Сила слова во благо и на гибель-часть 93я Зависть

1я публикация части 93й («Зависть»)
на Стихи ру 2019 01 30


   *Если вы читаете текст повторно,
он может быть уже немного другим - 
т.е. точечно или фрагментарно
изменён, дополнен, сокращён,
найденные ошибки исправлены и т.д.
См. выше дату "ближайшей редакции".


                (**2018 03 31
Прошу прощения за возможные «ляпы».
Бывают и по незнанию.   
Чаще – по невниманию.
Например, в результате многократных правок:
меняя слово, забываю тут же изменить согласование. Вот сегодня опять (случайно) –
обнаружила такой обидный факт,
в этом вступлении заменила.
А почти во всех предшествующих ошибка эта висит – надо найти время и устранить.
Буду исправлять по мере обнаружения.
               
                Если вы заметите ошибки
и сочтёте возможным о них сообщить –
заранее благодарю. )



                *******ВАЖНО

               Говорила об этом,
                но есть необходимость повторить:

не всех авторов (и произведения),
упомянутые ниже,
могу назвать любимыми.
Не всегда разделяю мысли и чувства авторов и персонажей.
Иногда – лишь предлагаю «ознакомиться». Чтобы помнить: и так бывает.
Или – упомянуть «по случаю» автора или произведение – по разным причинам. Вдруг вам захочется найти и про(пере-)честь. *******



                Лидия Кузьмина-Сапогова
 

                СИЛА СЛОВА ВО БЛАГО И НА ГИБЕЛЬ –
                часть 93я
                («Зависть»)

               
                «Да здравствует право читать,
                Да здравствует право писать.

        Правдивой страницы
        Лишь тот и боится,
        Кто вынужден правду скрывать».

                Роберт Бёрнс
                "За тех, кто далеко" 


                ))))))) Повторю
               (немного изменив)

                "предварение"
из предыдущих частей –
для тех, кто их не видел. 


________ Начало:

вступление, объяснения –
в трёх публикациях: 

*«Автор Галина Гостева - тема Тотальный диктант-2017
(1я публикация на Проза и Стихи ру 2017 03 17)
и

**«О тотальном диктанте 2018 – и не только – 1»    

***… и  «… - 2»

(1я публикация частей 1й и 2й на Проза и Стихи ру 2017 12 09)


___________ Название:

из моего  рифмованного опуса (2017) 
                «Пейто – богиня убеждения».
Текст с комментариями есть на страницах.
На Стихи ру – отдельно,
на Проза ру – совместно с «Апостериори».

(Для меня там главное –

      шедевр Ивана Андреевича Крылова

        «СОЧИНИТЕЛЬ И РАЗБОЙНИК»)


____________________ Содержание:

произвольная подборка
    «о языке», его единстве с мышлением… и бытием по большому счёту; 
          его возможностях  -
                в широком смысле. 

Не только миницитат –
но фрагментов, отрывков,
а коротких произведений и целиком),

интересных и
являющих собой «великолепные образцы» (по мне).

Плюс факты, рассказы, мнения, комментарии, «умозлоключения» (не только мои).
От анекдотов и прочих забавностей – до…

Сейчас – тематические.

Планирую энное количество частей – как получится. 
Иногда «общего плана», иногда сужая тему.


_______________Ничего разособенного:
многое вы знаете, конечно –
но кое-что, возможно, забыли,
а то и прочтёте впервые.


_________________ Подбирать стараюсь не из «самых известных».
Но делаю исключения – к тому ж в новейшем времени не совсем уверена, что же теперь относить к «самым известным».
Приоритет - классике.
Случаются повторы: кое-что приводила в прежних публикациях –
но там вы можете не увидеть.
Если в этом цикле уместно – то (даже для читавших прежнее) повторение, думаю, оправдано.


___________________ Ключевые слова:

интерес,
знание,
раздумья.


______ На страницах помещу всё «наэтотемное» в отдельную папку.


_____ Не претендую на «полное раскрытие темы» - лишь затрагиваю.

План:
вернуться и «улучшить» по возможности  – добавлю, поменяю.
Так хотелось бы… время покажет.



                __________________** NB снова:

вынуждена подчеркнуть
ввиду несладкого опыта. ___________ Материал в предлагаемой форме –
                на любителя, да.
И по объёму тоже – велик, согласна.
_______________________ Но пишу для тех,
кому всё равно будет интересно,
не вижу смысла «усреднять для удобочитания» –
потому что сама такое читала бы.

                Портал позволяет вольность изложения, без оглядки на формат и целевую аудиторию –
для меня это бесценно.


                ))))))) Пожалуйста,
если такая «подача»
    вам не по вкусу –

                просто не читайте. ))))))) 


=================================== Часть 93я «Зависть»  ==
 

___________ «Зависть — сестра соревнования, следственно из хорошего роду».
А. С. Пушкин
(Кажется, у него в «Истории Пугачёва», которую я не осилила и потому контекста не знаю. А надо бы знать.)

__ Но… «бывает зависть белая, бывает чёрная» - принято считать.

Подразумевается:

«белая» - без причинения зла объекту (даже в мыслях – лично воздействовать или «чтоб его!»), без стремления лишить объект «завидного» (просто лишить - или забрать себе),
а лишь желание иметь то же (не хуже, а то и лучше), стимулирующее к действию, «догонянию», обгону – да! – соревнованию. Что действительно двигает (ускоряет) «лежачие камни» (вялотекущие воды). И – баламутит чертей в тихих омутах…
Порой даже не сам результат нужен (очень уж) – но важно    д о к а з а т ь: «и мы могём», и вообще у нас «этого гуталину – завались» (с)
То есть, в общем – хорошо?

___ Про чёрную-то однозначно -  это    п л о х о.
Традиционные религии относят её к главным (варианты: смертным, непростительным грехам).
В лучшем (не очень тут уместно это слово – скажу-ка «в минимально плохом») случае выходит персональный ад, в прочих – разной тяжести преступления... с жертвами…

Первым завистником условно считаем Каина (вроде бы от него слово «окаянный») – жертвой Авеля:
первое преступление спровоцировано завистью.
(Хотя, замечу, есть другие версии, но даже если не первый и не первое – нумерация неважна, их от сотворения мира не счесть).

___ Всё ж в целом: если не добавлять «белая» - слово «зависть» воспринимается «как негативное».

              Надо таки взяться и найти пушкинский контекст…


______________ Из словаря В.И.Даля 

***              ЗАВИСТЬ

жен. свойство того, кто завидует; досада по чужом добре или благе; завида, завидки; нежеланье добра другому, а одному лишь себе. Зависть прежде нас родилась. Лихоманка да зависть - Иродовы сестры. Где счастье, там и зависть. Завистью ничего не возьмешь (сделаешь). В зависти нет корысти. Злой плачет от зависти, добрый от радости (от жалости). Лучше быть у других в зависти, нежели в кручине (в жалости). Завистный, завистливый, астрах. завищий, завидущий, завидливый, склонный к зависти. Завистный иногда вообще к зависти, соревнованию относящ.;
| вор. , тамб. старательный, ретивый, усердный, ревностный в работе.
| Чужое завистливо, ему завидуешь, оно вызывает зависть. На его счастье глядеть завистливо, то же. Касьяна-завистливого, 29 февр. прикладной день, високосный; по поверью, день и год бедственный: Касьян на что ни взглянет, все вянет. Николе благому помощнику два праздника в году, Касьяну завистливому один в четыре года. (Cassus, лат. пустой, порожний, бесплодный.) Завистливое око видит широко (далеко). Сытый волк смирнее завистливого человека. Завистливый поп два века живет. Хороша жена, да завистлива. С доброго будет, а завистливому шиш! Завистливый своих двух глаз не пожалеет. Он завистлив врать: не уступит. Привет за привет и любовь за любовь: а завистливому - хрену да перцу, и то не с нашего стола! заздравное пожеланье. Завистливость жен. зависть, в знач. свойства человека. Завистник муж. -ница жен. кто завидует, завистливый человек, завида, завидчик. Завиствовать, завидовать, смотреть в данном случае с завистью на довольство других. Завистничать, быть вообще завистливым, завидовать всегда. См. также завидовать.

   
     ЗАВИДОВАТЬ

кому, в чем, досадовать на чужую удачу, счастье; болеть чужим здоровьем; жалеть, что у самого нет того, что есть у другого. Позавидовал другу. Перезавидовал всему и всем. И мы видывали, да не завидовали. На погибель тому, кто завидует кому! Завидуется, безл. завидуют. Завидованье ср. , длит. сост. по глаг. или действие по глаг. Завидный, чему завидуют, возбуждающий зависть, достойный стяжанья. Завидны в поле горох да репа: кто ни пройдет, щипнет! Завидливый; завидливость; завистливый, завидливость. Кто завидлив, тот и о(за)бидлив. Завидость жен. , симб. завидливость; зависть, как свойство или как проявленье его. Завидущий, завидливый, завистливый, завидующий. Глаза завидущи, руки загребущи. Завидущи глаза не знают стыда. Завида жен. зависть.
| об. завистливый человек или завидчик, завидчица. На одного доброхота по семи завидчиков. Завидки жен. , мн. зависть. Завидки берут, что нам не дают. Берут завидки, на чужие пожитки. Завидище ср. предмет возбуждающий зависть. Добрый сын всему свету завидище. Зависной работник, курск. ражий, рьяный, сев. бесстужий, как бы завистливый на работу. ***



_____________________________________ №1 Омар Хайям

Ты богат и известен, тебе повезло,
Но для зависти стал ты прекрасной мишенью.
Поступил я умнее, всем людям назло,
И прожил свою жизнь бессловесною тенью.



_____________________________________ № 2 Дмитрий Лихачёв
Письмо пятнадцатое
ПРО ЗАВИСТЬ

Если тяжеловес ставит новый мировой рекорд в поднятии тяжестей, вы ему завидуете? А если гимнастка? А если рекордсмен по прыжкам с вышки в воду?
Начните перечислять все, что вы знаете и чему можно позавидовать: вы заметите, что чем ближе к вашей работе, специальности, жизни, тем сильнее близость зависти. Это как в игре – холодно, тепло, еще теплее, горячо, обжёгся!
На последнем вы нашли с завязанными глазами запрятанную другими игроками вещь. Вот то же и с завистью. Чем ближе достижение другого к вашей специальности, к вашим интересам, тем больше возрастает обжигающая опасность зависти.
Ужасное чувство, от которого страдает прежде всего тот, кто завидует.
Теперь вы поймете, как избавиться от крайне болезненного чувства зависти: развивайте в себе свои собственные индивидуальные склонности, свою собственную неповторимость в окружающем вас мире, будьте самим собой, и вы никогда не будете завидовать. Зависть развивается прежде всего там, где вы сам себе чужой. Зависть развивается прежде всего там, где вы не отличаете себя от других. Завидуете – значит, не нашли себя.


___________________________________ № 3 Публий Овидий Назон

Зависть! Зачем упрекаешь меня, что молодость трачу,
               Что, сочиняя стихи, праздности я предаюсь?
            Я, мол, не то что отцы, не хочу в свои лучшие годы
               В войске служить, не ищу пыльных наград боевых.
          Мне ли законов твердить многословье, на неблагодарном
               Форуме, стыд позабыв, речи свои продавать?
            Эти не вечны дела, а я себе славы желаю
               Непреходящей, чтоб мир песни мои повторял.
            Жив меонийский певец, пока возвышается Ида,
             Быстрый покуда волну к морю стремит Симоент.
            Жив и аскреец, пока виноград наливается соком
               И подрезают кривым колос Церерин серпом.
            Будет весь мир прославлять постоянно Баттова сына, -
               Не дарованьем своим, так мастерством он велик.
          Так же не будет вовек износа котурну Софокла.
               На небе солнце с луной? - значит, не умер Арат.
            Раб покуда лукав, бессердечен отец, непотребна
               Сводня, а дева любви ласкова, - жив и Менандр.
            Акций, чей мужествен стих, и Энний, еще неискусный,
             Славны, и их имена время не сможет стереть.
            Могут ли люди забыть Варрона и первое судно
               Или как вождь Эсонид плыл за руном золотым?
            Также людьми позабыт возвышенный будет Лукреций,
               Только когда и сама сгинет однажды Земля.
          Титир, земные плоды и Энеевы брани, - читатель
               Будет их помнить, доколь в мире главенствует Рим.
            Факел покуда и лук Купидоповым будут оружьем,
               Будут, ученый Тибулл, строки твердиться твои.
            Будет известен и Галл в восточных и западных странах, -
             Вместе же с Галлом своим и Ликорида его.
            Так: меж тем как скала или зуб терпеливого плуга
               Гибнут с течением лет, - смерти не знают стихи.
            Пусть же уступят стихам и цари, и все их триумфы,
               Пусть уступит им Таг в золотоносных брегах!
          Манит пусть низкое чернь! А мне Аполлон белокурый
               Пусть наливает полней чашу кастальской струей!
            Голову лишь бы венчать боящимся холода миртом,
               Лишь бы почаще меня пылкий любовник читал!
            Зависть жадна до живых. Умрем - и она присмиреет.
             Каждый в меру заслуг будет по смерти почтен.
            Так, и сгорев на костре погребальном, навек я останусь
               Жить - сохранна моя будет немалая часть.



__________________________________________ № 4 Викентий Вересаев
«Собачья улыбка»

Жизнь шла хорошая. Великолепная квартира, дубовые библиотечные шкафы с книгами в чу-десных переплетах. Всегда к услугам просторная машина с легким ходом. Новая жена через каж-дые три месяца. Да еще так каждую неделю новая девушка, — настоящая, с покорным восторгом отдающая свой цвет Вершинину. Когда он входил в ресторан или в театр, мгновенно разносилась весть, что он тут, и к нему устремлялись восторженные толпы. В то же время был он желанным гостем на заводах и в рабочих клубах. Туда он ездил в стоптанных сапогах и засаленной куртке защитного цвета и читал пламенные свои стихи, на все сто процентов удовлетворявшие самых строгих критиков.
Словом, все бы казалось хорошо. И однако, — ни для кого незаметно, неведомо дли Акима Ле-совика, — Вершинин терпел большие, все увеличивавшиеся муки.
— Вы читали мою поэму «Красный вихрь»?
— Н-нет, собственно... Но я... я как раз со...собирался ее прочесть...
Вершинин сурово отворачивался от собеседника, а в душе ныла, ныла впившаяся заноза.
Праздновали какую-то годовщину Пушкина. Собрались его поминать, и первым, конечно, вы-ступил Павел Вершинин. Он прочел пламенное стихотворение. В нем говорилось: «через головы всех маленьких поэтиков, разделивших нас, протягиваю тебе братскую руку, Александр Сергеевич, — ты не меньше меня. Привет! Вместе, рука об руку, пойдем с тобою к солнцу вечной свободы и красоты!»
Назавтра в газетном отчете, сиявшем самою сверкающею собачьей улыбкою, проскользнула такая фраза (ясное дело, по недосмотру редакции): «вопрос, конечно, несколько спорный, — так ли уж равны ростом Павел Иваныч и Александр Сергеич; однако стихотворение мощно потрясло слушателей»... Всю ночь не спал Вершинин, — вспомнит, и заноет в душе. И решал: в газету эту больше ничего не будет давать, когда встретится с редактором, — как будто не узнает его; отвернется и пройдет мимо.
С каждым днем росли муки. И становились они все обоснованнее, все менее призрачными. Раз прочел он у себя в кругу друзей новую свою поэмку. Теперь уж не бывало, как раньше, чтобы после чтения начиналось обсуждение, критика, советы. Если кто, по старой памяти, пробовал высказать свое суждение, у Вершинина лицо делалось скучающим, а очередная жена его спешила пере-вести разговор на другое или звала всех ужинать. И вот прочел Вершинин свою поэмку, ждал гула восторга. Все молчали, Потом начали говорить. И вяло хвалили: «Прелестно! Очень сильно!»
Когда гости после ужина ушли, Вершинин капризно сказал жене:
— Должно быть, я начинаю исписываться. Она ахнула и всплеснула руками.
— Милый! Что ты такое говоришь! Да ведь ясно было, — они все молчали от зависти. Долго никак не могли ее побороть. И наконец все-таки принуждены были сознаться, — неохотно, против воли... Они были ошеломлены!
— Гм!.. Ты думаешь, это просто зависть была? А ведь, пожалуй, и вправду так. Народ завидущий, что говорить.


_______________________________________ № 5 Илья Сельвинский
«Зависть»

Что мне в даровании поэта,
Если ты к поэзии глуха,
Если для тебя культура эта -
Что-то вроде школьного греха;
Что мне в озарении поэта,
Если ты для быта создана -
Ни к чему тебе, что в гулах где-то
Горная дымится седина;
Что в сердцеведеньи поэта,
Что мне этот всемогущий лист,
Если в лузу, как из пистолета,
Бьет без промаха биллиардист?

1958


_________________________________________ № 6 Пауло Коэльо
«Дьявол и сеньорита Прим»

На вторую ночь Шанталь оказалась перед лицом Добра и Зла. Она заснула глубоко и крепко, будто провалилась, и ничего ей не снилось, однако не прошло и часа, как девушка проснулась. Снаружи не доносилось ни звука — даже ветер не брякал металлическими ставнями, даже ночные птицы смолкли. Ничто, абсолютно ничто не указывало, что Шанталь пока еще пребывает в мире живых.
Подойдя к окну, она поглядела на пустынную улицу, на моросящий дождь и туман, сквозь который еле про¬бивался неоновый свет гостиничной вывески, и в этом слабом свете Вискос выглядел еще более уныло. Шан¬таль хорошо знала это безмолвие, царящее в маленьких провинциальных городках и означающее вовсе не мир и спокойствие, а полнейшее отсутствие новостей, которые заслуживали бы упоминания.
Шанталь перевела взгляд на горы; видеть их она не могла из-за низко нависших туч, но знала, что где-то там припрятан слиток золота. Точней сказать — кирпичик желтого цвета, оставленный там чужестранцем, который указал ей точное Местонахождение клада, словно прося, чтобы девушка выкопала золото и взяла его себе.
Она вернулась в постель, стала ворочаться с боку на бок, снова поднялась и пошла в ванную, стала разглядывать себя в зеркале, подумала, что скоро уже потеряет свою привлекательность, снова легла. Пожалела, что не взяла с собой пачку сигарет, позабытую на столе в баре кем-то из посетителей, впрочем, оно и хорошо, что не захватила: тот наверняка вернется за ней, а Шанталь не хотелось бы, чтобы ей перестали доверять. Таковы уж были нравы в Вискосе: у полупустой пачки сигарет имелся владелец; оторвавшуюся от пальто пуговицу принято было хранить до тех пор, пока кто-нибудь не хватится ее и не спросит, не находили ли; сдачу полагалось отсчитывать до последней медной монетки, и округлять счет не разрешалось. Проклятое место — все здесь устроено прочно, надежно и предсказуемо.
Убедившись, что заснуть ей не удастся, она попробо¬вала было молиться и вспоминать бабушку, но перед глазами неотступно стояло одно и то же —ямка в земле, желтый брусок с налипшими на него комьями, обломок ветки, зажатый у нее в руке, как посох паломника, готового пуститься в путь. Шанталь несколько раз засыпала и тотчас просыпалась, а за окнами было все так же мертвенно тихо, и все та же картина беспрестанно про¬кручивалась у нее перед глазами.
Когда же Шанталь заметила, что за окном забрезжил первый свет зари, она оделась и вышла из дому.
Хотя люди в Вискосе привыкли вставать на рассвете, было так рано, что городок еще спал. Шанталь прошла по пустынной улице, несколько раз обернувшись, чтобы удостовериться, что чужестранец не идет следом. Впрочем, из-за тумана в двух шагах ничего не было видно. Шанталь время от времени останавливалась, пытаясь различить звук шагов, но слышала только, как колотится у нее сердце.
Девушка углубилась в лес, дошла до валуна, формой похожего на букву «У», — камень всегда вселял в нее тревогу: казалось, что он вот-вот может опрокинуть¬ся, — взяла ту же ветку, что оставила на земле накануне, принялась копать землю точно в том месте, которое указал ей чужестранец, потом сунула руку в образо¬вавшееся отверстие и достала слиток. Тут она заметила нечто странное — в чаще леса по-прежнему было так тихо, что казалось, будто от чьего-то присутствия звери и птицы затаились и замерла листва на деревьях.
Шанталь взяла брусок в руки, удивившись его тяжести, обтерла и заметила на одной из его граней два клейма и еще какие-то цифры, значения которых понять не могла, как ни старалась.
Сколько же стоит этот слиток? Точная сумма неизвестна, но — как говорил тогда чужестранец — доста¬точно, чтобы до конца жизни не заботиться о заработке. Шанталь держала в руках сбывшееся воплощение своей мечты, которое каким-то чудом оказалось перед ней. Это был шанс избавиться от дней и ночей Вискоса, неотличимо схожих между собой; от гостиницы, где она рабо¬тала с тех самых пор, как стала совершеннолетней; от ежегодных встреч с друзьями и подругами, давно покинувшими Вискос, потому что родители сумели отправить их в большие города — учиться и преуспеть в жизни, — от разлуки со всеми, к кому она уже успела привыкнуть и привязаться; от мужчин, которые сперва сулили ей золотые горы, а на следующий день уезжали, даже не попрощавшись; от всего, с чем она успела и не успела расстаться. Здесь, в лесу, наступила самая важная минута ее бытия.
Жизнь всегда была несправедлива к Шанталь: отца она не знала, мать умерла в родах, взвалив ей на плечи бремя вины; бабушка зарабатывала на жизнь шитьем, экономя каждый грош, чтобы внучка могла выучиться по крайней мере читать и писать. Шанталь была мечтатель¬на — ей казалось, она преодолеет препятствия, выйдет замуж, устроится на службу в большом городе, или, может быть, какой-нибудь охотник за талантами приедет в их медвежий угол, чтобы отдохнуть немного, и увидит ее. Может быть, она станет знаменитой актрисой, напишет книгу, которая стяжает ей громкую славу. Может быть, она услышит умоляющие крики фоторепортеров. Может быть, жизнь красной ковровой дорожкой расстелется у нее под ногами.
Каждый день был днем ожидания. Каждый вечер мог появиться в Вискосе тот, кто оценил бы её по достоинству. Каждая ночь приносила надежду на то, что муж-чина, проведя ночь в ее постели, наутро увезет ее с собой и она никогда больше не увидит три улочки, каменные домишки под черепичными крышами, кладбище и цер¬ковь, гостиницу и магазин, где можно купить натуральные продукты, которые, впрочем, залеживаются там месяцами и в конце концов распродаются как самые обыкновенные, фабричные.
Иногда ей приходило в голову, что кельты, в древности населявшие этот край, спрятали здесь свои сокро¬вища и она отыщет их. Впрочем, из всех мечтаний Шанталь эта была самой неосуществимой, самой несбыточной.
И вот теперь у Шанталь в руках — слиток золота, то самое сокровище, в существование которого она ни-когда, по правде говоря, не верила, то самое полное и окончательное освобождение.
Ее охватил ужас — удача, раз в жизни улыбнувшаяся ей, может исчезнуть нынче же вечером. А что, если чужестранец передумает? Или решит уехать в другой городок и там поискать женщину, которая охотней, чем Шанталь, согласится помочь ему в осуществлении его намерения? Почему бы ей не встать, не пойти домой, а там, сложив свои скудные пожитки в чемодан, просто-напросто не покинуть Вискос?
Она представила себе, как спустится по крутому обрывистому склону и на шоссе внизу остановит попут¬ную машину, а чужестранец тем временем, отправившись на свою утреннюю прогулку, обнаружит, что его золото похищено. Шанталь поедет в ближайший город, а он вернется в гостиницу и вызовет полицию.
Шанталь поблагодарит водителя и, прямиком направившись на автовокзал, купит билет куда-нибудь подаль¬ше, и в этот момент к ней подойдут двое полицейских и вежливо попросят открыть чемодан. Когда же они увидят, что там внутри, вежливость их исчезнет бесследно — вот она, женщина, которую разыскивают по сде-ланному три часа назад заявлению о краже.
А в полиции Шанталь окажется перед выбором — рассказать всю правду, в которую никто не поверит, или же сплести историю о том, как увидела в лесу вскопанную землю, стала рыть глубже и обнаружила золото. Однажды некий кладоискатель — он тоже охотился за сокровищами кельтов — провел ночь в ее постели. По его словам выходило, что законы страны ясно гласят: нашедший имеет право на все, что будет им найдено, но обязан, в соответствии с параграфом таким-то, сообщить о своей находке, если она представляет историческую ценность. А этот слиток ни малейшей исторической ценности не представляет: это что-то современное — просто кусок золота с какими-то клеймами, метками и цифрами.
Чужестранца допросят. Он никак не сможет доказать, что Шанталь заходила в его номер и похитила принад¬лежащую ему собственность. Его показания — против ее показаний, но не исключено, что поверят все-таки ему, особенно если у него найдутся влиятельные друзья и полезные связи. Тогда Шанталь попросит провести экспертизу, и выяснится, что она говорит правду — на металле обнаружат частички грунта.
А тем временем слухи об этой истории докатятся до Вискоса, и жители его — от зависти или по злобе — сумеют настроить полицию против девушки, рассказав, что о ней ходит слава, будто она не раз блудила с приезжими постояльцами, а потому могла украсть слиток, покуда чужестранец спал.
И кончится все это самым жалким и плачевным образом: золото конфискуют до суда, который разберет дело, Шанталь поймает другую попутку и вернется в Вискос — униженная, уничтоженная, обреченная на толки и сплетни, которые не позабудутся еще несколько десятков лет. Потом окажется, что процесс ни к чему не приведет, что адвокаты стоят денег, каких она и в руках не держала, и в конце концов она, не дожидаясь суда, откажется от золота.
И что в итоге? Ни золота, ни доброго имени.
Но есть ведь и другой вариант: чужестранец сказал ей правду. Если Шанталь похитит слиток и скроется с ним, разве не спасет она свой город от куда большей беды?
Однако еще до того, как выйти из дому и направиться в лес, Шанталь знала, что никогда не решится на подобный шаг. Но почему же именно в тот момент, который мог бы полностью изменить всю ее жизнь, обуял ее такой страх? Разве не случалось Шанталь спать с теми, кто ей нравился? Разве не кокетничала она с посетителями бара, надеясь на хорошие чаевые? Разве не лгала время от времени? Разве не завидовала прежним друзьям, которые теперь появлялись в Вискосе лишь под Новый год, чтобы проведать родных?


_____________________________________________ № 7 Андрей Белый
«Игры кентавров»

Кентавр бородатый,
мохнатый
и голый
на страже
у леса стоит.
С дубиной тяжелой
от зависти вражьей
жену и детей сторожит.

В пещере кентавриха кормит ребенка
пьянящем
своим молоком.
Шутливо трубят молодые кентавры над звонко
шумящим
ручьем.

Вскочивши один на другого,
копытами стиснувши спину,
кусают друг друга, заржав.
Согретые жаром тепла золотого,
другие глядят на картину,
а третьи валяются, ноги задрав.

Тревожно зафыркал старик, дубиной корнистой
взмахнув.
В лес пасмурно-мглистый
умчался, хвостом поседевшим вильнув.
И вмиг присмирели кентавры, оставив затеи,
и скопом,
испуганно вытянув шеи,
к пещере помчались галопом.

1903



____________________________________________ № 8 Бертольд Брехт
«Сонет о жизни скверной»

 
Семь лет в соседстве с подлостью и злобой
Я за столом сижу, плечом к плечу,
И, став предметом зависти особой,
Твержу: «Не пью, оставьте, не хочу!»
 
Хлебаю свой позор из вашей чаши,
Из вашей миски – радости свои.
На остальные ж притязанья ваши
Я говорю: «Потом, друзья мои!»
 
Такая речь не возвышает душу.
Себе в ладонь я дунул, и наружу
Пробился дух гниенья. Что за черт!
 
Тогда я понял – вот конец дороги.
С тех пор я наблюдаю без тревоги,
Как век мой краткий медленно течет.
 
Перевод Ю. Левитанского
 
1925



______________________________________________ № 9 Джон Фаулз
«Женщина французского лейтенанта»

У Мэри  были  свои  недостатки  -  например,  она  немножко  завидовала Эрнестине. И не только потому, что с приездом юной леди из Лондона она сразу лишалась положения любимицы, но еще и  потому,  что  юная  леди  из  Лондона привозила полные сундуки наимоднейших лондонских и парижских  туалетов,  что отнюдь не внушало восторга служанке, имеющей всего-навсего  три  платья,  из которых ни одно ей по-настоящему не нравилось, хотя лучшее из них  могло  не нравиться ей только потому, что досталось от юной столичной  принцессы.  Она также считала, что  Чарльз  очень  красив  и  притом  слишком  хорош,  чтобы достаться в мужья худосочной особе вроде Эрнестины. Вот почему  Чарльзу  так часто  удавалось  полюбоваться  этими  серо-голубыми  глазками,  когда  Мэри открывала ему дверь или встречала его на улице. Увы,  надо  признаться,  что эта девица нарочно старалась уходить и приходить одновременно с Чарльзом,  и
всякий раз, как он здоровался с нею на улице, она  мысленно  показывала  нос Эрнестине; от нее не укрылось, зачем племянница миссис Трэнтер  сразу  после его ухода поспешно мчится наверх. Как все субретки, она осмеливалась  думать о том, о чем не смела думать госпожа, и отлично это знала.

1069


_______________________________________ № 10 Семен Надсон
«Признание умирающего отверженца»

Я не был ребенком. Я с детства узнал
   Тяжелое бремя лишений,
Я с детства в душе бережливо скрывал
   Огонь затаённых сомнений.
Я с детства не верил в холодных людей,
   В отраду минутного счастья,
И шел я угрюмо дорогой своей
   Один, без любви и участья.

А сердце так рвалось в груди молодой,
   Так жаждало света и воли!
Но что же, на призыв отчаянный мой
   Никто не согрел моей доли.
Меня оттолкнули... и злобной тоской
   Как камнем мне душу сдавило,
И зависти тайной огонь роковой
   Несчастье в груди пробудило.

И стал я с глубокой отрадой взирать
   На царство нужды и разврата
И в бездну бесстрастной рукою толкать
   Другого страдальца собрата.
Я бросил работу, я стал воровать,
   Под суд я однажды попался,
В тюрьме просидел... да как вышел опять
   За прежнее дело принялся.

Я помню, в суде говорил адвокат,
   Что нужно работать, трудиться.
Работать!.. Зачем? Для кого хлопотать,
   С кем прибылью буду делиться?
Вернусь я с работы в подвал свой сырой -
   Кто там меня встретит с участьем?
Работать!.. Работай, кто молод душой,
   Кто не был надломлен ненастьем!

И думали люди, что в сердце моем
   Заглохли все чувства святые.
Кому ж я обязан позорным клеймом -
   Скажите вы, люди слепые.
Когда я любви и привета просил,
   Кто подал отверженцу руку?
Кто словом и ласкою света залил
   Сиротства тяжелую муку?

Нет, я не смутил ваш холодный покой,
   В вас сердце не билось любовно,
И мимо прошли вы бесстрастной стопой,
   Меня оттолкнув хладнокровно.
О судьи, не сами ли с первых же дней
   Вы холодом жизнь отравили?
За что ж философией сытой своей
   Отверженца вы осудили?

За то ль, что, не сладив с тяжелой нуждой
   И с внутренним ядом страданья,
Пред вами не пал я с покорной мольбой,
   Просить я не стал подаянья?
Нет, лучше бесчестье, чем посох с сумой,
   Нет, лучше разгульная воля
И грязи разврата позор роковой,
   Чем нищенства жалкая доля!

И в этой-то бездне я даром убил
   Мои непочатые силы!
Но кончен мой путь. Наконец я дожил
   До двери безмолвной могилы.
Я рад ей: под саваном мрачным земли
   Сомкнутся усталые веки,
Улягутся в сердце страданья мои
   И мирно усну я навеки.

1878


__________________________________№ 11 Уильям Мейкпис Теккерей
«Ярмарка тщеславия»

Те радости и жизненные блага, которыми наслаждались молодые девицы,  ее окружавшие, вызывали у  Ребекки  мучительную  зависть.  "Как  важничает  эта девчонка - только потому, что она внучка какого-то графа! - говорила она  об одной из товарок. - Как они все пресмыкаются и подличают перед этой креолкой из-за сотни тысяч фунтов стерлингов! Я в тысячу раз умнее  и  красивее  этой особы, несмотря на все ее богатство!  Я  так  же  благовоспитанна,  как  эта графская внучка, невзирая на пышность ее  родословной,  а  между  тем  никто
здесь меня не замечает. А ведь  когда  я  жила  у  отца,  разве  мужчины  не отказывались от самых веселых балов  и  пирушек,  чтобы  провести  вечер  со мной?" Она решила во что бы то ни стало вырваться на свободу из этой  тюрьмы и начала действовать на свой страх и риск, впервые строя планы на будущее.
     Вот почему она воспользовалась теми возможностями приобрести  кое-какие
знания, которые предоставлял ей пансион. Будучи уже изрядной  музыкантшей  и владея в совершенстве  языками,  она  быстро  прошла  небольшой  курс  наук, который  считался  необходимым  для  девиц  того  времени.  В   музыке   она упражнялась  непрестанно,  и  однажды,  когда  девицы  гуляли,   а   Ребекка оставалась дома, она сыграла одну пьесу так хорошо, что Минерва, услышав  ее игру, мудро решила сэкономить расходы  на  учителя  для  младших  классов  и заявила мисс Шарп, что отныне она будет обучать младших девочек и музыке.
     Ребекка отказалась -  впервые  и  к  полному  изумлению  величественной начальницы школы.
     - Я обязана разговаривать с детьми по-французски, - объявила она резким тоном, - а не учить их музыке и сберегать для вас деньги. Платите мне,  и  я буду их учить.
     Минерва вынуждена была уступить и,  конечно,  с  этого  дня  невзлюбила Ребекку.
     - За тридцать пять лет, - жаловалась она, и вполне справедливо, - я  не видела человека, который посмел бы у меня в доме оспаривать мой авторитет. Я
пригрела змею на своей груди!
     - Змею! Чепуха! - ответила мисс Шарп старой даме,  едва  не  упавшей  в обморок от изумления. - Вы взяли меня потому, что я была  вам  нужна.  Между нами не может быть и речи о благодарности! Я ненавижу этот  пансион  и  хочу его покинуть! Я не стану делать здесь ничего такого, что  не  входит  в  мои обязанности.


__________________________________________ № 12 Вадим Шершеневич
«Процент за боль»

От русских песен унаследовавши грусть и
Печаль, которой родина больна,
Поэты звонкую монету страсти
Истратить в жизни не вольны.
 
И с богадельной скупостью старушек
Мы впроголодь содержим нашу жизнь,
Высчитывая, как последний грошик,
Потраченную радость иль болезнь.
 
Мы с завистью любуемся все мотом,
Дни проживающим спеша,
И стискиваем нищенским бюджетом
Мы трату ежедневную души.
 
И всё, от слез до букв любовных писем,
С приходом сверивши своим,
Все остальное деловито вносим
Мы на текущий счет поэм.
 
И так, от юности до смерти вплоть
     плешивой,
На унции мы мерим нашу быль,
А нам стихи оплачивают славою грошовой,
Как банк, процент за вложенную боль.
 
Все для того, чтобы наследник наш
     случайный,
Читатель, вскликнул, взявши в руки
     песнь:
— Каким богатством обладал покойный —
И голодом каким свою замучил жизнь!
 
          1923




______________________________________ № 13 Агата Кристи
«Загадка Ситтафорда»

Эмили ворвалась к мисс Персехаус словно ракета.
– Я пришла вам обо всем рассказать, – сказала она и тут же выплеснула всю историю.
Мисс Персехаус только изредка прерывала ее возгласами: «Господи помилуй!», «Да что вы говорите!», «Ну и ну!».
Когда Эмили закончила свое повествование, мисс Персехаус приподнялась на локте и торжествующе подняла палец.
– А что я вам говорила?! – сказала она. – Я вам говорила, что Барнэби – очень завистливый человек. Настоящие друзья! Но более двадцати лет Тревильян делал все немного лучше, чем Барнэби. Ходил на лыжах – лучше, лазил по горам – лучше, стрелял – лучше, решал кроссворды – лучше. Барнэби не был настолько великодушен, чтобы без конца терпеть все это. Тревильян был богат, а он – беден. И любить человека, который делает все лучше, чем вы, очень трудно. Барнэби – ограниченный, малодушный человек. А превосходство друга действовало ему на нервы.


_______________________________________ № 14 Вильгельм Кюхельбекер

«К Пушкину»

Счастлив, о Пушкин, кому высокую душу Природа,
Щедрая Матерь, дала, верного друга - мечту,
Пламенный ум и не сердце холодной толпы! Он всесилен
В мире своем; он творец! Что ему низких рабов,
Мелких, ничтожных судей, один на другого похожих,-
Что ему их приговор? Счастлив, о милый певец,
Даже бессильною завистью Злобы - высокий любимец,
Избранник мощных Судеб! огненной мыслию он
В светлое небо летит, всевидящим взором читает
И на челе и в очах тихую тайну души!
Сам Кронид для него разгадал загадку Созданья,-
Жизнь вселенной ему Феб-Аполлон рассказал.
Пушкин! питомцу богов хариты рекли: "Наслаждайся!"-
Светлою, чистой струей дни его в мире текут.
Так, от дыханья толпы все небесное вянет, но Гений
Девствен могущей душой, в чистом мечтаньи - дитя!
Сердцем высше земли, быть в радостях ей не причастным
Он себе самому клятву священную дал!



_________________________________________ № 15  Ольга Форш
«Михайловский замок»

Вдруг Павел налился кровью, побагровел, сильней забилось сердце. Вспомнил, как недавно наткнулся на Александра, который записан был как ушедший на просеку. Александр с книжкой в руках сидел в беседке и в вытянутой руке держал большие карманные часы. На просеку он с прочими, видимо, не пошел, а сидел тут один и следил по часам, когда ему явиться к отцу.
Оттого что тогда сдержался и сына не обличил – тем тяжелее запомнил ему эту обиду.
Мысль о сыне повела в те места, которые с такой любовью украшала царица-матушка для любимца своего и – тайно мнила – наследника.
Павел двинулся к Александровской даче и с горечью думал:
«Неужто матушка, столь разумная и в многих государственных случаях справедливая, не понимала, что, минуя отца для преимущества сына, она сеет в сердце моем страшные семена?»
Вот она – Александрова дача – воплощение сказки императрицыной о «розе без шипов и царевиче Хлоре», написанной для любимого внука.
Встали в памяти слова пиита:
 
И отрок с самого начала,
Когда рассудку мысль его внимала,
Научится быть осторожным здесь…
 
Дом на крутом берегу, а в долине театр с золотым верхом. Недлинная аллея, обсаженная цветами, ведущая к дому, неожиданно обрывается, и восхищенному взору предстают раздолья полей и синева дальних лесов.
Павел не мог удержаться от зависти к сыну, когда попадал в царство его счастливого детства. Сколько внимания и нежности шло к внуку от той, которая обидно пренебрегала им, родным сыном. Таков ли был бы он сейчас, выпади ему в детстве жребий Александров?



____________________________________________ № 16 Ярослав Смеляков
«Постоянство»

Средь новых звезд на небосводе
и праздноблещущих утех
я, без сомненья, старомоден
и постоянен, как на грех.
 
Да мне и не к чему меняться,
не обязательно с утра
по телефону ухмыляться
над тем, что сделано вчера.
 
Кому — на смех, кому — на зависть,
я утверждать не побоюсь,
что в самом главном повторяюсь
и — бог поможет — повторюсь.
 
И даже муза дальних странствий,
дав мне простора своего,
не расшатала постоянство,
а лишь упрочила его.
 
          1945


______________________________________ № 17 Альфред Де Мюссе
«История белого дрозда»

 -- Праведный боже! -- вскричал я. -- Вот кто я такой! О провидение! Я белый, и я сын дрозда, -- я белый дрозд!
   Это открытие, признаться, резко изменило ход моих мыслей. Я не стал продолжать моих жалоб, а напыжился и начал спесиво расхаживать по водосточному желобу, с победоносным видом глядя в пространство.
   -- Быть белым дроздом -- это чего-нибудь да стоит, -- размышлял я вслух. -- Белые дрозды на улице не валяются. Глупо было огорчаться, что я не встречаю себе подобного -- это участь гения, это моя участь! Я хотел оставить свет, теперь я хочу его удивить! Я та единственная в своем роде птица, существование которой отрицается чернью, и потому должен и намерен вести себя, как такая птица, -- ни более, ни менее, как феникс, -- и презирать всех остальных пернатых. Надо мне купить мемуары Альфьери и поэмы лорда Байрона; эта питательная пища внушит мне благородную гордость сверх той, что дана мне от бога. Да, я хочу увеличить, если это только возможно, обаяние моего благородного происхождения. Природа сделала меня редким, я же сделаюсь таинственным. Видеть меня будет милостью, будет честью. А в самом деле, -- прибавил я потише, -- не показываться ли мне просто-напросто за деньги?
   Фи, какая недостойная мысль! Я хочу сочинить, подобно Какатогану, поэму, и не в одной песне, а, как все великие люди, в двадцати четырех... Нет, этого мало, их будет сорок восемь, да еще с примечаниями и с приложением! Надо, чтобы мир узнал о моем существовании. Я не премину оплакать в моих стихах мое одиночество, но так, что самые счастливые создания будут завидовать мне. Раз провидение отказало мне в самке, я буду отчаянно злословить о чужих самках. Я докажу, что все зелено, кроме того винограда, который я сам ем. Соловьи теперь -- только держись! Я докажу как дважды два четыре, что от их унылых песен тошнит и что их товар никуда не годится. Надо сходить к Шарпантье. Я хочу с самого начала создать себе влиятельное положение в литературе. Я намерен окружить себя целой свитой не только журналистов, но и настоящих писателей и даже писательниц. Я напишу роль для госпожи Рашель, а если она откажется ее играть, я буду всюду трубить, что по своему таланту она куда ниже любой старой провинциальной актрисы. Я отправлюсь в Венецию и сниму на берегу Большого канала, в самой середине этого сказочного города, прекрасный дворец Мочениго, который стоит в сутки четыре ливра десять су. Там я вдохновлюсь всеми воспоминаниями, которые, должно быть, оставил по себе автор "Лары". Из глубины моего одиночества я наводню мир потоком перекрестных рифм, в подражание строфе Спенсера, и изолью в них мою великую душу; я заставлю вздыхать всех синиц, заставлю ворковать всех горлиц, исходить слезами всех глупых бекасов и выть всех старых сов. Но сам я буду неумолим и недоступен любви. Напрасно будут меня убеждать, будут упрашивать сжалиться над теми несчастными, которых обольстят мои возвышенные песни. На все эти уговоры я отвечу: "К черту!"
   О верх славы! Мои рукописи будут продаваться на вес золота, мои книги перейдут моря, известность и богатство последуют за мной повсюду. В своем одиночестве я буду казаться равнодушным к восторженному шепоту толпы, меня окружающей. Словом, я буду совершенным белым дроздом, настоящим чудаком-писателем, всеми обласканным, осыпаемым почестями, вызывающим восхищение и зависть, но донельзя брюзгливым и несносным.


________________________________________ № 18 Алексей Константинович Толстой
«Великодушие смягчает сердца»


Вонзил кинжал убийца нечестивый
В грудь Деларю.
Тот, шляпу сняв, сказал ему учтиво:
«Благодарю».
Тут в левый бок ему кинжал ужасный
Злодей вогнал,
А Деларю сказал: «Какой прекрасный
У вас кинжал!»
Тогда злодей, к нему зашедши справа,
Его пронзил,
А Деларю с улыбкою лукавой
Лишь погрозил.
Истыкал тут злодей ему, пронзая,
Все телеса,
А Деларю: «Прошу на чашку чая
К нам в три часа».
Злодей пал ниц и, слёз проливши много,
Дрожал как лист,
А Деларю: «Ах, встаньте, ради Бога!
Здесь пол нечист».
Но всё у ног его в сердечной муке
Злодей рыдал,
А Деларю сказал, расставя руки:
«Не ожидал!
Возможно ль? Как?! Рыдать с такою силой?—
По пустякам?!
Я вам аренду выхлопочу, милый,—
Аренду вам!
Через плечо дадут вам Станислава
Другим в пример.
Я дать совет царю имею право:
Я камергер!
Хотите дочь мою просватать, Дуню?
А я за то
Кредитными билетами отслюню
Вам тысяч сто.
А вот пока вам мой портрет на память,—
Приязни в знак.
Я не успел его ещё обрамить,—
Примите так!»
Тут едок стал и даже горче перца
Злодея вид.
Добра за зло испорченное сердце
Ах! не простит.
Высокий дух посредственность тревожит,
Тьме страшен свет.
Портрет еще простить убийца может,
Аренду ж — нет.
Зажглась в злодее зависти отрава
Так горячо,
Что, лишь надел мерзавец Станислава
Через плечо,—
Он окунул со злобою безбожной
Кинжал свой в яд
И, к Деларю подкравшись осторожно,—
Хвать друга в зад!
Тот на пол лёг, не в силах в страшных болях
На кресло сесть.
Меж тем злодей, отняв на антресолях
У Дуни честь,—
Бежал в Тамбов, где был, как губернатор,
Весьма любим.
Потом в Москве, как ревностный сенатор,
Был всеми чтим.
Потом он членом сделался совета
В короткий срок…
Какой пример для нас являет это,
Какой урок!




_______________________________________ № 19 Роберт Уоррен Пенн
«Вся королевская рать»

Когда он улыбнулся и сказал: «Меня не интересует выгода», я впервые в жизни не почувствовал в его улыбке робкого тепла, как в зимнем солнце, – то, что я почувствовал, было больше похоже на самую зиму, на сосульку, воткнувшуюся в сердце. И я подумал: «Ага, вон как мы улыбаемся – ладно, улыбайся…»
И тогда, хотя эта мысль уже исчезла – если вообще можно сказать, что она исчезла, ибо мысль выплывает на поверхность сознания и в нем же тонет, – тогда я сказал: «Ты ведь не знаешь, какие выгоды. Например, Хозяин хочет, чтобы ты сам назначил себе жалованье».
– Хозяин, – повторил он, причем его верхняя губа изогнулась больше обычного и открыла зубы, а звук «з» вышел свистящим, – напрасно рассчитывает меня купить. У меня есть, – он обвел глазами захламленную, грязную комнату, – все, что мне нужно.
– Хозяин не такой дурак. Ты правда думаешь, что он хочет тебя купить?
– Он все равно не смог бы, – сказал Адам.
– А чего он, по-твоему, хочет?
– Запугать меня. Это будет следующий ход.
– Нет, – помотал я головой, – не то. Он не может тебя запугать.
– На этом он стоит. На подкупе и угрозах.
– Подумай еще, – сказал я.
Он встал, нервно прошелся по вытертому зеленому ковру и обернулся ко мне.
– Лестью он тоже ничего не добьется, – сказал он со злобой.
– Не только он, – мягко сказал я, – тебя вообще нельзя взять лестью. И знаешь почему?
– Почему?
– Видишь ли, был такой писатель Данте, он говорил, что человек, знающий себе цену, истинно гордый человек, не мог бы впасть в грех зависти, ибо не нашел бы людей, которым стоит завидовать. С таким же успехом Данте мог сказать, что гордый человек, знающий себе цену, недоступен лести, потому что никто не откроет ему таких его достоинств, о которых он сам не знал бы. Нет, на лесть ты не клюнешь.
– Во всяком случае, на его лесть, – угрюмо сказал Адам.
– Ни на чью. И он это знает.
– На чем же он хочет сыграть? Уж не думает ли он, что я…
– Ну, догадайся.
Он стоял на вытертом зеленом ковре, смотрел на меня исподлобья, и на его чистых голубых глазах как будто лежала прозрачная тень – но не сомнения и не беспокойства. Это была тень вопроса, озадаченности.
Но и она кое-что значила. Не много, но кое-что. Это – не справа в челюсть, с ног не сбивает. От этого не перехватывает дыхания. Это – тычок в нос, скользящий удар грубой перчатки. Ничего смертельного – минутное замешательство. Но уже успех. Развивай его.
И я повторил:
– Ну, догадайся.
Он молча смотрел на меня, и тень в его глазах стала гуще, как от облачка на синей воде.
– Так и быть, объясню, – сказал я. – Он знает, что ты тут лучший врач и не наживаешься на этом. Значит, деньги тебя не интересуют – иначе ты брал бы, сколько другие берут, или хотя бы не разбазаривал того, что получаешь. Тебе не нужны развлечения – ты мог бы иметь их, потому что ты знаменит, сравнительно молод и не калека. Тебе не нужна роскошь – иначе ты не работал бы как вол и не жил в этой трущобе. Но он знает, что тебе нужно.
– От него мне ничего не нужно, – отрезал Адам.
– Ты уверен, Адам? – спросил я. – Ты уверен?
– Иди ты… – побагровев, начал он.
– Он знает, что тебе нужно, – перебил я. – Могу объяснить в двух словах.
– Что?
– Делать добро, – сказал я.


________________________________________ № 20 Михаил Лермонтов
«Небо и звезды» 

Чисто вечернее небо,
Ясны далекие звезды,
Ясны как счастье ребенка;
О! для чего мне нельзя и подумать:
Звезды, вы ясны, как счастье мое!
Чем ты несчастлив,
Скажут мне люди? —
Тем я несчастлив,
Добрые люди, что звезды и небо —
— Звезды и небо! — а я человек!..
Люди друг к другу
Зависть питают;
Я же, напротив,
Только завидую звездам прекрасным,
Только их место занять бы желал.




================================================= 2019 01 30