Нувориш

Почти беззвучно шелестели
уста беспомощного старца,
на золотой его постели
в палаццо на вершине Гарца.

– Всё, что нажито мною в жизни
и на счетах лежит давно,
прошу, сюда еще до тризны
доставить и сложить в одно
у замка выбранное место.

На утро стали прибывать
вагоны долларов и фунтов,
их принялись сортировать
сто двадцать специальных пунктов.

        Сложили стометровый куб;
был старец поднят на вершину,
где ветер холодил плешину
и тучей вилось вороньё.
Тот ничего не замечал,
упал на пачки и шептал:
моё, моё, моё, моё.

Потом один на горной выси
беззвучно жалобно скулил.
Туманный мозг, как крысы грызли,
а он прошедшее хулил:

–Хотел сравняться я с Парнасом
и в небожители вступить.
Там, с вознесёнными Пегасом
В почетной праздной неге жить.

Но тщетны были все потуги,
Парнас не покорился мне.
Другие чтут на нём заслуги
и не в богатстве, а в труде.

Я принял жизнь, как поле брани.
Открыл запретный шлюзный став
и потекли шальные «мани»,
диктуя боевой устав
и накопительство дурное.
А сколько мог я средств и сил
вложить лишь в общество больное.

Внести, а я лишь выносил.
Приюты, школы, ясли, храмы,
ночлежки, беднота, сироты,
бомжи, бараки, ветераны–
забили Русь, как банку шпроты.

Мне нужно было не скупиться
и если б мог еще спуститься
я с этой денежной громады
вдохнуть родные ароматы,
нашел бы примененье силе,
чтобы за всё меня простили.

Курились горы чуть заметно,
надев на пики шапки туч.
Пробить пытался их, но тщетно,
последний предзакатный луч.