Альбом
Валялась книга – вся в грязи,
И дождик капал понарошку
Вздувая пузыри вблизи.
Поднял ту книжку в толстой коже,
А там – семейный был альбом,
Со свадьбами и пьяной рожей,
С подбитым глазом и со льдом.
Мальчишка там стоял серьёзный
Без шаловливости в глазах,
А в глубине, в тенях промозглых
Страдала бабушка в слезах.
Армейских было снимков десять,
Всё аккуратно и с умом...
Такие снимки можно весить
На главном месте золотом.
Как так случилось, чтобы это
С презреньем выкинули в грязь,
В дождливое, сырое лето
Ничуть при этом не смутясь?
Придя домой – альбом очистил,
Протёр промокшие края…
И впал в раздумья… Трудно мыслил,
Ответ нигде не находя.
Позвал соседку и соседа…
Искали путь, как всё вернуть…
Но мой сосед — сам непоседа
Не понимал проблемы суть.
Одна надежда на соседку –
Вытаскивала всё на стол,
Ища обычные заметки
На оборотах в пару строк.
И не нашли мы адресата,
Всё было фирменно и враз…
По-видимому, без возврата
Был сделан «царственный» заказ.
И начали искать зацепки
На фотографиях самих…
Нашли «дивизию» в прищепках,
Висящую заглавьем вниз.
Солдат со щёткой мыл плакаты,
Как видно — праздник впереди,
А в уголке, совсем помятом
Названье города нашли.
В дорогу собирался долго,
В сомненьях бурных весь увяз…
Но боль чужая без умолку
Ко мне являлась много раз.
И наконец – я там, где надо…
Разведку тихую провёл
И оказался у ограды…
Бабулю древнюю нашёл,
И попросил – не приютит ли
Меня на пару-тройку дней…
Тут кот большой и явно прыткий
В меня упорно поглядел.
Приняли… Сел, расположился
И тут же бабушку спросил…
Но в дом большущий кот просился
И всё орал вне всяких сил.
«Так вот, милок, чего ты хочешь…
Я знаю этих пацанов…
Один полковник… Что ни спросишь,
Всё делает без лишних слов.
А вот второй братан – засранец…
Всё водку гложет, да шумит…
У парня пропил даже ранец…
На всех бессовестно глядит.
По мне бы… я бы… застрелила
Такого явно подлеца…
Жену подвёл… В дурдом ходила…
На бабе прямо нет лица…
Я им не родственна… но просто
Страдаю за людей больных…
Мне бабу жалко очень остро,
Прям сердцу больно за троих.
У них ещё старуха-мама…
Какой хороший человек!
Они с Вадимом – внуком, прямо
Из слёз не вынырнут во век.
Я им двоим сметану часто
От рынка прямо приношу…
Они живут как раз за пряслом…
В большущем доме, на ветру.
Я Марью-то Петровну знаю…
Мы с ней работали вдвоём…
А вот жену… припоминаю…
Она женилася на нём…
Она страдалица такая…
Хотела вылечить его…
Но, видно, не с того-то краю
За дело вз’ялась не своё…
Сходил бы сам… Чего я знаю?..
Что ветер бабам донесёт?..
Но его нет… Он где-то скраю,
Где пол-милиции живёт…
Он где-то там ещё подрался…
Ну, в общем, шёл бы сам туда…
Я Марью-то Петровну знаю…
Она не ходит никуда…»
Пошёл... Пришёл... И встал у двери...
И растерялся как-то вдруг...
Что я скажу? Кто мне поверит?
Я не знакомый и не друг...
Но дверь сама собой открылась
И мальчик высунулся в дверь...
«Вы к бабе Маше?.. Вы просились?..
Она здоровая теперь.
Она совсем уже не плачет
И даже вяжет по ночам,
А папа наш живёт на даче
И не мешает больше нам...
И мама тоже не горюет,
Она работает теперь...
Они там школьный зал малюют
За одну тысячу рублей.
Идите... там... ищите маму,
Но не ругайтесь на неё...
И не расстраивайте папу...
На даче у него житьё»...
Услышав детский голос в мыслях,
Узревши смысл его речей, —
Себя увидел в детских яслях,
Где строго берегут детей.
И растерялся... Что мне делать?
Я здесь способен навредить...
Здесь Возрожденье время мерит...
Не нужно раны бередить.
И не сказав мальчишке слова,
Я передал ему альбом...
И развернувшись тихо... снова
Подумал об отце больном.
Но вот уйти мне вдруг не дали...
Мальчишка подбежал ко мне:
«Мы сразу с Вами пойдём к маме...
Она всегда в своём уме...
Она переживала сильно,
Когда «посеяла» альбом...
Её лечили все насильно...
Теперь мы ей альбом найдём.
Пойдёмте, дядя! Я там знаю,
Куда нам нужно проходить...
Я сторожей не обожаю...
Не буду с ними говорить.
А мама будет очень рада...
Я точно знаю: вот те крест!
Я маму сильно уважаю...
А школа там, где старый лес».
И мы почти что побежали...
Я постоянно отставал...
Хотя имён мы не узнали,
Но парня я зауважал.
Из трёх разновеликих женщин
Я сразу выделил одну
С испуганным лицом умершим,
Готовым жариться в аду.
Но голос радостный мальчишки
Картину резко изменил...
И женщина в платке обвисшем
Вдруг улыбнулась... в меру сил.
Мальчишка тараторил быстро...
Я слов его не разбирал...
Но выдел мыслей возродивших
В душе её потенциал.
И женщина устало села
На край большущего стола...
И горе как бы отлетело
От помутневшего ума.
Она тихохонько рыдала,
Не понимая ничего...
Меня немножечко смущала
Улыбка мальчика... в лицо...
И женщины вокруг смеялись,
И даже трунили над ней...
Обидеть чем-то — не боялись,
Как будто стали все родней.
Похоже, это просветлило
Её туманные глаза
И что-то в душу возвратило,
Запрятав зло в глубины дна.
Меня никак не отпускали...
И мальчик вис на рукаве...
И женщины вокруг сияли...
Но я не понял мысли те.
Работу сразу прекратили
И потихоньку, чуть дыша,
По тропке тайной проводили,
Но вот куда – не понял я.
Мальчишка рядом грузом дерзким
Тянул меня за мамкой вслед...
И мы спешили в шаге резвом
К вокзалу... где был яркий свет.
Кого-то явно провожали...
И звук оркестра вдруг умолк...
И что-то где-то прокричали...
В вагоны погружался полк.
Мальчишка бросил мою руку
И побежал к большой толпе...
Полковник, взяв мобильник к уху,
Прижал племянника к себе.
Мальчишка тараторил часто...
А мама шла и шла к нему...
Полковник обнял её быстро,
И прыгнул в поезд на ходу.
Всё было срочно и нелепо...
Но женщина в улыбках вся
Сынишку обхватила крепко...
И вдруг заплакала... шутя...
Мы шли с вокзала улыбаясь
В проворных трелях пацана...
И мама вдруг приободрилась
И крепко, плотно, быстро шла.
Я не расспрашивал... Но видел,
Что смог немножечко помочь...
И сердце словом не обидел,
Прогнав с души смятенье прочь.
Прошло два года неприметных...
Мне позвонили в институт
И голосом людей заметных
Предупредили: все придут...
Прясло — крепостная стена, элемент сруба или башни, вертикальный фрагмент фасада храма в церковной архитектуре.
Антон Сибиряк
17 апреля 2015 г.
Свидетельство о публикации №119012706226