ничего

мне так хочется, мне хочется ненормально
вырвать лист молитвенный грязный,
расписать его в яростных клятвах,
отомстить всем друзьям, всем врагам,
не ставить подпись на полях,
душить этими фразами, гневными буквами,
выведенные кривым почерком левой рукой,
о том, что во мне гудели чугунные трубы,
о том, что не услышали вовремя голос мой!
расхлебывайте хлеще! что вы, больше жажды!
кидайтесь кислой скорбью друг на друга.
о да, я так желал, я так мечтал, что вы однажды
рыдали непрерывно у изящного луга
с надгробием моим душу в душу!
но! если вдруг какой-то странник
мимоходом пройдёт возле пустого камня,
то грозите распороть его спину кнутами,
если только положит стихов бумагу,
потому что духом из гроба взойти я смогу,
увидев сквозь землю, сквозь почву, сквозь грунт
своего проповедника, несчастного ворона,
разбитого, мертвого, как кукла поломанная.
и беседовать вечно с ним захочу, а он
не услышит уж точно, что говорю я.
я сделал ошибку? я для мира лишь сон?
я невидимка? и был им всегда?
и ни эпатажа моих похорон,
ни угрожающий поэтический
лом —
этого не было?
да что же?..
этот исход невозможен и стран!
я сбежал в дом к матери, искать фотографии.
найти бы себя! прошу, умоляю!
но ни одного силуэта, ни обертки детской конфеты,
ни огонька глаз светло-карих...
как я опечален. да как я посмел
доказывать себе свое существование,
когда прах мой не рассеяли
на ветру у подножья ручья,
где я должен был играть беззаботно
в догонялки со старой собакой
и друзьями,
но
ни-
че-
го.