Средние формы - Бес в Ребро
Таблица эфемерид
Как не стыдно, как не грешно им?
Ведь она для них молода!
Конь с копытом и рак с клешнею,
ну куда вы за ней? Куда?
Пусть грешно, но и мне туда же.
Правда вслед им не поспешу,
а возьму-ка свой карандаш я
и поэму ей напишу.
– Вы поверьте моим увереньям,
побуждений чиста река.
Злой волшебник по имени Время
превратил меня в старика.
А на деле я очень молод,
даже, может быть, слишком юн.
Нафталин, отдающий молью,
мне подсыпал в карман колдун.
Ну пожалуйста, расколдуйте!
Отыщите во мне свой клад!
Не прошу я Вас, поцелуйте.
Подарите хотя бы взгляд.
Но чего там супруга злится
и опять за стихи корит?
Вновь я выдумал небылицу,
как таблицу эфемерид.
***
На свиданье к Елене
Я ходил на свиданье к Елене.
Наносил я ущерб этим Анне,
что меня обвиняла в измене,
что меня упрекала в обмане.
Шел к Елене я с черного хода.
Взгляд и тело скрывал от прохожих.
Был иного я племени-роду,
а она – лет на тридцать моложе.
Оживить и поднять ее ласки
мертвеца из могилы могли бы.
С нею был я натянутой леской,
а она – моей бьющейся рыбой.
Я хотел и не мог разорваться
Между первым и тем, что на третье.
Между телом, которому двадцать
и которому полстолетья.
Мы любили друг друга в чулане.
И, хоть я в конспирации гений,
но напрасно – жене моей Анне
было видно все, как на рентгене.
Словно бес, что в ребре поселился,
на экране ее проявился,
словно Анне про эти моменты
доносили мои рудименты.
Да, по роже видать конокрада.
Да, горящую шапку не скрыл я.
Выдавала меня моя радость –
за спиною растущие крылья.
А теперь я лежу на диване
словно труп, а встаю, словно туча.
Вряд ли стало от этого лучше
драгоценной жене моей Анне.
***
Лорелея
Моя любовь в конце туннеля свет.
Пусть пасмурно, в душе моей рассветно.
Влюбился Гете в восемьдесят лет
и, говорят, любил не безответно.
Вот старый хрыч! Немецкие дела -
за Лорелеей в восемьдесят гнаться.
Быть может, она дурочкой была,
но, говорят, ей было восемнадцать.
Пусть рядом, грациозна и стройна,
но холодна, со мной одна лишь ваза,
я знаю точно – явится она,
лет двадцать можно мне не волноваться.
Но вновь меня охватывает жуть
и оптимизм в душе моей не тлеет.
Жена кричит: – Тебе я покажу
и вазу, Гете мой, и Лорелею!
***
Дороже всех монет
Дороже всех монет и ассигнаций –
божественный, не королевский дар –
вам – 60, а ей лишь – 18.
и это словно молнии удар.
Бывает ясновиденье приходит,
когда тебя подхватывает смерч.
Когда такая вас любовь находит,
вам не страшны забвение и смерть.
Не помню, что за сладость – в мир явиться.
В тумане все младенческие сны.
Но знаю – это больше, чем родиться –
помолодеть на 42 весны.
К чертям все лотерейные билеты!
Кто о подарке помышлял таком?
С ним рядом безызвестному поэту
покажется и слава пустяком.
Но ни на миг награде не был рад я.
Меня не осчастливила она.
Я знал – чем драгоценнее награда,
тем более разлука с ней страшна.
***
Когда 60, не 20
Мне было чего стесняться,
душою кривить, скрывать.
Когда шестьдесят, не двадцать,
пора кончать воровать.
Могла ты в бега податься,
ну как было не дрожать.
Когда шестьдесят, не двадцать,
девчонки не удержать.
О чем теперь волноваться?
К чему чересчур страдать?
Когда шестьдесят, не двадцать,
до встречи рукой подать.
Нам больше не расставаться,
нас прочная вяжет нить.
В мои шестьдесят, не двадцать,
тебе мне не изменить.
***.
Мечта воробышком
Того б и этого хотелось,
но где привстанешь, там присядь.
Душа вступает в распрю с телом
не 20 где, а 60.
Мечта воробышком взлетела –
как низко яблоки висят!
Душа ведет сраженье с телом
не 30 где, а 60
Вам скоро пух земля постелит,
а вы мечтой в весенний сад.
Угомонись душа, где телу
не 50, а 60.
Подружки ваши пожелтели,
коллеги ваши не форсят.
Кончай душа браниться с телом.
Ему давно за 60.
***
Крушенья
Жизнь моя – не жизнь, а дребедень.
Волком вой или бараном блей.
Я терплю крушенья каждый день.
Хватит ли на них мне кораблей?
Не на жизнь воюю, а на смерть.
Все надеюсь выиграть, дурак.
Вряд ли мне сразить его суметь.
Старость –мой коварный подлый враг.
Я себе союзников ищу,
а верней – союзниц молодых.
Но в который раз уже грущу.
Получил в который раз под дых.
Ценят стервы молодость свою.
Не идут паскуды на обменю.
В золотую не хотят ладью,
что сулит им старый джентльмен.
***
Не мечтаю
Не мечтаю о свадьбе-женитьбе,
но без мысли преступной – ни дня.
Мне б такие стихи сочинить бы,
чтоб на молодость их обменять.
С сумасшедшими не дружу я.
О несбыточном помыслов нет.
Не свою бы мне юность – чужую,
подо мною или на мне.
Не надеюсь и не мечтаю
стать хотя б на секунду юней,
но готов испариться, растаять
за одно лишь касание к ней.
И уж ежели кто-нибудь клюнет
на мои шестьдесят с лишним лет,
вот тогда я их всех переплюну,
кто когда либо звался – поэт.
***
Болезненным взором
Болезненным взором
на юность чужую,
седины позоря,
украдкой гляжу я.
А я про седины
твержу: – Ну и что же.
А мне все едино –
кого помоложе.
Я знаю, конечно,
желанье порочно.
На час, не навечно,
а вы бы не прочь бы?
Не прочь бы. Я знаю.
Здоровье невроком.
А я не скрываю
ни тайн, ни пороков.
С гарцующей ланью
я был бы, уверен,
в нескромных желаньях
своих неумерен.
Но юность чужая
мелькнула нарядом.
Ее провожаю
болезненным взглядом.
***
Мимо девушек
Мимо девушек на пляже,
мимо вишен за забором
прохожу угрюмым вором.
Прохожу и не гляжу.
Не оглядываюсь даже,
потому что мне за сорок
и для этих зарисовок
я уже не подхожу.
Но когда беру на пляж я
свою старую гитару
и мотив такой же старый
начинаю тихо петь,
Пляжницы едва не плачут
и спешат они, гетеры,
с обладателем гитары
познакомиться успеть.
А когда иду я с нею в
вдоль забора мимо вишен,
те послушно и привычно
сами падают мне в рот.
От того ли покраснели,
что ко мне навстречу вышли?
Очевидно, даже вишни
песня за душу берет.
***
Не желает девушка
Не желает девушка
женщиною стать.
Не помогут денежки
мне ее достать.
Той надежды, что, мол, даст –
тает уголек.
Утащили молодость,
словно кошелек.
По базарам побежал –
Все не тот базар.
Никто слыхом не слыхал
про такой товар.
Псом голодным с полу кость
в угол бы волок.
Утащили молодость,
словно кошелек.
Не устал надеяться,
не устал гадать –
не склоню ли девушку
молодость продать.
Я б за это поднял тост.
Выпить есть предлог.
Утащили молодость,
словно кошелек.
Скоро кончу поиски.
Нет, чего ищу.
На случайном поезде
в вечность укачу.
Дышит зимним холодом
жизни эпилог.
Утащили молодость
словно кошелек.
***
Не люблю матрон
Не люблю матрон увесистых.
Я ведь сам, как ветер, легкий.
Вот и мчусь светло и весело
я за легким, но далеким.
Ах, вы девочки-гляделочки!
И куда меня заносит!
Я вам – сердце на тарелочке.
Вы мне – камень на подносе.
Ну чего вы носом вертите?
Глазки ясные протрите.
Я моложе ваших сверстников
лет, как минимум, на тридцать.
Все вы резко протестуете.
Я, мол, фрукт не в вашем вкусе.
Но однажды вы уступите.
Но одной из вас дождусь я.
И которая сметливая
в этом фрукте разберется,
будет самая счастливая
или многого добьется.
Не отыщет в жизни будущей
никого она нежнее.
И одно неясно будет нам –
кто кому из нас нужнее
***
Не мечтаю
Не мечтаю о свадьбе женитьбе,
Но без мысли о них я – ни дня.
Мне такие стихи сочинить бы,
чтоб на молодость их обменять.
И при этом совсем не мечтаю
стать хотя бы на йоту юней.
Но готов испариться, растаять
за одно лишь касание к ней.
Только если уж кто-нибудь клюнет
на мои шестьдесят с лишним лет,
вот тогда я их всех переплюну,
кто когда-либо звался – Поэт.
***
Автобусные женщины
Автобусные женщины,
к спине моей прижатые,
совсем не то, что девушки,
к которым я прижат.
Ни бедра ваши пышные,
ни торсы ваши жаркие,
увы, моей возвышенной
проблемы не решат.
Автобусные девушки –
глаза с кругами темными.
Мой взгляд не согревает их,
что нежен и лукав.
Ни речи мои пылкие,
ни вздохи мои томные,
увы, не возбуждают их,
как будто рядом – шкаф.
***
Сивка-Бурка
Сивку-Бурку гикнуть, свиснуть, кликнуть,
на коня – и вскачь во весь опор.
Не могу я к возрасту привыкнуть.
Не могу уняться до сих пор.
Пусть ручьи морщин из глаз по роже,
в молодости не был я юней.
Мне подайте ту, что помоложе.
Мне положьте ту, что постройней.
Кто-то, видно очень языкатый,
саданул приметою под дых –
дело, видно, клонится к закату,
если глаз кладешь на молодых.
Посмотри – идет она какая!
Маша, что не наша, хо-ро-ша.
Просто у меня душа такая –
молодая у меня душа.
Сивку Бурку гикнуть, свиснуть, кликнуть,
на коня – и вскачь во весь опор,
и спасаться бегством, поелику
надо мною времени топор.
Не зови-ка, парень, не проси-ка,
чтоб зимою выросли цветы.
Бурка не появится, а Сивка –
зеркало твердит, что Сивка – ты.
***
Полтинник
Полтинник, да еще пятерка.
Да, невеселая зарплата.
В купонах – это хлеба корка.
В годах – пожалуй многовато.
Тоска такая накатила,
что не до жиру, быть бы живу.
Плачу за то, что был кутилой.
Плачу за то, что слыл транжирой.
Полтинник да еще пятерка.
Я подсчитал и прослезился –
возился с девочкой в каптерке,
Взглянул на счеты – довозился.
Плачу за то, что в дамки метил,
а оказался битой пешкой.
Плачу за то, что не заметил,
Как промелькнула жизнь в спешке.
Полтинник да еще пятерка.
Веду подсчеты, жив покуда.
Пора пришла забиться в норку
и не выскакивать оттуда.
Но я без «но» – мешок без шила.
Но мне без «но» быть не пристало.
Не все прожекты завершил я
и кой-кого еще достану.
***
Фора
Я все любить кого-то порываюсь
и на стихи растрачиваю пыл,
но место в переполненном трамвае
мне юноша какой-то уступил.
Не расставаясь с мыслью о полете,
мечтаю оказаться на коне,
но вдруг при встрече пожилая тетя
представилась ровесницею мне.
И та же тетя, видимо, от скуки,
меня за вид мой мстительно дразня,
спросила громко: – Ну а как там внуки?
– Какие внуки? Нет их у меня! *)
Кому угодно дать могу я фору
очков на десять вырвавшись вперед.
Но жаль, что на мою не глядя форму,
никто у меня фору не берет.
***
*) Сведения устаревшие
И где мы с нею
И где мы только с нею не встречались!
Ну, разве только не на потолке.
В саду и в кукурузе целовались,
в подвале, в зале и на чердаке.
Нам по три раза в день бывало мало.
Страстей энтузиазм сменял накал.
А как она ламбаду танцевала,
когда в нее я сзади проникал.
За полчаса, бывало, до работы.
Перед обедом тоже полчала.
В обед был теннис до седьмого пота.
После работы, что за чудеса!
Да, много чертежей мы с ней помяли
после работы на моем столе.
Такие планы перевыполняли.
Воспоминаний хватит на сто лет.
Она была любительницей риска,
а я был, для прикрытья, гитарист.
Лихой она была кавалеристкой,
когда слегка сдавал кавалерист.
На жеребце то взмыленном, то пылком,
умело управляя жеребцом,
скакала, то к движению затылком,
то, не сбавляя скорости, лицом.
И перед тем, как все начать сначала,
после взаимно бурного конца,
она меня губами превращала
в стального полу-юного бойца.
Я нынче не в угаре, не в ударе.
Остепенел, измаялся, притих.
Но ей за все сегодня благодарен –
за грустный смех, за этот легкий стих,
***
Молодое упругое тело
Остается об этом мне только шутить.
Но, признаюсь вам, мне бы хотелось
еще раз хоть на миг, под рукой ощутить
молодое упругое тело.
Ну и что, что жена? С нею прожита жизнь.
Расставаться я с ней не намерен.
Но с другой, помоложе бы, только держись!
Ух! Как был бы я с ней неумерен.
Знаю я – по душе вам привычная ложь.
Вас шокирует правда нагая.
Только разве б она вас не бросила в дрожь –
не привычная, та, а другая.
Если к вам бы сейчас прикоснулась она
неизмятой невзгодами грудью!
Кем бы вам показалась зануда-жена?
Ну, не буду дразнить вас. Не буду.
Пусть придется за искренность мне отвечать,
но в грехах признаюсь и не каюсь,
что кричу я, о чем остальные молчат
и тем самым от них отличаюсь.
***
Секс и пенсия
Вот те на! Хау ду ю ду!!
Незнакомой песнею:
– «Я на пенсию иду!
Я иду на пенсию!!».
Пусть давно я сив, как мер-
ин, но – чудо в решете –
Это я – пенсионер?
Нет, путаны, брешете!
Выше ваши подолы!
Не хожу с подагрою.
Вы со мной не падали?
Я к вам – не с виагрою.
До вчера была пора
сексуально пресная.
Что вчера я не добрал,
доберу на пенсии.
Хоть теперь я - аксакал,
будьте поигривее.
Гол вчера был, как сокОл,
а сегодня – с гривнами.
Не растрачу на еду
приработок честный я.
Я на пенсию иду –
вашей будет пенсия.
Мне теперь без вас – ни дня.
Вы отныне – цель моя.
Даже зубы у меня
все почти что целые.
А о прочих, о частях –
то – прямой наводкою!
Завтра я у вас в гостях
с закусью и водкою.
***
Свидетельство о публикации №119020705361