Маститый гроссмейстер, настроенный мстительно

Чем занята твоя любимая девочка Сусанночка? Она готовит тебе праздничный творог. Протирает, взбивает, добавляет измельченный лесной орех, лимонную цедру, высыпает в миску муку и вишни из компота. На кухне тихо тикают настенные часы с кукушкой. Помещение затопляет рассеянный, предзакатный свет, косыми лучами падая на шероховатую поверхность пола. Вытерев руки полотенцем, она подходит к проему окна и глядит на то, как долго рдеет заря. Стоят стволы берез. Ей кажется, будто кто-то малиновыми от ветра руками поправляет взлохмаченные кроны изумрудных, но уже слегка поблеклых листьев, словно выбившихся из-под шапки кудрей. Везде лежат листья, которые никогда не переводятся в северных лесах. Вдали виднеется озеро. Оно – молоко в серебряной вазе, придающей молоку тот особенный вкус. И облака густятся, словно обеленные голубями. Небо еще немного и заплачет, но нет... Склонилась сверху фигура человека в рваном пальто, сидящего на ящике. Картинность созидала воображение. Душевное искажение, словно в зеркале, если долго в него смотреть. Это был маститый гроссмейстер, настроенный мстительно, привстав над доской, над тоской по партии. Он переставлял березы, словно фигуры… Он не забавлялся, а священнодействовал. Руки его упирались в края стола. Березы переставлял или меня?

За стеной послышался стук.  В соседской квартире пахло лекарствами.  Там жил старик.  Его лицо, с изрезанными бритвой щеками имело растерянное, странное выражение, в глазах трепетал синеватый блеск.  Внезапно, раздался телефонный звонок:

«Где ты?»
«Алле? Ты придешь?  Я жду тебя».
«Сокровище мое, что чувствуешь ты, когда шепчу тебе стихи?»
«Я чувствую себя пешкой в твоих руках».
«Как ты это сделаешь?»
«Я посажу тебя на край столешницы и расставлю точки над i.  Потом на полу, потом на диване.  Пока не насытимся».
«А я?»
«А ты еще вначале…»
Она молчала.
Он продолжил:
«Зачем нам это?  У меня самое обыкновенное тело, к тому же потрепанное жизнью».
«Мне все равно.  Все равно.  Приходи в мои беспокойные сны…»

23 Марта
Две тысячи девятнадцатый как новый
Арт Отель