За Вегой 20-21

20.  УЧИТ, УЧИТ...   

Успокоилась она, перестала дергаться.
Стала жмурчиво стонать, потеснее торкаться.

Зазвучала, слышу, в колбе музыка ритмичная,
заскакали в ней, как кони, тени, скачут хрипчиво…

— "Бу­ра­чи­хою ле­жу… Что же это? Что же?
 Не с ума ли я схо­жу? Не со­шла ли, мо­жет…

По­жа­лей же! По­жа­лей! На­жи­май не слиш­ком…
Ты по­ре­же, Вить. Плав­ней. Мяг­че… Без за­дыш­ки!".

— "Не учи же… Не учи! По­ды­ши в по­ду­шеч­ку! —
от­ве­чаю. — По­мол­чи хоть чу­ток, под­ру­жеч­ка!".

А она — не слы­шит, нет, — о сво­ем ло­по­чет,
и не знаю: в чем сек­рет, как же она хо­чет.

— "По­доб­рее, но… силь­ней… Нет,  не так, — не очень!
Го­во­ри­ла же: плав­ней… как бы ме­ж­ду про­чим…

Нет, опять ты на ме­ня на­ва­лил­ся миш­кою,
не да­ешь ды­шать, об­нять. Не да­ви так, слиш­ком-то!".

Ну и дев­ка… Вот на­род! Впрямь она учет­чи­ца, —
вник­нуть в те­ло не да­ет и со­сре­до­то­чить­ся.

Учит, учит… Не по­нять: то ли об­вы­ка­ет­ся,
то ли сам я об­вы­кать за­хо­тел, чтоб ма­ять­ся.

— "Эх-х! — гля­дит на Си­не­ку­ра, — это всё — не веч­ное,
не та­кая нам куль­ту­ра, Ви­тень­ка, за­ве­ща­на!

Нет, не мо­жешь, — го­во­рит, — ты со мной по-неж­но­му…".
Из­вер­ну­лась и шур­шит, ли­сть­я­ми, рас­сер­жен­но:

— "Не вку­сить те­бе, гру­бя, сча­стья в за­ве­жа­ноч­ке!
Вид­но, серд­це у те­бя — лишь для тар­но­жа­ноч­ки!".

21. ЗАМЕРЦАЛА КОЛБА

Как во сне ка­ком по­след­нем, улы­ба­юсь, слу­шаю —
и стра­шусь, что мно­го­лет­ним ока­жусь ей су­же­ным.

— "Сам же зна­ешь, что пра­ва! Все вы там увеч­ные!
Ва­ши дев­ки;то — тра­ва, за­ле­жан­ки веч­ные!

Ду­рень ты!". Гля­дит — гра­чи­хой… Вет­ка­ми сжи­ма­ет­ся…
 и по­виз­ги­ва­ет ти­хо… и все гром­че, ка­жет­ся…

— "Ну, еще, еще-то кто… Го­во­ри уж сра­зу-то!".
— "Ор­га­низм! Чу­жой! Спи­той! Да и не­до­раз­ви­тый!

Все вы там в сво­ей стра­не ку­шае­тесь буд­ня­ми.
В сне ты, Вить­ка, там! Во сне! Все вы не­про­буд­ные!".

— "Это вер­но! Ты пра­ва! — го­во­рю бес­страш­но я.
— На­ши дев­ки — сон—тра­ва, — в об­щем-то, не ка­ж­дая.
 
Не срав­нять­ся им с то­бой, с бой­кой за­ве­жа­ноч­кой,
а уж луч­ше-то — с тра­вой, а не с за­виз­жа­ноч­кой!
 
Мо­жет быть, все дев­ки ва­ши в сек­се иде­аль­ные,
 а по­кра­ше-то у на­ших цен­но­сти мо­раль­ные!".

— "Да ка­кие ж цен­но­сти? Все они — от бед­но­сти,
бед­ность же — от глу­по­сти, ду­ро­сти и вред­но­сти!".

До­бав­ля­ет: — "Ви­тень­ка… — И — гла­зи­щи сли­ва­ми.
— Цен­ность-то — ве­ли­кая судь­ба кол­лек­тив­ная!

Чтоб не из при­леж­но­сти, Ви­тя, не из ро­бо­сти, —
что­бы по ду­шев­но­сти все свер­ша­лось в об­ще­ст­ве!

Ты не ну­жен мне пус­той… Ты не по­нял раз­ве:
на пла­не­те кол­дов­ской — ка­ж­дый день как празд­ник!
 
Был лю­бов­ник у ме­ня, но не из Рос­сии, —
не ле­нил­ся! За три дня — стал сча­ст­ли­вым си­ним!

Мы его про­из­ве­ли, по его же­ла­нию,
в гу­ма­ни­сты по люб­ви, в стар­ши­ну по зва­нию!".
 
— "А пле­вать мне, — го­во­рю, — на пла­не­ту ва­шу!
Луч­ше я в ог­не сго­рю, чем те­бя ува­жу!

Понимаю я теперь, чую испытание.
Нет любви ко мне в тебе! Шваль ты на задании!"".

За­мер­ца­ла кол­ба тут — и по­гас­ла кол­ба.
На дие­ту по­ве­дут?… Или ро­бот по-лбу?…

— "Я ведь, ка­жет­ся, — же­на…". — "Ма­ло ли что ка­жет­ся!
Ты же­на — лю­бить долж­на, а не ко­чев­ря­жить­ся!".

Ви­жу — нос у ней рас­тет и в ме­ня на­ме­тил­ся…
пря­мо в серд­це це­лит, ждет — хо­ро­шо ль при­це­лил­ся…

А гла­за… Гла­за — го­рят, огонь­ка­ми ме­чут­ся,
си­ним пла­ме­нем ча­дят и все бли­же пле­щут­ся…

Встал. Всмот­рел­ся, на­кло­нясь, в зер­ка­ло сер­вант­ное.
Чья-то мор­да на ме­ня: си­няя, раз­врат­ная… 

До то­го мне  ста­ло жут­ко — ткнул я в кол­бу ку­ла­ком
 и скак­нул от Не­за­буд­ки, кор­не­ва­тым бу­ра­ком…