польских королей). Капитан Колесников и сержант Богданов (к тому времени он уже стал сержантом) шли по улице польской деревушки, недавно отбитой у немцев, выбирая подходящий дом, где можно разместить роту на ночлег. Навстречу им попался усталый солдат-пехотинец, который конвоировал пузатого немецкого полковника, у которого в руках был большой желтый портфель.
- Товарищ капитан, - обратился солдат к Колесникову, – заберите ради бога его у меня, - и кивком указал на пленного.
- А в чём дело? - спросил офицер.
- Да вот захватили этого фрица и мне приказали доставить его в штаб. Раньше штаб находился в этой деревне, а теперь уже нет, я почти сутки с ним мыкаюсь. Вы уж его заберите, доставьте куда надо, а мне дайте расписку, чтобы я мог отчитаться перед своим начальством.
Капитан достал из полевой сумки лист бумаги и написал пехотинцу расписку, как он просил. Полковника привели в штаб своего полка, и даже при беглом осмотре документов было ясно, что они представляют ценность. В дивизию, к которой был придан их полк, как раз уходила полуторка с корреспондентом дивизионной газеты, и полковника вместе с документами в сопровождении автоматчика отправили в штаб дивизии. Корреспондент только успел спросить фамилии капитана и сержанта.
Через пару дней пришла свежая газета со статьёй этого корреспондента, из которой выходило, что гвардии капитан Колесников и гвардии сержант Богданов ночью сходили в тыл противника и чуть ли не из постели вытащили немецкого полковника с его ценными документами.
Вся рота смеялась, и товарищи подначивали Николая, не пора ли ему нанести ночной визит к какому-нибудь фрицевскому теперь уже генералу.
Войну Николай закончил в Праге. В Берлин не попал, хотя и мечтал расписаться на стенах рейхстага.
Свидетельство о публикации №119020901704