Черный дым, обезумелый колосс, нерв за нервом

Безумие? Я подарю тебе безумие. Я могу натирать твой жезл жизни замшевой шкуркой распущенности, каждую ночь. Тянуть руку, в тот миг, когда ты на хребте блаженства, в неистовом припадке чудовищного, эротического экстаза протягиваешь мне смятую купюру, а я смотрю на тебя снизу вверх, взглядом нимфетки – мимолетным, порочным, равнодушным и сумеречным. Таинственным. А ты будешь стонать и умирать. Ты бы убивал меня, а я вздрагивала с клоунской ужимкой, будто меня щекочут. Ты бы стрелял в меня в упор, тоской и осознанием развращенности, упрекая и коря себя в аморальности действий, но не в силах противиться – ибо нет на земле второго такого блаженства как нежить нимфетку; а у меня изо рта раздувался большой розовый пузырь жвачки и с треском лопался. Ты бы придумывал приманки – новый рассказ, путешествие на плавучий сигнальный маяк, с круглой башней бастиона, пещеру с сокрытыми сокровищами, каждый день новое, словно неподвижная в небе звезда, цель, оправдывающая интерес; писал бы страницы историй пронумерованные от одного до пяти, пытаясь угодить моему вкусу, привлечь, словно ребенка, которому обещают поход в парк дворцовый, с удивительными золоченными фонтанами, скамейками в виде фонтанов стреляющих в прохожих брызгами и сладости. А я бы оказывала тебе сладостные услуги, способные привести в изумление отъявленного распутника… И каждый раз, достигая цели, притворялась бы, что сейчас, меня вырвет от отвращения. Я бы целовала тебя, предаваясь любви по-звериному, без стыда и укора, будто похотливая машина плоти, играя языком, а ты бы гадал, откуда мне известны такие приемы. И умирал, умирал снова и снова понимая, что тебя я не вижу, отдельно секс, отдельно твоя душа.

Но я не нимфетка… Я Гумберт Гумберт. Я писатель, с израненной душой, падающий в молитве на колени, просящий об одном. О любви. Нет сил стерпеть. В висках болит. Меня никто и никогда любил. Все любят Лолит, никто не любит Гумберта Гумберта. Пойми меня верно – я не влекусь девочками или мальчиками. Если уже на то пошло, говоря откровенно, я веду затворнический, монашеский образ жизни. Но я мечтаю о фиалковом веянии, цветочном эхе. Лолита для меня – благодетель. Та, что отвергла его, во имя одного безрукого, а другого глухого. Она принадлежит к другому классу, к другому порядку чувств, она вне конкурса. Если ты готов ждать моих и только моих рассказов, я напишу тебе тысячу и одну ночь. Мой гений огромен как Бог, но я могу сжаться, подобно свету, проникающему в сосуд, разорвать его на мелкие куски, и лечь пылинкой под подошву твоей обуви. Могу быть самой обычной маленькой дурочкой. Если ты пообещаешь ждать моих и только моих слов. Желать мое невостребованное тепло. Мне нравится твой черный дым, обезумелый колосс, нерв за нервом, красивый голос.

Пока смерть не вставит кляп
ты будешь рыдать
от нежности моего голоса