Заставшая снежная плоть отражает моё лицо

застывшая снежная плоть отражают моё лицо,
разбитые фонари жёлтым отблеском падают в дым,
в переулке не нужно свечи,
в тёмных арках мухи без крыльев,
в паутине,
как застрявшие в космосе челноки, 

ты застыл, - в глаза тихо молвят стихи,
знаешь, что не один, в этом хлопке
из белой тоски,

лай собаки и клочьями шерсть,
мы шерстим по углам, разнося тихим криком
вязкую смерть,
радость и боль,

и горизонт, заходя, солнце делит
на равнобедренный ноль,

дама в размытой помаде, как бриолин,
залитый в чернилах король,
пьяный танцует свой водевиль.   

это всё образы сна, дикий снафф, 
фатализм, фасоль в красных банках и соль 

ну,
на подошве тает весна,
по позвоночнику носится ток, - ржавые провода,
ладонь это просто вода, мутно, со стуком
влетает в тебя, как горящая степь за углом,
разбившись в пространство жёванным мотылём,

в каждом мотеле, а затем миллионы дорог 
по которым бродил со своими стихами,
как в дурмане, под веткой, старый сварог
жёг обереги и дул в скрученный рог,
жадно смотрел в полный розами рот,
острыми косами, деву-невинность на торг,
нежную поступь и русые волосы, - клок,

просто так, тело с брусчатки падает в морг,
я роняю слезу, а она летит в потолок,
и слова из меня - лебеди,
и так громко строчит внутри пулемёт, -

ласками, злыми ухмылками, мёдом и дёрном,
над макушкой увядающим клёном,
или уютным креслом плетёным,
на котором провожал я закат,
доедая свой, тысячекратный в листьях салат,
улыбаясь полу-беззубой улыбкой, липкой,
влетающей в негу тумана с лица,

я разлетался на кости с крыльца,
как одинокие перелётные птицы,

тише,

туман на щёки ластится,
я замер,
и мне всё это
снится?

ты меня слышишь.