Жить

Однажды я умерла. Так уж вышло, и поделать было ничего нельзя. Меня, вымытую и причёсанную, одетую в белое вопреки моей любимой песне, уложили в обыкновенный сосновый гроб из неструганных досок, даже, скорее, из горбыля, наскоро сколоченный. Но всё это было не важно. Главное - это покой. Тишина и покой. Это то, что мне всю жизнь не хватало, и то, что я обрела упокоившись. (Покой, что обретаем упокоившись).

Я лежала, мне было темно, сухо и лениво. Вокруг меня, испуская в прохладный воздух сажу, горели маленькие церковные свечи, дарили свою красоту так любимые мною когда-то ароматные белые лилии. Две истёртые временем, людскими мягкими, а так же и костлявыми телами, тубаретки, держали гроб в центе самой большой комнаты дома, из которого в своё время один за другим вынесли сначала моих прабабушку, бабушку и дедушку.
Было тихо и немного наплевать на происходящее. Люди не беспокоили. Они входили, что-то шептали, и уносили свои горестные вздохи прочь. Размеренно тикали со стены старые часы с маятником, отмеряя мои последние минуты на поверхности этой замёрзшей, покрытой грехом и снегом земли. Время перестало существовать.

Мысли в моей голове остановились и постепенно улетучились вместе с дымом беспокойно чадивших свеч. Осталась одна, случайно оброненная в мой пустой мозг с чьим-то более громким, чем в таких случаях полагалось, шёпотом. Таксидермист.  Слово царапало мозг, выколупывая ассоциации. Перед глазами замелькали картинки, сначала чёрно-серые, затем чёрно-белые. Обретая форму, они заворачивались в цвет.

Запах лилий стал невыносим, казалось, будто он потревожил пляшущее взбесившееся пламя окружающих меня свечей. И в моём ухе родился скользкий, ледяной от ужаса звук: "Ты будешь моим самым красивым экспонатом! Уже скоро! Потерпи, детка!"
...
"Люди! Вытащите меня отсюда!"
...
Мгновенно кто-то выкачал воздух вместе со всей радостью мира из комнаты, из гроба, из моих лёгких. Стало тесно и неудобно. Ужас сделал мои молекулы вязкими.
...
"Выпустите меня! Я не хочу всю вечность наблюдать стеклянными глазами за вашей жизнью! Выпустите!"
...
Прощающиеся так же входили и выходили, свечи обречённо горели, капая воском мне на платье и на прекрасные мёртвые лилии. Маньяк-таксидермист сидел в углу комнаты и улыбался своим мыслям. Он знал, что у свежей могилы земля ещё мягкая, легко раскрывается. И радовался, что его коллекция украденных из могил девушек скоро пополнится ещё одной. Мной.
...
"Люди! Услышьте! Я жить хочу!!!"
...
И тут я проснулась. Часы, которые остановились, когда моя депрессия достигла размеров океана, снова пошли. В открытую форточку холодный зимний ветер заносил печной дым из частного сектора. Убывающая луна грустно улыбалась.

Жить. Я хочу жить.