вишну

Я не знаю, как я так долго прозябал в этом холодном,
мерзотном, покрытым конденсатом пота порту.
Меня мучают виды осипших деревянных плит,
Со стен прямо на тело переползает липкий гриб,
Но погоди, дай досказать тебе один притязательный план, друг.
Я выйду рано поутру,
Чтобы проклятые прохожие не занимали моих рук,
Ведь они бы так и сбивали им эти шляпы в грязный асфальт,
Но моя тропа будет в сумерках к берегу.
И прекрасный вид моря я сберегу.

Когда я выходил, я был готов смыть с морского дна ил.
Мы ведь все из провинций, липкий и зыбкий осадок доходит до уровня лиц,
Вы знаете, я бы отправился на самое дно, чтобы просто отмыться от этого.
Я вышел рано поутру. Я носился в потемках в поисках собственных глаз тесёмок,
Я терял нить, и думал, как утону.
Но о чем я? Не хочу речь про мою особу постоянно одну.
Меня местный подтолкнул,
Вёсла я разломал еще на берегу, будут опорой
Моему бескостному языку, да рёбрами телу, обмякшему в ужасную грозу.
Мне наплевать на черную тьму,
Мой родной брат – Арториас, мы вышли в открытое море,
Мы обнаружим рассвет, откуда-бы он к нам не прильнул.
Мы прорываемся от линии берега, мы должны избежать встречи с попутными бригами,
Я не знаю, кто со мною в соседях, но мы звучит, будто это не просто игры слов.
Звезды отражаются в зрачках – они белесые, как лицо русской девушки,
Я не соображаю, что да как, но я знаю, ветер не просто с насмешкой сбил шапку с башки,
Это выглядит утопично, я счастлив, верю, утро будет огненно-красное,
Но волны становятся неприлично-горообразные, лодочка тонет,
И я не сказал бы, что с этим я не согласен.

Я бы выпрыгнул, будь тут менее опаснее.
Пусть воздуха на дне мне не хватит, я лезу в тыл неприятелю,
Жаль, что мы не подружимся со штормом, он был бы отличным транспортом,
Мы со стихией как братья, и будто это не дрянь, а стихи обаятельные.
Старательно загребаю воду в легкие,
Я борюсь словно я уже мертвый,
Мне просто нужно на самое дно, Мерфи,
Так и проведи меня глубже, чем сон сомнамбулы, глубже чем  может быть тело утопленника.
Черт, я был бы рад обернуться, и увидеть лучи утренние,
Чтобы было светло и тепло на поверхности,
А мы с Вишну глубже не потому, что это подтекст задумчивости,
Потому что нас уносит вес соленой жидкости,
Там проход только трупам, очень тяжело дышится,
Выбор скромный, но выбор лезвием в сердце режется,
Толщией километров над телом зиждется,
И я даже не представляю, каким образом, если узнал, его не сделать.

Я головой коснулся дрожащего ила,
Казалось, что теперь мое ложе здесь навсегда,
Потом глаза как-то сами открылись.
Были планы на это. Мне, на самом деле пора.

Где-то тут твои фолианты, Вишну.
В них вся правда, вся честь и вся мораль.
Я пришел их читать, Вишну,
Я пришел их забрать.
Я знаю, ты там дремлешь за великой морской скалой.
Вечный бог, белый кит.
Ты был убит, и будучи мертвым, дал другим жить.
Но постой, я всего лишь хотел повторить.
Я знаю, ты появишься Вишну,
Ты выйдешь из ниоткуда, из никогда,
И я на волоске собственном дома за очередным текстом повисну,
Ты сродни чуду, ты себя не отдашь.

И никто из нас не выберется,
В иле кладбище, на берегу щепки вёсел – кресты,
Ты что-то нос повесил, пигалица,
Веришь, в этом глупом деле следующий ты.
Это сродни водки, сродни воровству,
Это вранье, и убийство, это идиоты называют словом абсурд,
Я бы продал это, я бы уснул на посту,
Но я честно люблю, честно люблю это,
Здесь без выходов,
Здесь именно мы несемся, когда отсутствует свет,
Здесь не страшно, когда гром гремит сопит тихое лихо,
Здесь не страшно счастливо жить, после шага за парапет.

Бьют колокола, с берега еще одна лодка ушла.
Берег будут охранять, но случай пропустит нас.

Я знаю, я увижу Вишну,
Я грежу Вишну,
Белый кит.